В.А.Чудинов

Мой взгляд на введение 10 лет спустя.  За эти 10 лет я продвинулся вглубь письменности настолько, что слова, сказанные насчёт руницы, мне теперь представляются как бы сказанными для детей, которые даже буквы не видят на различных предметах. Ибо потом я стал выделять полуявные буквы узоров и рисунков (собственно говоря, это я начал уже в данной книге, хотя и представил небольшим числом примеров), потом стал читать надписи мелкие, а затем и малоконтрастные. А надписи руницей мне теперь представляются и явными, и вполне очевидными.

Но то - мне. Что же касается археологов, для которых я старался в первую очередь, чтобы они поняли, мимо каких россыпей информации они прошли мимо, то они лицом к рунице так и не повернулись. Сначала я думал, что моя книга до археологов не дошла, но где-то лет пять назад убедился в обратном. Тогда мне было необходимо пройти обязательную для каждого пятилетия программу повышения преподавательской квалификации, и я хотел устроиться на стажировку в Институт археологии РАН, причем зав отделом славянской археологии Алексей Владимирович Чернецов, с которым меня соединила учёный секретарь Института Екатерина Георгиевна Дэвлет, вроде бы согласился, однако после консультации с директором Института категорически отказал. А в прошлом году на съёмках одного из телевизионных сюжетов я познакомился и с директором, Николаем Андреевичем Макаровым, доктором исторических наук, академиком РАН. Когда я представился, он сразу понял, кто я, насупился, и никакого разговора даже на посторонние темы с ним не получилось. Так ведут себя нашкодившие школьники.

Казалось бы, я-то никакой угрозы для учёных не представлял, ведь это я желал поучиться у них, а не им предлагал поучиться у меня, однако они меня почему-то испугались. Почему? - Да потому, что говорить о древней высокой культуре Руси не только не принято, но и смерти подобно. Европа в течение многих веков вела откровенную русофобскую кампанию против такого направления исследований, а возражать европейцам и отстаивать позиции России их никто не учил. Так что пока время русских древностей, как это ни кажется странным, пока не пришло. Хотя это звучит парадоксально, но пока российская наука не нуждается в изучении РУССКОГО прошлого. Если это прошлое саамское, адыгейское, тувинское, и прочая, прочая, прочая - это, пожалуйста, но стоит показать глубину и величие русского этноса, как тут же археологи тупят взор, прячут лица от прямого взгляда, и выдавливают какие-то невразумительные слова. Ибо древность - это Египет, Месопотамия, на худой конец Греция и Рим, но никак не Русь. - Да почему, у вас же в запасниках лежат тысячи артефактов с надписями. - «Нет на них никаких надписей!» - отвечают археологи. А когда я в музее показываю археологам эти надписи на камнях, они предпочитают ко мне не подходить, чтобы их не видеть. На всякий случай, чтобы не было прецедента. Похоже, что они воистину боятся увидеть надписи, чтобы не выйти за пределы той парадигмы, которую навязал им Запад. Словом, они на меня произвели впечатление людей, которых специально заставляют кривить душой и не видеть очевидного.

Но зато теперь я совершенно точно знаю, что весь этот спектакль с внезапной потерей зрения (который мне очень напоминает эпизод из книги «Старик Хоттабыч»: футбольный матч в связи с внезапным заболеванием всей команды корью, переносится на другую дату, а его результаты не засчитываются), регулярно разыгрываемый передо мной, делается не по глупости сотрудников и не по прямому приказу, а по жёстко охраняемой парадигме современной археологической науки. Если бы не это, то руница была бы дешифрована уже давным-давно, по крайней мере, лет 100-150 тому назад.

Также мне стало ясно, что сама по себе руница никакого вреда существующей научной парадигме общественного развития причинить не может, поскольку она широко применялась только в средние века как альтернатива христианской кириллице. Но на ней письма практически не писались (единственная известная мне Новгородская грамота № 444 оказалась любовной запиской), тем более не составлялись исторические документы. А в более раннее время с ее помощью были написаны отдельные редкие слова. Это, конечно, отодвигает рубеж возникновения письменности вглубь истории и делает русскую письменность наиболее ранней в истории человечества, что, разумеется, плохо для нынешних представлений о Западной Европе как прародине европейской цивилизации, однако в принципе никаких других изменений в сложившуюся картину мировой истории не вносит. Похоже, что просто перевод России в локомотивы мировой истории никак не вписывается в современную геополитику Запада.

