В.А.Чудинов

Отзыв

на диссертацию Ирины Сергеевны Ивановой

«Феномен времени в лирике серебряного века», представленную на соискание ученой степени кандидата философских наук

Автор данного исследования отмечает, что до него почти никто не пытался выявить способ отражения времени в лирической поэзии, с. 4. Это положение представляется дискуссионным и зависит от того, какой смысл вкладывать в понятие времени. Не совсем понятным оказывается и выражение «богатый оазис жизни духа», с. 5, применительно к серебряному веку, ибо цель работы состоит в философском анализе поэтического материала, а не в восторге перед проявлениями жизни в поэзии, ибо такое богатство можно наблюдать уже, начиная с Гомера и Гесиода. Вызывает удивление и выражение «уникальнейший представитель», с. 6, ибо понятие «репрезентативный представитель» означает того, кто очень хорошо передает эпоху, а «уникальный» - того, кто передает ее плохо; «уникальнейший» не передает ее совсем, будучи совершенно самобытным и тем самым не зависимым от эпохи. С другой стороны, актуальность темы исследования этими яркими замечаниями не обосновывается, она подменяется указанием на особенность работы и на ее новизну. Ссылка в самом конце раздела на «новую общественную систему ценностей», требующую нового изложения материала, могла бы служить обоснованием актуальности темы, если бы читатель мог понять, о какой новой системе ценностей идет речь. Означает ли эта система новый подход в литературоведении, поэтике или в философии, или в политэкономии? Чем вызван этот новый подход? И чем плох подход старый? Только тем, что он утвердился до вхождения в науку данного соискателя?

Вызывает вопросы и раздел о степени разработанности проблемы. Почему-то анализ категории времени начинается с высказывания медика; при этом сам характер высказывания является частнонаучным, затрагивая формы проявления времени, а не его сущность. И далее идут ссылки на такие же частнонаучные концепции времени; нет ссылок ни на одну философскую работу. Из этой «фигуры умолчания» получается, что философы к разработке категории времени не имели никакого отношения! Среди калейдоскопа разных проявлений времени выделяется категория «художественного времени», которая, однако, тоже дается только в одной его разновидности: как время, переживаемое в литературной действительности, с. 9. К сожалению, субъект этого переживания не указан, так что у читателя остается неопределенность: можно ли считать одним и тем же художественным временем продукт переживания литературного критика, автора литературного произведения и художественного персонажа, или же это три разных художественных времени. Однако, если не определено объективное время, осмыслением которого уже несколько тысяч лет занимается философская онтология, то неясно и его субъективное переживание, которое зависит еще и от эпохи, и от социума, и от эстетических идеалов, и от художника. А на с. 10 затрагиваются еще и такие формы бытия времени как биологическое и историческое, которые тоже не определяются. Вообще, от данного раздела веет неким сборником высказываний различных литературоведов по вопросам художественного времени, но не анализом степени разработанности проблемы. Кто из философов и литературоведов внес весомый вклад в ее разработку, а кто лишь чуть-чуть расставил акценты? Кроме того, поскольку не были представлены свойства времени, читатель не совсем понимает и логику рассмотрения отражения этих свойств в лирике. На мой взгляд, в данном разделе смешиваются две цели: анализ степени разработанности проблемы, и демонстрация разных свойств времени; для последнего должен быть выделен специальный раздел внутри диссертации, а не в ее введении.

Основной раздел диссертации начинается для читателя совершенно неожиданно, не будучи никак не выделен структурно. Проблема обратимости или цикличности времени не обоснована философски, и потому литературоведческий материал выступает без соответствующей подготовки и обоснования. Неясны многие выражения диссертанта. Например: «не менее остро стояла перед поэтами серебряного века тем возврата времени», с. 15. «Остро» обычно стоит проблема. Но проблема чего? Почему поэты серебряного века поднимали эту тему? Кто из советских литературоведов и как нивелировал или искажал истинную картину мировидения поэтов? - а такой упрек диссертант мимоходом бросает до сих пор уважаемым исследователям (с. 16). Что такое неохристианство, и каково отношение к нему поэтов серебряного века? Очень странно звучит сочетание слов «критика существующего пространства и времени», приводимое на с. 17. Как можно критиковать объективные характеристики бытия? Не менее странным звучат и слова «материал о времени является плодом размышлений людей 20 века» - слово «материал» вряд ли подходит для итога философских исканий.

