В.А.Чудинов

Древность памятника по введению и первой главе. Во введении автором монографии ставится задача «приблизиться к пониманию далекого искусства и культуры древних народов, населяющих Северное Причерноморье»[1, с. 5], при этом мысли о славянской или протославянской принадлежности комплекса хотя бы в какой-то период времени не высказывается. Перечисляется лишь принадлежность археологическим культурам различных периодов существования памятника: в палеолите (со ссылкой на мнение М.Д. Гвоздовер) отмечается близость к имеретинской культуре, в мезолите (со ссылкой на Д.Я. Телегина) — к крымско-белолесской и Осокоровско-Рогаликской, в неолите (со ссылкой на В.Н. Даниленко) — к буго-днестровской, линейно-ленчатой керамики и сурско-днепровской, в позднем неолите — к днепро-донецкой; в медь-бронзу (со ссылкой на Н.А. Чмыхова и И.Т. Черняхова) — к среднестоговской с памятниками нижнемихайловского и новоданиловского типа, существовавшими во времена трипольской и майкопской культур, а также с памятниками ямной культуры, в более поздний период — с катакомбной и срубной культурами. Отмечается также, что книга явилась результатом более чем тридцатилетнего труда [1, с. 10].

В первой главе рассматривается природная среда и развитие хозяйственных форм в Северном Приазовье. Отмечается равнинность данной территории, ее травянистость и наличие лесной и луговой растительности в доминдельское и миндельское время, что позволяло прокормить слонов и носорогов южного типа. В Северном Приазовье в слоях данного периода были найдены череп носорога, остатки южного слона, гигантского оленя, зубра, коня, собаки, зайца, гиены, бобра, слепыша, хомяка, полевки, тушканчика, серой куропатки, дятла, щуки и др. [1, с. 12]. В связи с зарождением и распространением ледника климат Приазовья постепенно стал влажным и холодным, что обусловило появление здесь мамонта и сибирского носорога. В последовавшее затем рисс-вюрмское межледниковье в Приазовье появляется человек, изготавливавший ашельские орудия. Во время похолоданий растительность приобретала степной облик, а с потеплением появлялись леса байрачного и пойменного типов. В эпоху палеолита здесь водились мамонты, бизоны, гигантские олени, лошади, ослы, волки. В 15-12 тысячелетии до н.э. на дне впадины (где ныне существует Азовское море) имелось русло палео-Дона с порогами (в нынешней северной части Керченского пролива), что обусловило наличие рыболовства. После таяния ледника заполнилась впадина Азовского моря, поднялся уровень Черного моря (озера), отодвигается к северу ледник, в Приазовье распространяется степная растительность. Поэтому в неолите решающую роль в Приазовье играло скотоводство. К началу железного века климат стал прохладным и влажным. Основными видами злаков были пшеница (мягкая), ячмень и просо. Данный очерк на наш взгляд является весьма полезным, сжатым и очень емким. Как и введение, он представляет собой обзор имеющейся литературы с редкими комментариями автора монографии.

Историография памятника по второй главе. Она посвящена историографии Бог-горы. Отмечается, что на карте 1793 года памятник назывался Камень-Ююнь Таш, что член-корреспондент Э.Р. Тенишев из Института языкознания РАН перевел как ГОРА, СБОРНЫЙ КАМЕНЬ. Очевидно, это и дало возможность автору говорить о названии Каменной могилы «Камень-гора». Из этого, однако, следует, что в период господства в Крыму и Приазовье крымских татар многие географические названия, даже заимствованные от славян, были тюркскими. Затем приводится высказывание П.И. Кёппена 1837 года, где, между прочим, говорится о том, что один из его проводников в детстве был пастухом, ходил на памятник и «видел на стенах надписи, из коих одна была длиною в аршин или более, составляя одну строчку, в других местах были означены отдельные слова» [4, с. 21]. Для наших целей это свидетельство крайне важно, ибо простой пастух понимал строки Бог-горы как надписи, тогда как Б.Д. Михайлов, приводя сотни изображений, подозревает наличие отдельных буквенных знаков, но нигде не пишет о целых строках надписей. Кстати, это место он в своей монографии никак не комментирует.