Но дальнейшие мои открытия стали расшатывать уже сложившуюся картину истории античной и средневековой Европы, и тут на меня учёные внимание обратили. Но даже не как на возмутителя научного спокойствия, а как на лжеучёного. Какое право я имею читать то, что другие исследователи не только не читают, но и в силу отсутствия соответствующей подготовки даже не видят? Словом, сначала людей, тратящих свой досуг на научные исследования в области дешифровки неизвестных видов письменности сначала посадили «под колпак» (этим занималась программа по выявлению «лингвофриков»), затем внутри этого «колпака» я постепенно перемещался в первую десятку, пятерку, тройку, а затем и вышел на первое место по количеству работ и хорошие отклики на них читателей, а с 2008 года создали специальный ЖЖ «Чудинология», где начали поливать меня грязью практически ежедневно.

Поздно! Джин уже был выпущен из бутылки! Иначе говоря, усмирять меня какими-то псевдонаучными аргументами было бы уместно еще тогда, когда я делал только первый шаги в науке, а именно лет за 20 до моих первых дешифровок. ЖЖ выдавал какие-то сомнительные рекомендации, сомневался в моих научных должностях и званиях, словом, вёл себя по отношению ко мне не как к профессору, кем я тогда был, а как к некому самозванцу, который реально ни в чём не разбирается. Возможно,  команду ЖЖ именно так и проинструктировали. Однако для меня их мышиная возня представляла только цепь комических выкрутасов троллей, которые ничего не смыслят ни в эпиграфике, ни в лингвистике, ни даже в аудитории, которая читает мои статьи (сначала мои оппоненты общались с читателями на языке модного тогда молодёжного жаргона).

Однако постепенно они стали повышать научный уровень своих публикаций, правда, не до уровня доктора филологических наук, а до уровня простого лингвиста с высшим образованием. Но рос в научном плане и я, так что дотянуться до моих исследований им так и не удалось. Зато они озвучили то, что стеснялись говорить археологи, и я постепенно стал разбираться в том, что именно для них представляет наибольший интерес для критики, что они будут критиковать не особенно ретиво, а что их оставит равнодушными. Кроме того, я стал понимать круг интересов и почерк каждого из сотрудников ЖЖ, хотя они и не были сами исследователями, и понять им меня было невозможно. Они на меня производили впечатление зомбированных платных и бездушных исполнителей чужих приказов за деньги, причём небольшие. Но они старались испортить мой имидж, что не имело большого значения для меня, поскольку я по профессии не историк и не лингвист, и тем самым никак не завишу от научного сообщества историков или лингвистов. Свои философские исследования я публиковал не на моих сайтах, а потому они в своём большинстве не попали в поле зрения моих оппонентов, а те, которые попали, они, не будучи специалистами, раскритиковать не смогли. Словом, с их точки зрения они меня морально уничтожили, с моей точки зрения - напротив, они подняли мой рейтинг и каждой новой публикацией его поднимают.

Поэтому теперь, обращаясь к моей работе 10-летней давности, я бы сказал, что она прошла спокойно, без создания критикующих меня сайтов и без отрицательных рецензий в печати. Но зато теперь это произведение воспринимается как принадлежащее к другой эпохе, и как основа многих других моих публикаций.

Рис. 1. Надпись на донце горшка из Киева

Изображения и их рассмотрение. Процитирую рисунок 1 и текст, который я ему посвятил: «Привычные буквы соединились друг с другом, и в результате появилась масса возможностей для фантазирования. В самом деле, что здесь написано? ШУНУ? ТУНТУ? Помня, что буква И писалась тогда как Н, может быть, следует читать ПУИТУ? А, возможно, следует читать кверху ногами, и тут начертано ТИШ? А если первая буква - это лежачая А, то уж не АИШ ли? Мне, например, представляется, что тут написано ПУНТ, но это всего лишь один из возможных вариантов, на котором я не настаиваю. Но иллюстрирую я этим примером не конкретное чтение, а те затруднения, которые возникают при лигатурном написании. И если мы в наше нетерпеливое время только досадуем на то, что сразу надпись "не читается", то наш средневековый предок, напротив, предвкушал истинный "пир души", когда видел подобную надпись и полагал, что ближайший час-полтора у него будет занят интересным интеллектуальным досугом. Ведь любим же мы разгадывать кроссворды, вовсе не сетуя на потерянное время.

