В.А.Чудинов

Агнец, телец и волк. «Но возвратимся к Лесному. Вот что приводит он из письма Миролюбова ему самому: «На полях некоторых дощек были изображены головы быка, на других солнца. На третьих разных животных. Может быть лисы или собаки. Или же овцы. По-моему это были символы месяцев года».

То, что показалось Миролюбову лисой или собакой, может быть воспринято и как изображение волка. Агнец, телец и волк... Агнец - общеизвестный символ Христа (до Р.Х. он был столь же общеизвестен как символ Ярилы-Даждьбога, «ярый агнец», откуда и латинское aries - овен). Небезынтересно, что символом евангелиста Луки, которого мы упоминали, является телец. «Понтийским волком» именовали богослова второго века Маркиона, который полагал Евангелие от Луки наилучшим.

Интересно выражение из письма: «изображены головы быка, на других солнца». Можно прочитать и как если бы речь идет о... голове солнца. То есть о солнце с человеческим лицом, которое было гербом гиперборейской столицы, да и Гипербореи в целом».

Очень интересно. Каков герб Гипербореи-Аркторуси - я до сих пор не знал.

Апракос, Кормчая книга, книга Велесова. «Еще Лесной цитирует из письма ему Миролюбова: «Я ждал более или менее точной хронологии. Описания точных событий, имен, совпадающего со смежной эпохой других народов. Описания династий князей и всякого такого исторического материала, которого в дощках не оказалось. Зато оказалось другое, чего я не предполагал. Описание событий, о которых мы ничего не знали, обращение к патриотизму руссов, потому что деды переживали такие же времена и так далее». А в другом письме на эту же тему Миролюбов говорит: «Дощечки представляют из себя хроники, записи родовых дел, перемежаемые молитвами Перуну, Велесу, Даждьбогу и т.д.».

Причем в этом письме от 26 сентября 1953 года Миролюбов считает должным прибавить: «Настоящее сообщение рассматриваю как показание, данное под присягой, и готов принести присягу по этому поводу дополнительно. Прошу это письмо напечатать в журнале Жар-птица». Столь неожиданным показалось построение текста дощечек Миролюбову, что даже присягу посчитал нужным принести, что это построение именно такое, дабы ему поверили. Лесной никаким образом это не комментирует.

Мы же отметим: не так уж эта композиция материала дощечек необычна. Она напоминает апракос - то есть Евангелие, но не простое, а специальное церковно-служебное: храмовое, по которому идут недельные службы, начиная с Пасхи.

Апракос, подчеркнем - исключительно православное явление. Ни католической, ни протестантский каноны не допускают подобной разбивки, перетасовки текстов Евангелий (представляющих священные хроники) соответственно праздникам годового круга, перемежения соответствующими праздничными молитвами. Лишь христианский православный канон естественно перенял особенности строения древлеправославного священного текста славяно-скифов, примером которого является Велесова книга».

Подход к христианским богослужебным книгам с позиций русского ведизма я встречаю впервые.

«И еще в одной знаменитой православной старообрядческой книге чувствуется влияние книги Велесовой: сочетание во единый сплав домостроительств церковного и мирского - богодержавность. Это Софийная Новгородская Кормчая книга 1282 года. Она свела воедино болгарскую и сербскую Кормчии, то есть объединила православную мудрость этих же прикарпатских земель и земель, в которых были собраны песни книги Веды Словена болгар-помаков.

Софийная Новгородская Кормчая содержит: Апостольские правила, правила первых четырех Вселенских соборов, 68 правил Василия Великого, а также пространное (а не краткое) изложение Русской Правды, уставов князей Владимира Мономаха и Ярослава Мудрого.

Вот эта старообрядческая Кормчая вызывала особенную неприязнь расколоначальника патриарха Никона. Именно с нее начал он свою печально знаменитую «книжную справу», не дожидаясь даже собора 1666 года, где восторжествовала его идея обновленческой «сверки по кривой мерке» (хоть и осужден был, между прочим, сам Никон). А именно, горе-патриарх этот еще в 1653 году так «отредактировал» Кормчую, что выбросил из нее русские статьи, правила снабдил «толкованиями», написал предисловие, подразумевающее, будто до Владимира Святого христианства на Руси не было, а также побеспокоился дополнить получившуюся в итоге ущербную композицию... законами Моисея! Конечно же, после всего этого структура модернизированной Кормчей никоим образом не напоминала таковую Велесовой книги».