Нружное исследование комплекса. Затем Михайлов цитирует первого исследователя Бог-горы Н.И. Веселовского, который обследовал, видимо, ту самую пещеру, о которой упоминал Кёппен (ибо только она и была доступна), и о той же самой надписи составил такое мнение: «в одном месте высечены... сперва рамочка, вверху 4 неглубоких ямки, на таком расстоянии, что можно вводить 4 пальца, далее нечто вроде стрелы и ветки, внизу круг с перекрещивающимися линиями» [1, с. 22]. Петербургский профессор Веселовский уже видит в данном глифе не надпись, а стрелу и ветки. Забегая вперед, приведу описание той же надписи самим Михайловым: «Петроглифы выполнены в линейно-геометрическом стиле острым и широким орудием, расположены на небольшом карнизе-площадке, как на вертикальной, так и на нижней стороне. В результате обрыва козырька от основной плиты-монолита, карниз (1,2 х 1,4 м) вместе с рисунками оказался обнаженным. Петроглифы представлены в следующем порядке: на правой вертикальной стороне расположены рисунки в виде широких бороздок... Ниже, слева нанесены три бороздки, перечеркнутые горизонтальной линией, и ежикоподобное изображение с косым решетчатым квадратом по всему туловищу, а также и П-образный знак. На нижней поверхности имеется рыбообразное изображение с глазом и несколькими линейно-геометрическими рисунками» [1, с. 33-35]. Так что Б.Д. Михайлов усматривает тут уже и не стрелоподобные знаки, а рисунки в виде широких бороздок. Немудрено, что он не узнал в этих рисунках ни “ветки” Веселовского, ни “надписи” Кёппена. Ради справедливости я привожу изображение источника этого разночтения на рис.1-1 и 1-2[1, с. 24]. Правее, на рис. 1-3 я привожу мое чтение этой надписи: ВЪ ПЕЩЕРУ ПАМАТЪНЪКОВЪ МАТУШЬКИ-МАКОШИ ВОЙДИ! А ежикоподобное изображение читается как ПЕЧАТЬ БОГА. Следовательно, перед нами не просто надпись, но приглашение к вхождению в пещеру славянской богини Макоши. А сам грот называется ПЕЩЕРОЙ ПАМЯТНИКОВ.

Рис. 1. Надпись № 1, упомянутая Кёппеном, Веселовским и Михайловым

Хочу отметить, что данное название с точки зрения автора надписи не простое, но весьма важное, поскольку удостоверяется наличием печати. Но ПЕЩЕРА ПАМЯТНИКОВ – это МУЗЕЙ. Так что наши пращуры приглашают заглянуть нас в один из древнейших музеев Земли – музей самой древней богини Макоши.