Очень странной особенностью данного исследования является отстраненность диссертанта от анализируемых им проблем. Так, отмечается, что концепции времени поэтов серебряного века возникли из трудов Бердяева, Соловьева, Флоренского Булгакова, с. 17. Но ни одной особенности этих концепций диссертант не приводит; к тому же философы даны в этом списке не в их исторической последовательности. Да и ссылка на Бахтина дана не путем прямого цитирования, а лишь через мнение А. Калеши. У читателя невольно закрадывается подозрение о незнакомстве диссертанта с первоисточниками. Получается, что диссертант может оперировать только мнением литературоведов, чего явно недостаточно для соискания ученой степени кандидата философских наук.

На с. 20 читатель встречает выражение «языческое время», никак не поясняемое диссертантом. Как это понимать? Разве категория времени изменяется по конфессиям? Разве сейчас у нас течет христианское время, а в Аравии - мусульманское? Отношение диссертанта к другим исследователям удивительно: они цитируются к месту и не к месту как оракулы, а не как такие же исследователи, которым позволено и ошибаться. Нигилизм Лихачева к дохристианской Руси известен, но возводить вслед за ним его неприязнь язычества до категории «языческого времени» кажется неуместным.

Столь же неясным для читателя оказывается и выражение «время несет морально-нравственную, идеологическую функцию», с. 21. Очевидно, речь идет не о философской категории времени, а о его литературоведческой форме проявления.

Короче говоря, весь первый раздел оставляет жалкое впечатление: философов диссертант не любит, не знает и не цитирует; категория времени в философском плане не излагается и не анализируется; производное от нее понятие социального времени также не осмысляется. На читателя обрушивается лишь винегрет из цитат литературоведов, каждый из которых что-то «правильно подметил», тогда как сам диссертант оказывается не ведущим началом этого исследования, а лишь увлекаемым потоком высказываний сторонним наблюдателем.

К сожалению, такую же картину представляет собой и следующий раздел о человеке в пространстве и времени. Это - набор цитат, где проблема времени улавливается с большим трудом. Кстати, из цитат читатель вовсе не всегда делает тот же вывод, что и диссертант. Например, на с. 31 цитируется М. Цветаева: «-Послушайте! - Еще меня любите/ за то, что я умру!» Иными словами, поэтесса видит ценность человеческой жизни в ее сиюминутности (что, например, вполне перекликается с концепцией неокантианства). Диссертант же полагает, что поэтесса предчувствует, что в будущем наступит смерть. Вывод, прямо скажем, банальный. Зато далее проводится типичный литературоведческий анализ стихотворения Цветаевой, не имеющий никакого отношения к философии. То же самое можно отметить и в отношении других стихов других поэтов. В результате получается целая серия выводов, с которыми очень трудно согласиться с позиций философии времени. Обычно философия настаивает на объективности времени; диссертант приходит к выводу об антропоцентричности времени.  Далее, почему-то проблема времени трактуется как жизнь в постреволюционной России. Получается, что категория времени окрашена сиюминутными социальными событиями. Далее, вводится понятие «время дворянства» - что это, не поясняется. Трудно считать характеристикой времени надежду на востребованность в будущем или сетования на несовершенство творца. Неясно, как при наличии идеалистического понимания времени, диссертант признает движение времени по объективным законам. Неясно, что диссертант понимает под экзистенциальным временем, а также под «испытанием временем». Неясны и собственные взгляды диссертанта, который порой отстаивает материалистические установки, порой - экзистенциалистские.

Вторая глава называется «Обратимо ли время?». Казалось бы, отправной точкой тут должна быть необратимость физического времени. Но об этом у диссертанта ни слова. Интересно и то, что, говоря о Ницше, диссертант его цитирует в пересказах А. Белого и Б. Бугаева, как если бы труды самого Ницше на русском языке отсутствовали. И затем следует литературоведческий (но отнюдь не философский) анализ мелких подробностей стихотворений, из которых следует, что поэтическая метафора об обратимости времени понимается диссертантом в ряде мест буквально.

К сожалению, те же замечания можно отнести и к третьей главе, «Миг и вечность», где опять отсутствует философская проблематика, а первичной выступает литературоведческая трактовка. Чудовищно для русского звучат слова «Выводы к диссертации о мгновении», ибо диссертация написана вовсе не о мгновении,  а выражение «выводы к...» звучит примерно так же, как «подчеркнуть о...» или «усилить на...». Из этих выводов читатель не может уяснить философское понимание мгновения и вечности, не совсем ясен и троп «эон»; поэтому весьма сложно понять остальные выражения, например, «творческое мгновение», «элементы мгновения», «эволюция пополнений мгновения», «серый миг», «состав вечности», «сверхконечность вечности», «сверхбесконечность мгновения», «двоемирность», «теория мгновения». Именно анализ указанных конструктов и должен был бы составить ткань диссертации, а не их упоминание тем или иным поэтом в контексте, ибо последнее представляет интерес для литературоведения, но не для философии. Выражение «нечто актуально бесконечное, стремящееся растянуться в вечность», с. 118, философски безграмотно, ибо актуальная бесконечность - это то, что не может быть больше; напротив, потенциальная бесконечность - это то, что превосходит любую заданную величину.