Это - весьма интересно.

Лука неотредактированный. Здесь - третья статья Дмитрия Логинова. Называется она ОСТРОМИРОВО ЕВАНГЕЛИЕ или ЛУКА НЕ «ОТРЕДАКТИРОВАННЫЙ» (статья), 05.05.2013, адрес http://svainstitute.ru/stati/luka-ne-otredaktirovannyj.html.

«Первые четыре стиха Евангелия от Луки - предисловие. Обыкновенно предисловия не читают или пробегают поверхностно: скорей к делу! то есть к непосредственной ткани повествования. Но в случае святого евангелиста дело - КАЖДОЕ начертанное им слово. Боговдохновенным пером ничего не будет написано просто ради литературной формы. Четыре первых стиха Евангелия от Луки содержат концентрированный объем разноплановой информации. Взглянем на них внимательно:

Синодальный перевод: 1 Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, 2 как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, 3 то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, 4 чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен. 

Перевод Сергея Аверинцева: 1 Поскольку многие уже брались составлять повествования о событиях, совершившихся среди нас и 2 переданных нам теми, кто с самого начала были очевидцами и служителями Слова, - 3 счел за благо и я, тщательно исследовав все с самого начала, связно изложить это для тебя, достойнейший Феофил, 4 чтобы ты мог усмотреть, насколько достоверно учение, которое тебе преподали.

Кстати, почему стоит иногда заглядывать и в Аверинцева? Ответ в его собственном Послесловии к своим переводам (Евангелия, Псалтирь, Иов):

«Не говоря даже о целом каноне Нового Завета, в пределах одного-единственного Евангелия от Луки, мало того, первой же его страницы, мы находим резкий контраст между прологом... и повествованием, начинающимся с пятого стиха. Первая фраза - плавно разворачивающийся период во вкусе хорошей греческой риторики; явление литературной нормы; вторая фраза, напротив, предлагает семиотически артикулированную интонацию... Когда евангелисту не нужен ветхозаветный стиль, он обходится без него прекрасно; когда нужен - вводит»... Синодальный же перевод, говорит Аверинцев далее, тяготеет к ветхозаветному стилю, где надо и где не надо. «Если бы перевод этот не содержал, по моему мнению, ряда существенных невнятиц, ряда непоследовательных актов выбора, - чего стоит, на фоне ряда буквализмов, неточное «предмет пререканий» (Лк 2:34), где речь идет о знаке и знамении! - едва ли я вообще сел бы за новый перевод».

Проще говоря, Синодальный перевод - не без извращений оригинала, навеянных духом никонианской реформы (которая больше напоминает ересь). Аверинцев - осознанно или нет - пытается исправить эту злополучную «справу», продолженную Синодом по эстафете от времен печально известного Собора 1666 года. То есть это вроде как здравое движение в направлении возврата к неповрежденному священному тексту. Однако и перевод Аверинцева «осуществлен по стандартному критическому изданию Нестле-Аланда». А это все-таки тоже некая справа, только современная западная, на основе греческих же переложений, несколько улучшенных благодаря раскопанным недавно раннехристианским кодексам.

Но вопрос: а все ли из открытий о раннем христианстве выгодно неправославному Западу доводить до всеобщего сведения? Не пошатнутся ли в случае последовательно и во всем возвращения к настоящим подлинникам позиции католичества и протестантизма? Аверинцев и сам иронизирует по поводу «так называемого Общепринятого Текста (Textus Receptus)».

Точный перевод латинского слова Receptus: Означенный. Причем, как правило, в значении Предписанный... То есть - улучшения некоторые заметны, но все же опять прописывают нам некий иностранный рецепт... Так что наиболее надежным источником (из общедоступных) по-прежнему остается Остромирово Евангелие. Писаное диаконом Григорием для новгородского посадника Остромира в 1057 году. То есть за шесть веков до реформы горе-патриарха Никона и за четыре с половиной века до «ереси жидовствующих», осужденной новгородским собором 1490 года.

