В.А.Чудинов

Культовые древности каменного века Каргополья

В.А. Чудинов

Данная моя статья является эпиграфическим комментарием к статье С.В. Ошибкиной (ОШИ). Поэтому я буду цитировать фрагменты данной статьи и давать соответствующий комментарий.

О культуре палеолита. «Территория Каргопольского края была освоена и заселена уже на ранних этапах каменного века» (ОШИ, с. 23). Это интересно, поскольку, когда я летом 2007 года был на Кольском полуострове, местная археологическая наука полагала, что русский Север начал свое заселение самое раннее в мезолите, а не в палеолите. Автор приводит интересные строки об оледенении в палеолите в данном регионе: «В позднем палеолите (10-12 тысяч лет назад) природная обстановка на европейском Севере России складывалась таким образом, что по левым притокам Волги населением могло проникать сюда за стадами сезонно мигрирующего северного оленя. Однако памятников этого времени в Каргополье пока не найдено. Существовало предположение, что в Карелию, например, на северные берега Онежского озера древние охотники пришли уже в 10-м тысячелетии до н.э. (ПАН), где они обитали в непосредственной близости от ледников. Факты эту гипотезу не подтверждают. Кроме того, исследователи полагают, что люди могли обитать от кромки льдов не ближе, чем в 300 км в связи с полной непригодностью для жизни этой приледниковой зоны. Таким образом, памятники палеолита в Каргополье скорее всего не существовали» (ОШИ, с. 24-25). Мне кажется, что имеется существенная ошибка в таких рассуждениях, поскольку полагается, что во время оледенения рост ледников продолжается неограниченно. На мой взгляд, после периода бурного роста начинается некоторая стабилизация, которая приводит к тому, что новый лёд уже не нарастает, а старый еще не тает. А поскольку за каждый год выпадение пыли и других твердых веществ составляет не менее 2 мм, то за 50 лет это составляет уже 10 см, а это - основа для появления тонкого почвенного слоя на льду, который играет роль вечной мерзлоты. Иными словами, остановка роста ледника хотя бы на несколько десятков лет приводит к переходу от режима чистого льда и снега к режиму тундры. А в тундре растут не только травы, мхи и лишайники, но и карликовые деревья, что даёт возможность обитания и ряда животных, например, северного оленя. Вслед за животными в такой зоне могут появиться и люди. С другой стороны, оставленные ими артефакты в процессе таяния ледника вряд ли останутся лежать в одном месте в виде компактного культурного слоя, а ледником и талыми водами будут рассеяны на большой территории. Естественно, что в процессе перемещения по ложу ледника или вдоль любых преград эти артефакты буду разбиваться, раскалываться и истираться о встречные предметы. Именно этим, как мне представляется, и объясняется отсутствие подъёмных предметов на месте ледников при археологических раскопках. С другой стороны, наскальная живопись, рельефы и каменные скульптуры той поры вполне могут сохраниться. Но, не подтвержденные раскопками, они не принимаются археологами во внимание. Кроме того, всерьёз гляциальной и перигляциальной археологией никто не занимался, поэтому здесь пока существуют только предположения.

Замечу также, что до периода оледенения, в ориньяке, климат Европы был довольно тёплым, так что кроманьонец вполне мог продвинуться и на северные территории. Эту возможность современная археология также не рассматривает.

О культуре мезолита. «Эпоха мезолита (8-6 тысяч лет до н.э.) явилась временем повсеместного освоения человеком северных территорий. В раннем мезолите распространенные здесь до этого тундры сменяются лесами, постепенно достигающими побережий Баренцева и Белого морей. Озёра приобретают очертания, близкие современным, формируется сток большинства рек. В бассейне озера Лача мезолитическое население появляется только в среднем мезолите (конец 8 тысячелетия до н.э.) или несколько раньше. Памятники этого времени открыты и исследованы раскопками Северной экспедиции института археологии РАН под руководством автора. Среди них поселения (Веретье 1, Сухое) и могильники Попово и Песчаница. Памятники объединены в культуру веретье (ОШД). В последнее время В.В. Шевелевым открыты еще две стоянки мезолита - при слиянии рек Лекшмы и Сиянги и вторая на северном берегу озера Лача у реки Лукинчиха» (ОШИ, с. 25). Сразу замечу, что период оледенения рельеф местности был иным, так что искать эти стоянки пока непонятно где; что же касается мезолита, то самым естественным предположением было бы найти стоянки вблизи рек и озер. Что и подтвердилось.

