В.А.Чудинов

Соотношение понятий «диалект» и «язык». Однако автор ДНД рассматривает другую проблему: «Слово «диалект» в нормальном случае предполагает вопрос: какого языка? Коль скоро средство общения восточных славян XI-XIV вв. мы именуем древнерусским языком, древненовгородский диалект, разумеется, выступает как диалект древнерусского языка. Следует учитывать, однако, что такие явления, как ДРЕВНЕРУССКИЙ язык, древнечешский язык и т.д., отражают в первую очередь взгляд со стороны  современных языков (русского, чешского и т.д.). Самостоятельность современного русского языка несомненна, отсюда кажущаяся очевидность того, что древняя фаза развития того же объекта должна именоваться древнерусским я з ы к о м. Ситуация выглядит несколько иначе, если взглянуть на нее не из современности, а с позиций людей, например, IX-XI вв. Как уже многократно отмечалось исследователями, языковые различия между всеми славянскими племенами, скажем, в XI в. с чисто синхронической точки зрения никоим образом не выходят по своему масштабу за рамки междиалектных различий, существующих внутри любого современного языка. Взаимное понимание между всеми славянами в это время не составляло особых трудностей. С этой точки зрения мы вправе говорить еще и в XI веке о позднем праславянском языке и его диалектах» (ДНД:5). - Итак, А.А. Зализняк оправдывается в употреблении термина «русский», который с его точки зрения правильнее было бы назвать «диалектом праславянского языка». Здесь он соскальзывает с той почвы, на которой он твёрдо стоит - с языка берестяных грамот, на зыбкую почву сравнительного языкознания, не подкрепленную конкретными надписями. Ибо, действительно, существовало население ряда археологических культур, например, Черняховской, Трипольской и т.д., которое  говорило на своих диалектах - вовсе не ПРАСЛАВЯНСКИХ, а своих собственных.

И тут же возникает другой вопрос: а что такое этот ДРЕВНЕРУССКИЙ ЯЗЫК? И мы получаем такой странный ответ: «Идиом, который за неимением более общего термина мы будем обозначать как «стандартный древнерусский язык». Это некоторая образцовая форма древнерусского языка, применявшаяся (хотя бы в некоторых ситуациях) на всей территории древней Руси. Из общих соображений можно предполагать, что она была в большей или меньшей степени ориентирована на столичный, то есть, киевский говор (но конкретных данных в этом отношении, к сожалению, почти нет). Именно эта форма обычно описывается просто под именем древнерусского языка в исторических курсах» (ДНД:3). Вот те на: конкретных данных нет, а язык считается не только стандартным, но и образцовым. Как это понять, если образцы отсутствуют? В каких «исторических курсах» мы можем найти подобные образцы? Возьмём для примера один из них, сотрудника (бывшего) Института российской истории РАН, доктора исторических наук А.А. Бычкова, под названием «Киевская Русь» с подзаголовком: «Страна, которой не было», и прочитаем там такой абзац:  «На территории современной Украины в Х веке еще не звучала славянская речь. Не было больших городов. Не было своих летописцев. Для того, чтобы появились свои историки, необходимо иметь достаточно развитую городскую культуру» (Бычков:444). Вот вам и «исторические курсы» и «стандартный, образцовый язык», которого якобы вообще не было, даже нестандартного. «В Новгородской земле данная форма языка употреблялась главным образом при составлении официальных документов - политических (договоры и т.п.) и юридических» (ДНД:3) - Допустим. Но почему это не посчитать просто «деловым стилем» языка или вообще, «среднекиевским диалектом»? На каком основании среднекиевский диалект отождествляется с древнерусским языком? Тем более что ниже говорится: «Примерно до конца XIII века стандартный древнерусский язык в основном един для всей древней Руси. С XIV века на будущей великорусской территории функцию основных представителей данной системы начинают выполнять владимиро-суздальские и московские документы. Соответственно, с точки зрения Новгорода стандартный древнерусский язык начинает отождествляться в эту эпоху с его московской формой» (ДНД:3).

Еще один пример неологизма: выделение древнего «севернокривичского» диалекта (ДНД:37). Почему не «Псковского» по аналогии с Новгородским? Ведь если исходить из этнического названия, то новгородцы именовали себя «словенами», и тогда речь следовало бы вести о «среднесловенском» диалекте. Конечно же, название «Новгородский» точнее и удачнее. - Итак, мы видим, что предположения А.А. Зализняка не подкреплены никакими вескими доказательствами, а являются лишь выражением его личной точки зрения по ряду лингвистических проблем.