Этот извод был окончен через три года после того, как официально отщепились католики (1054). То есть из Остромирова Евангелия можно хорошо видеть, от чего именно католики отщепились. Причем на книге начертано: «Евангелие Софийское апракос», а значит, по нему шли недельные службы в знаменитом Новгородском Софийском соборе (который был младший брат и соперник Софии Царьградской). Признано: оригинал, с которого списывал диакон Геннадий, был «древне-южно-славянский», то есть, короче говоря, скифский. (Нюансы - в труде Александра Христофоровича Востокова «Грамматика церковно-словенского языка, изложенная по древнейшим онаго письменнымъ памятникам», который был написан ровно через восемь веков после рождения книги.)

Расхождения сего словенского извода с известными греческими «оригиналами», как их не подгоняй, получаются слишком уж велики... То есть Остромирово Евангелие может представлять - по крайней мере, частично - ПРЯМУЮ передачу учения Святых Палестинских Скифов без эллинского или, тем более, позднейшего иудейского посредничества.

Лист 217-й Остромирова Евангелия: «Яко сътвори мне величие сильныи, и с[вя]то имя Его. Пребысть же Мария съ нею яко три месяця и възвратися въ домъ свои». То есть до никонианской реформы Песнь Богородицы «Величит душа моя Господа» 8 сентября и «и в прочяя праздникы ея» (лист 216) звучала вот как (если переложить на современный русский): «И сказала Мария: величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел Он на смирение Рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды, что сотворил Мне величие Сильный, и свято имя Его. Пребыла же Мария с нею около трех месяцев, и возвратилась в дом свой».

Сравним Песнь Богородицы в современном изводе Евангелия (Лк 1:46-56):

«И сказала Мария: величит душа Моя Господа,

и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем,

что призрел Он на смирение Рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды;

что сотворил Мне величие Сильный, и свято имя Его;

и милость Его в роды родов к боящимся Его;

явил силу мышцы Своей; рассеял надменных помышлениями сердца их;

низложил сильных с престолов, и вознес смиренных;

алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем;

воспринял Израиля, отрока Своего, воспомянув милость,

как говорил отцам нашим, к Аврааму и семени его до века.

Пребыла же Мария с нею около трех месяцев, и возвратилась в дом свой».

То есть, в древнем изводе - в Остромировом Евангелии - отсутствуют стихи, нумеруемые ныне 50, 51, 52, 53, 54, 55. Специалисты по древним рукописям любят задавать вопрос: почему? Только вот как-то риторически они его задают. Без попыток ответить. Тайна, мол, сия - велика есть...»

Здесь мы видим Дмитрия Логинова в ином амплуа - в качестве текстоведа. И он показывает нам разные варианты написания и осмысления священного текста.

«Однажды, впрочем, довелось встретить вместо этого глубокомысленного молчания мелкомысленное предположение: новгородские певчие, де, считали сей фрагмент столь простым, что нечего было тратиться его записывать - и так помнили.

Попробуйте такое запомнить: «и милость Его в роды родов к боящимся Его; явил силу мышцы Своей; рассеял надменных помышлениями сердца их; низложил сильных с престолов, и вознес смиренных; алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем; воспринял Израиля, отрока Своего, воспомянув милость, как говорил отцам нашим, к Аврааму и семени его до века». Трудновато запоминается, не правда ли? - ибо перед нами тут точно не, говоря словами Аверинцева, «плавно разворачивающийся период во вкусе хорошей риторики»...

Если принять версию легкого запоминания, пришлось бы предположить: почему-то ВСЕМ певчим Руси сей сложносочиненный период сам собой ложился на память. Потому как вообще НИ В ОДНОМ из русских дониконианских апракосов этого текста нет! Не только лишь в Остромировом Евангелии...».

Вывод напрашивается один: перед нами - позднейшее добавление при редактировании Апракоса.

«Так почему же, все-таки, нет? Попробуем ответить разумно. Тем более что ларчик открывается, вероятно, в данном случае совсем просто: нет, потому что пассажа этого насчет Израиля, Авраама, боящихся и т.д. И НЕ БЫЛО в оригинале оригиналов, то есть в писании, выполненном рукой самого Луки.