Заметим, что каждая из глав написана на весьма актуальную философскую тему и вполне грамотно ставит проблему, однако совсем не по-философски ее решает. То же касается и четвертой главы. Удивительно, но диссертант смешивает, по меньшей мере, три позиции: 1 - философскую категорию, 2 - ее понимание поэтом и 3 - ее выражение в поэтической речи. Законы жанра требуют нестандартного выражения устоявшихся понятий, так что все эти «двоемирности» и «сверхконечности» вовсе не расширяют философской проблематики, но лишь выражают ее на языке модного в то время символизма. Философский анализ и должен был бы начаться с перевода поэтических метафор на стандартный философский язык, что, однако, отсутствует в диссертации. А в отношении самих взглядов поэтов на те или иные особенности времени было бы неплохо сравнить их с соответствующими философскими разработками; вряд ли в таком случае поэты оказались бы впереди философов. Выводы же из четвертой главы оказались весьма куцыми.

Пятая глава сформулирована странно: «многообразие отражений прошедшего времени в лирике поэтов серебряного века». Вряд ли такая постановка вопроса имеет философский смысл. Недаром именно в этом, самом большом разделе, вообще нет ссылок на философов. В выводах говорится о том, что у символистов предметом изображения является  «далекое, вплоть до античности прошлое», с. 204, но это же можно утверждать и о классицизме. То, что прошлое присутствует в настоящем, является общеизвестным философским утверждением, не требующим столь скрупулезного подтверждения. Предложение разделять социальное и личное прошлое кажется странным: а кто же их не различает? Отношение эмигрантов к своей покинутой Родине вполне естественно, однако категория времени при этом кажется несколько притянутой за уши. Несколько противоречивым кажется и понимание «овеществления» прошлого как воспоминание о прошлом состоянии души. Если это называть «овеществлением», что же тогда считать «одухотворением», «одушевлением»?

Исследование будущего имеет непосредственное отношение к проблеме времени. И опять, как и в других главах, в шестой главе отсутствует философское обоснование этой категории. Выводов из этой главы всего три: поэты мыслят себя пророками, грядущее творится постепенно, а его итоги у каждого поэта свои. Возникает вопрос, насколько такое понимание будущего отлично, например, от классицизма, романтизма, реализма.

В седьмой главе исследуется сосуществование в поэтическом творчестве разных пространственно-временных систем. Параллельное течение времени - не новость для литературы вообще и для поэзии в частности. Неясно, чем в этом плане отличается символизм от других литературно-эстетических направлений. Вывод из этой главы сводится к простой констатации факта наличия многомерности времени, что делает столь подробный литературоведческий анализ вряд ли оправданным.

Восьмая глава, о тропах, выходит за рамки философского исследования. Вывод из нее тоже лишь констатирует наличие поэтических образов времени.

В общих выводах еще раз воспроизводятся целые фразы из выводов после каждой главы. К списку литературы претензий нет, там помимо произведений поэтов и литературоведов представлены и серьезные философские монографии по проблеме времени; в принципе, такого уровня понимания для данной работы и не требуется. Удивительно другое, что  отсутствуют разработки времени уровня статей.

В целом можно придти к таким выводам. Во-первых, данное диссертационное исследование пока представляет собой сочинение по литературоведению, но не по культурологии и тем более не по философии. Во-вторых, оно плохо структурировано и очень велико по объему. В-третьих, в нем нет философского понимания проблемы времени, а также культурологического подхода к анализу произведений серебряного века. В-четвертых, оно плохо вычитано и содержит ряд опечаток или пропусков места и года издания в библиографических справках. Тем самым, данное исследование пока находится на стадии предварительного сведения материала в единое целое, но не на стадии готовой диссертации. При всем том, заявленные в оглавлении позиции вполне могли бы составить разделы будущей работы. Литературоведческий подход следовало бы максимально сократить, и идти не от поэтического текста к выводам, а от определенных наблюдений самого диссертанта к их обоснованию. При этом было бы весьма полезным сопоставлять понимание времени символистами с пониманием времени лириками иных направлений, хотя начинать следует с философских разработок, затем с социологических и культурологических, и лишь в последнюю очередь использовать литературоведение. Так что над данным текстом  диссертации должна быть проведена весьма кропотливая работа.

Профессор кафедры культурологии ГУУ,

доктор философских наук, академик РАЕН

В.А. Чудинов

06.05.2001