Графика и орфография. Понятно, что фонетические явления можно понять только после того, как выяснена графика и орфография какого-либо языка или диалекта. Рассмотрен ли этот материал в ДНД? - Нет. Вместо него имеется отсылка к другой работе того же автора (Зализняк 1983:89-219). Вероятно, это сделано сознательно, ибо очень краткий пересказ этого материала в ДНД приводит к большим сомнениям. Итак, посмотрим: «В берестяных грамотах и других древненовгородских источниках отразилась не одна, а несколько графических систем. Их можно разделить на два основных типа: 1) книжная система (представленная несколькими слабо различающимися между собой разновидностями); 2) некнижные, или бытовые системы; они имеют некоторые общие отличия от книжной системы, но в то же время довольно заметно  различаются между собой» (ДНД:19).

Что такое графическая система? Это - совокупность графем, где имеются основные графемы и их варианты. Например, в грамоте № 292 графема О выглядит как , но читается именно как О. Таким образом, графическая система средневекового Новгородского диалекта - это не только азбука, но и те варианты букв, которые встречаются в текстах Новгородских грамот. Однако А.А. Зализняк думает иначе: «Отличие некоторой конкретной графической системы S от стандартной системы (того же периода) состоит в ином способе употребления одной или нескольких букв» (ДНД:20). Простите, но способ употребления графем относится не к графике, а  к орфографии, о чем сам автор говорит чуть ниже: «Бытовой письменности не чужды также элементы собственно орфографической регламентации, то есть правил выбора какого-то одного написания из нескольких равно допустимых с точки зрения графики, хотя, конечно, таких элементов здесь меньше, чем в книжной письменности» (ДНД:30). Итак, А.А. Зализняк знает, что способ употребления графем, или их выбор и предпочтения писцов относится к орфографии, но, очевидно, сознательно запутывает читателя, говоря, что этот выбор относится не к орфографической, а к графической системе. Неужели академик не различает графику и орфографию?

Этот вопрос у меня не возник бы, однако он был навеян его критикой моего прочтения на этрусских зеркалах слова РИМ как слова МИР. Дело в том, что способ написания слов слева направо, или справа налево, или способом бустрофедон у этрусков относится как раз к орфографии, то есть к выбору писцом одного из нескольких равно допустимых начертаний. Однако А.А. Зализняк, который никогда не занимался анализом этрусской письменности, допустил эту оплошность из-за полного незнания традиций этрусской орфографии. Я уже тогда заподозрил, что академик РАН путается в проблемах различения графики и орфографии, и теперь в его монографии я нашел полное подтверждение этому крамольному предположению. Теперь становится понятным заголовок данного раздела в ДНД: «Графико-орфографические системы». Иными словами, различать их нет смысла, коль скоро автор ДНД такого различия не ощущает.

Более того, А.А. Зализняк показывает, что абсолютно все графемы «стандартной системы» существуют и в Новгородской: ЯТЬ, Юсы, От, Фита  и другие встречаются и в Новгородских грамотах. Иными словами, разницы в графических системах между «стандартом» и Новгородскими грамотами» нет. Разница заключается только в орфографии.

Об орфографических системах. Не только А.А. Зализняк, но и многие этрускологи Запада не подозревают, что помимо этрусской графики существовала и этрусская орфография. Причина этого заключается в том, что история графики как научная дисциплина существует (правда, монографии по ней называются «История письма»)., а  сводный курс по истории орфографии отсутствует. Кроме того, часто продукты орфографии принимаются за новые графемы, например, лигатуры. Так, например, может быть написано этрусское слово , которое представлено первой буквой А и лигатурой А и N, так что читать слово следует АNА, что означает ОНА. Так что лигатура просто похожа на один из вариантов написания буквы А, следовательно, ее относят к графике, тогда как право писать буквы слитно (в виде лигатур) или раздельно, является свободным выбором писца, то есть, реально, относится к орфографии. Поэтому А.А. Зализняк, полагая, что исследует графическую систему новгородского диалекта, на самом деле исследовал его орфографическую систему.

Фонематическая орфографическая система. Орфографическая система современного русского языка - фонематическая, то есть, изображает звук фонематического ряда в сильной позиции. Википедия поясняет:  «Термин «фонема» в близком современному смысле ввели работавшие в Казани польско-российские лингвисты Н. В. Крушевский и И. А. Бодуэн де Куртене (после ранней смерти Крушевского Бодуэн де Куртене указывал на его приоритет). Значительная часть лингвистов (например, представители Пражской лингвистической школы, Московской фонологической школы (МФШ), а также основоположники самого термина «фонема») считает, что безударный звук [ʌ], например, в первых слогах слов сорняк, домой является реализацией в речи фонемы <о>. Соответственно, в первых слогах слов сама, давать тот же самый звук [ʌ] является реализацией фонемы <а>. Согласно такому пониманию, фонема является обобщением, инвариантом ряда чередующихся звуков: с[а]м - с[ʌ]ма - с[ъ]мосвал - <а>, д[о]м - д[ʌ]мой - д[ъ]мовой - <о> - и не может быть определена иначе как через значимую единицу языка - морфему, составной частью которой фонема является. То есть, не понимая содержания речи, значения произносимых слов и частей слова, невозможно определить фонемный состав языка».