Этого и подобных мест не было в изначальном тексте Евангелия от Луки, если верить, например, Маркиону. А доверять этому раннехристианскому подвижнику стоило бы несколько больше, чем ныне принято, хотя бы потому, что был он, практически, современник святого евангелиста.

Маркион бы посмел произвольно вычеркивать из Луки? У большинства здравомыслящих историков такая версия вызывает сомнение. Предпочитают осторожно говорить о каком-то кратком варианте Евангелия, которым располагал «Волк Понта»...

На деле мы тут можем видеть пример, конечно же, не вымарывания части оригинального текста. Напротив, Остромирово Евангелие показывает писание самого Луки, не поврежденное вставкой. Следуя в этом точно тому Евангелию, которое вошло в канон книг нового завета, предложенный последователями богословской школы Маркиона в 144 году от Р.Х. (Знаковый, между прочим, с точки зрения славяно-скифской нумерологии год. 12×12 это Колыван, царь-год... Но это тема отдельная.)

Заметим, без вставки фраза перетекает во фразу легко, естественно - данное место из Евангелия от Луки воспринимается как, именно, ПЕСНЬ Богородицы. Никаких смысловых разрывов от «И сказала Мария...» до «...и возвратилась в дом свой».

А вот со вставкой, которая, не пойми к чему, пересказывает кратко историю евреев, да еще и «предсказывает» их рассеяние, теряется нить повествования. Можно и позабыть, с кем «с нею» «пребыла Мария три месяца и возвратилась в дом свой». Хоть бы уж удлинивший так излагаемое Лукой не поленился и заменить, соответственно, «с нею» словами «с Елисаветой»...».

Итак, перед нами - вестернизация не абы какого текста, а именно божественного, священного. Каким же необходимо быть богохульником, чтобы вносить  в него какие-либо исправления!

«Еще Джекоб Коннер в книге «Христос не был евреем» (1936) указывал на наличие в современных Евангелиях позднейших евионитских вставок. Конечно, последователи ереси Евиона и Керинфа (она явилась на Руси как «ересь жидовствующих», говоря языком новгородского собора 1490 года) не могли не сделать «врезку» (по терминологии американского исследователя) именно после слов «будут ублажать Меня все роды», потому что слова эти ясно показывают истинность идеи, выраженной в самом названии книги Коннера. Евионитам тут надо было как-то замутить воду. Только вот в данном случае они, пожалуй, перестарались. Речь, получившая странноватое «дополнение», ощущается как исходящая из уст мужчины-раввина, а не Девы-Вседержительницы...

Лидерам общин еврейского рассеяния была прямая, очевидная и очень существенная выгода инспирировать подобного рода вставки. Ведь раннее христианство было, между прочим, антииудаизмом. Этот исторический факт маскируется ныне оксюмороном «иудеохристианство», навязчиво тиражируемым СМИ полтора-два последних столетия. Некритичное употребление термина «иудеохристианство» свидетельствует о богословской безграмотности, как справедливо замечает, к примеру, Кэролл Р. Бирбауэр, доктор богословия, в статье «Парадокс богов» (2005) [2].

Итак, ортодоксальное христианское учение непременно включает антииудаизм (как доказал еще Маркион в начале второго века специальным трактатом «Антитезы», указывающим 36 непримиримых противоречий Нового и Ветхого заветов) и этот антииудаизм стал, уже в начале средних веков, поддерживаться монархами стран, в которых пребывали общины рассеяния иудейского. Раввины оказались поставлены перед выбором: либо отказаться от иудаизма - а значит, и от абсолютной власти внутри еврейских общин, - либо...

Либо попытаться «приручить» христианство, используя факт издевательской надписи, которую сделал Пилат над распятым Христом: «царь иудейский» (Ин 19:19). Раввины, подведшие Христа под распятие заведомой клеветой, будто «сын» Иосифа претендует на царство, были очень и очень против (Ин 19:21) такой надписи над «га-ноцри», то есть инородцем, «гоем». Однако раввины средневековья развернулись в этом вопросе, что называется, на 180 градусов и не уставали повторять западным королям: «ваш Бог - наш родственник»...».

Эта мысль проходит красной нитью через многие статьи Дмитрия Логинова.