Понятно теперь, насколько сложен труд эпиграфиста, который из массы возможностей должен выбрать единственно верную. Я отношусь ко всем этим исследователям с величайшим уважением, даже если не всегда соглашаюсь с их вариантами чтения, поскольку понимаю, какой труд за этим стоял. И, вместе с тем, вынужден просить прощения за то, что своими результатами перечеркиваю многие достижения признанных ученых. Именно поэтому всю свою работу я пишу от первого лица, не употребляя принятого в науке местоимения "мы", поскольку за моим мнением не стоит авторитет какого-то коллектива. Не выражаю я и точку зрения государственной организации (напротив, все государственные организации, где мне приходилось выступать, постарались дистанцироваться от моих взглядов). Я, как литературный герой Шерлок Холмс, стараюсь вести частное расследование; его мнение часто не совпадало с официальными взглядами полиции, но помогало найти истинных виновников преступления. Я тешу себя надеждой, что и мое частное мнение окажется ближе к истине, чем толкование Б.А. Рыбакова, Т.Н. Никольской, Е.А. Рыбиной, А.А. Медынцевой, Е.А. Мельниковой, М.А. Тихановой и ряда других эпиграфистов-историков. И потому решаюсь публиковать эту книгу, рассчитанную на широкого читателя прежде, чем публикую соответствующую научную монографию, сделанную по полной форме.

 На чем основана моя уверенность в собственной правоте? Во-первых, на знании руницы, добытом долгим и упорным трудом, а также на своем опыте, отшлифованном чтением порядка двух тысяч документов. Во-вторых, на новом, еще не применявшемся прежде подходе. Поэтому в данной главе, прежде всего, я хочу описать свой метод (вовсе не дедуктивный метод Холмса, но тоже основанный на собирании и анализе на первый взгляд несущественных деталей), который уже отличается от того, что принято в славянской эпиграфике, хотя сначала никакого отличия не было вовсе. Просто каждый десяток прочитанных надписей не только прибавляет мастерства чтения, но и совершенствует методику, а это приводит к новым результатам. В-третьих, на анализе возражений, идущих от профессиональных эпиграфистов. Этой стороне дела я тоже уделяю достаточное внимание».

Действительно, в то время я только начинал свои расследования, сейчас они поставлены на поток, и для меня очарование новизны уже прошло. Сейчас я уже ставлю свой копирайт, выделяю фрагмент с надписью и транслитерирую ее современными буквами. В данном случае я прочитал слово ПУНТ, что означает ПОНТ (ЭВКСИНСКИЙ), то есть, ЧЁРНОЕ МОРЕ по-современному. Так что археолог В.А Богусевич, описывая раскопки на горе Киселевцы в Киеве, опубликовал изображение донца горшка XIII века с выдавленным на нем клеймом, не подозревая, что горшок был изготовлен на берегу Чёрного моря.

Рис. 2. Мое чтение надписи на сосуде с зерном

Опубликовав первую надпись, я написал далее: «На этом завершился мой первый этап исследований, связанный как с чтением явных надписей, так и с выяснением истории отношений двух ветвей эпиграфики - кирилловской, считающей себя "наукой", и руничной, идущей от любителей и объявленной "ненаучной фантазией". Отойдя от Г.С. Гриневича, я доверился уже не эпиграфистам, но одной из категорий профессионалов-историков, а именно археологам, и стал выискивать из монографий, в том числе и прошлого века, журнала "Советская археология" и "Кратких сообщений" Института археологии, а также из сборников "Археологические открытия" иллюстрации, где ученые сообщали о странных надписях, совершенно нечитаемых. Таких надписей, не очень интересных в целом, обнаружилось не более нескольких десятков. Мне наивно казалось, что если уж сами археологи указывают на существование каких-то некирилловских надписей на славянских изделиях, то эпиграфисты будут обязаны с этим считаться. Так что дело оставалось за малым: пролистать археологическую литературу и найти нужное число примеров. Тут я действовал в том же ключе, что и мой предшественник Г.С. Гриневич, только более настойчиво, и более аккуратно, не набрасываясь на надписи неславянского происхождения, что существенно расширило число именно славянских находок. Так было до чтения статьи М.К. Каргера, посвященной древнему Киеву; в статье о результатах находок на древнем пожарище имелась иллюстрация в виде сосуда с надписями, о которых археолог ни звуком не обмолвился, хотя все знаки были похожи на буквы кириллицы и прекрасно читались. Меня молчание археолога не столько озадачило, сколько немного обидело, поскольку надпись была видна, что называется, невооруженным взглядом. До сих пор я не думал, что и археологи могут в упор не видеть руницу на находках, обнаруженных и описанных ими же самими».