О популяризации комплекса. Конечно, странно, что данный исследователь, находясь на месте, не отождествляет описания предшественников с той картиной, которая находится у него перед глазами. — Однако перейдем к следующим сюжетам. Михайлов упоминает, что Веселовский открыл еще две пещеры, одна из которых представляла собой узкий коридор с потолком без рисунков, а другая имела изображения козлов и лошадей. Эту вторую то ли Рудинский, то ли Михайлов отождествили с гротом № 9, тогда как о первой более не говорится. На мой взгляд, это тоже досадная оплошность. Сообщается лишь о том, что Веселовский открыл северную и северо-западную группу пещер, однако, поскольку во всей монографии нет полного плана памятника, читатель сам подобную привязку к конкретным залам сделать не может. «Однако в России никто не обратил внимания на уникальные рисунки Каменной Могилы, находящиеся в степной зоне Причерноморья, которые могли бы стать в один ряд с выдающимися образцами первобытного искусства Западной Европы. Причиной столь грустного явления, вероятно, послужило то, что в этот период русское общество увлекалось античными древностями из дорогостоящих материалов: золота, серебра, мрамора и т.д. Повсюду в древних городах-полисах Северного Причерноморья проводились археологические раскопки на низком научном и методическом уровнях, подчас влекущие за собой полное уничтожение уникальных памятников» [1, с. 22-23]. Печаль Михайлова можно и понять, и разделить; он прав в том, что данный памятник заслуживает лучшей участи, и что русское общество уделило ему мало внимания. Однако трудно согласиться с тем, что вина лежала только на обществе, тогда как археологи сделали все возможное. Тот же Н.И. Веселовский ограничился всего одной публикацией [5], да еще от него остался архивный материал [6]. Для научной общественности такого скудного и сугубо специального отчета явно мало, сделать вывод о мировой значимости вновь открытого комплекса из короткого обзора очень трудно. Между тем, если сравнить это открытие Веселовского, например, с открытием пещеры Альтамира ее первооткрывателем, доном Марселино де Саутуола, то выводы будут далеко не в пользу отечественного исследователя. Так, дон Марселино опубликовал не статью, а монографию [7], хотя и назвал ее “Краткими замечаниями...”. Другой исследователь читал лекции о данной местности и издал их в другом городе два года спустя [8], третий тут же поместил опровержение в виде статьи, придав открытию скандальных характер [9], так что вспыхнула полемика. Общественность просто не могла не обратить внимания на Альтамиру. Что же касается популяризации Каменной Могилы, то ни Веселовский, ни его последователи этим долго не занимались. Весьма сдержан Михайлов и на характеристику самого Веселовского, нигде не указывая, кто это такой и сообщив лишь, что он раскапывал курган вблизи села Шульговка Мелитопольского уезда, когда из печати узнал, что в пещерах Каменной Могилы было найдено 5 серебряных монет московской чеканки. Получается, что данного археолога то ли привлекло сообщение о находке клада, то ли взволновало последовавшее вскоре после него сообщение о взрыве этих пещер крестьянами, которые надеялись так найти другие клады и при этом едва ли не взорвались сами. Поэтому нельзя сказать, что сам Б.Д. Михайлов привлекает читателя к личности своего предшественника. Правда, на той же с. 21 опубликована фотография мемориальной доски Н.И. Веселовского, однако понять содержание надписи на ней совершенно невозможно — видна какая-то черная трапеция. В этом смысле много информативнее замечание О.Н. Бадера в гораздо более скромной статье, где сообщается, что профессор императорского Санкт-Петербургского университета господин Н.И. Веселовский ездил на Каменную Могилу для проверки слухов, и из рассказа местного священника понял, что в ее пещерах находятся не фрески, а высеченные изображения птицы и зверей [10, с. 126]. Заметим, что Н.И. Веселовский не придал значения данному памятнику не из-за отсутствия на нем клада, а из-за отсутствия фресок. При чем же здесь русское общество? Пещерный памятник петербургскому профессору представился не очень интересным, копать его в 1889 году он не смог, поскольку тот был занесен песком; и хотя через год были раскопаны три пещеры, но изображения животных найдены только в одной. Возможно, находки по их значимости не окупили затраченного труда, и больше чем на статью в журнале и не претендовали.

Кстати сказать, сейчас, век спустя, книга самого Михайлова вышла на газетной бумаге, в бумажном же переплете, с очень плохим качеством фотографий, на которых почти ничто не различимо. Вряд ли такая публикация наскальных рисунков и надписей будет вызывать у читателей ассоциацию с мировой значимостью комплекса. Не очень-то способствует тому же и название, выбранное автором, «Каменная Могила». Из всех топонимов данного памятника выбран самый неудачный. Если еще добавить, что сами археологи некоторую часть петроглифов, хотя и небольшую, разрушили — где из-за неумелого снятия гипсовых отпечатков, где из-за прочерчивания выгравированных рисунков углем, что привело к выкрашиванию в этих местах материала песчаника, и если в качестве предохранения от разрушения памятника его было решено вновь засыпать песком и откапывать пещеры только для именитых гостей, да и то настолько, чтобы в пещеру можно было только вползти и затем разглядывать изображения на потолке, лежа на спине и освещая их карманным фонариком, — то будет ясно, что «причиной столь грустного явления» послужило не только увлечение русского общества античными древностями из дорогостоящих материалов. Привлечение интереса к объекту — это тоже искусство, данное не всем.