Понятно, что если орфография ориентирована на фонемы, то их выделять целесообразно. А если реализуется иной тип орфографии, например, фонетический как в белорусском языке? Словосочетание ГОРОД МОСКВА там будет выражено таким начертанием: ГОРАД МАСКВА. Вообще говоря, звучит это примерно также и по-русски, как ГОР[ът] М[ʌ]СКВА. Однако звуки О двух ступеней редукции, то есть, [ʌ] и [ъ] передаются буквой А. Следовательно, в этой орфографической системе (не совсем точно названной фонетической), буква А является графемой как для передачи этимологического звука А, так и для передачи редуцированного звука О.  Такая орфографическая система также имеет право на существование. Но для правильного написания слова ее будут интересовать не фонемы, а наличие любого типа редукции гласного звука О. Так что когда А.А. Зализняк пишет: «В стандартной раннедревнерусской системе переход от этих звук к фонемам таков» (ДНД:19), он невольно предполагает, что орфографическая система этого периода развития русского языка ориентировалась на фонематический принцип. Но принцип был другим. И он не выявлен.

В лингвистике известны такие принципы орфографии как семантический (например, в китайском языке) традиционный (например, в английском языке) и фонетический (например, в грузинском). Вообще говоря, в любой орфографии решается своеобразная проблема соотношения неопределенностей (как в физике): чем точнее передаётся звучание, тем меньше связи с историей и с диалектами, и наоборот. Так, традиционное написание может быть понятно любым диалектам и сохраняет исторический облик слова, но уже не соответствует современной фонетике, тогда как фонетический принцип, напротив, весьма точен в передаче звучания, но уже не вполне понятен другим диалектам. Фонематический принцип совмещает в себе до определённой степени и традиционность, и точность, но устраивает не всякий этнос и не на любой ступени развития. Однако можно перейти и к другому принципу, который А.А. Зализняк никак не назвал, где передаётся не фонема, а редуцированный звук, причем графемой, не похожей или похожей на графему звука фонемы в сильной позиции, например, редуцированный звук О как А (в белорусском языке), как Ъ (в болгарском) или как О  (в средненовгородском диалекте). В этом случае возникает избыточное число графем О по сравнению с современным русским языком, например, слово ПОКЛОН передаётся как ПОКОЛОНО. В качестве рабочего термина можно предложить такое название: «орфография с выделением редуцированных».

Рис. 1. Грамота № 590

Звучали ли слова в древненовгородском диалекте так, как были написаны? - Итак, А.А. Зализняк приводит примеры из средненовгородского диалекта: ПОКОЛОНО и КОНЕ (ДНД:21), которые, как он полагает, звучали не так, а ПОКЛОН и КОНЬ, и хотя «в этих условиях нет возможности надёжно отграничить случаи, где смешение Ъ, Ь с О, Е имеет фонетическую основу, от остальных», всё же «мы должны исходить из того, что такое смешение может быть чисто графическим» (ДНД:21). Таково мнение автора.

Но возможно ли проверить это предположение? Полагаю, что да. Для этого нужно воспользоваться системой письма не столько с другой графикой, сколько с другой орфографией. Но что это за система письма? Понятно, что не латиница. Во-первых, сами новгородцы так не писали, а, во-вторых, если они писали кириллицей ПОКОЛОНО и КОНЕ, то они написали бы и латиницей POKOLONO и KONE. А письменностью, которой они действительно владели помимо кириллицы, была руница. И если бы они произносили ПОКОЛОНО, они должны были бы написать , а если звучало ПОКЛОН - то . Соответственно,  КОНЕ и  КОНЬ.

Иными словами, с точки зрения методологии науки слова А.А. Зализняка об отсутствии возможности надёжно отграничить случаи, где смешение имеет этимологическую и орфографическую природу, то есть, неверифицируемо, мы предлагаем как раз способ проверки, то есть, верификацию. Но для академика РАН этот способ не годится - иначе ему придётся признать существование руницы.

Рис. 2. Грамота № 590 - моё чтение «тамги»

Конкретные чтения. Как мы видим, далеко не все проблемы были доказательно рассмотрены в книге А.А. Зализняка. Однако, возможно, конкретные чтения им выполнены безупречно? Попробуем прокомментировать чтения им некоторых грамот.