«Все памятники эпохи мезолита отстоят от современного берега озера на 0,8-1,0 км и далее. Тем самым очерчивается берег водоёма. Закономерность в расположении поселений объясняется тем, что в устьях рек и вблизи от озера существовали удобные открытые площадки, где можно было охотиться, ловить рыбу» (ОШИ, с. 25). Эти доводы не вызывают сомнения; вместе с тем, если мы сравним ситуацию с современной, мы обнаружим, что поселения у озер содержат не только крестьяне или рыболовы, но и дачники; если бы археологи будущего судили о нашей культуре по уровню хозяйства таких крестьянских, рыболовных или дачных хозяйств, они пришли бы к весьма печальным выводам. Насколько такие приозёрные хозяйства отражают действительный уровень культуры в мезолите? Искать и раскапывать такие поселения современным археологам много проще, чем иные, но не уподобляемся ли мы при этом тому герою анекдота, который искал пропажу не там, где потерял, а там, где светлее?

«Применительно к обитателям мезолитических поселений у озера Лача можно сказать, что они занимались в основном охотой на лесную дичь, а также рыболовством. В составе охотничьей добычи преобладали лось и бобр, встречены также остатки северного оленя, медведя, волка, куньих, лисицы, выдры, песца, зайца и большое число особей собаки. Следует заметить, что собака повсеместно была приручена только в мезолите, поэтому по морфологическим особенностям экземпляры из поселений культуры Веретье еще близки волку. Собак использовали для охоты, охраны поселений, иногда для еды, как можно судить по находкам пробитых или обожженных черепов животных» (ОШИ, с. 25-26). Замечу, что вывод об использовании собак для охоты и для охраны поселений сделан, так сказать, из соображений здравого смысла, так как никаких археологических доказательств не приводится. Да и вряд ли они могли быть. Сторожевые псы, если таковые были, содержались без привязи, так что ничего подобного ошейникам или травяным веревкам быть не могло. Поэтому для меня сторожевая функция собак в мезолите остается под вопросом, тем более, что морфологически мезолитические собаки ближе к волку, в не к нынешним сторожевым породам.

«Среди изученных раскопками поселений наиболее ярким памятником является Веретье 1, где вскрыто 1474 кв. м культурного слоя. Поселение находится на левом берегу реки Кинемы, в 1,0 км от устья. Его остатки расположены на древнем песчаном берегу озера и перекрыты двумя слоями торфов, отложившихся последовательно после затопления поселения. Развалины строений и прочие следы деятельности людей оказались надёжно запечатанными в торфе, где сохраняются органические материалы, что делает памятник уникальным для эпохи мезолита» (ОШИ, с. 26). Здесь я вполне согласен с исследовательницей, и с удовольствием изучил бы деревянные изделия.

«На площадке вдоль берега реки располагались три больших дома, из них два имели по два помещения. Внутри строений обнаружены очаги, устроенные из камней или на песчаной подсыпке. Прослежены остатки полов, выстеленных берестой или сосновой щепой. Стены строили из вертикально вбитых жердей высотой около 160 см, толщиной 10-12 см, заточенных у основания на конус. Стены могли быть двухрядными, что соответствует холодному климату бореального периода. Предполагается, что крыша была четырехскатной, а в центре жерди связывались или опирались на круглую деталь. Сверху конструкцию могли прикрывать корой, берестой, плетеными из травы или камыша матами» (ОШИ, с. 26). Из последнего предложения следует, что элементов крыши археологи не обнаружили, и ее материал они домыслили. Я не исключаю, что их предположения верны, однако об отсутствии прямых доказательств они говорят весьма витиевато. Можно предположить, что все детали строения дома им известны доподлинно.

«На поселении Сухое (мезолитический слой) обнаружен следы трёх таких же жилищ и начаты раскопки четвертого... На поселении Веретье 1 обнаружены ямы-хранилища, вырытые в песчаной почве около холодных ключей у леса. Они были выложены деревянными плашками и берестой, имели крышку, в них находились остатки рыбы. У берега на специальных площадках обрабатывали древесину, а мастерская по обработке камня обнаружена около одного из жилищ, у выхода к лесу. Здесь у стены дома стояла наковальня из зеленого валуна, на которой делали каменные орудия, и рядом берестяная ёмкость или туес, внутри которого было 29 кремневых предметов - скребок, резец, ретушер и отщепы-заготовки. Туес состоял из целого листа бересты, концы сворачивались вверху как крышка. Найден еще один свёрток с кремнем. Он стоял внутри дома в окружении четырёх тесаных колышков. Обе находки дают представление о кремнеобработке в мезолите, являются уникальными изделиями и не имеют аналогов. Туес опубликован в английском издании (OSH), его рисунок помещен в Галерее Природы Музея города Белфаста, Северная Ирландия» (ОШИ, с. 26-27). Жаль, что этого рисунка нет в данной работе.

«Древесина являлась самым доступным материалом, к тому же лёгким в обработке. Её использовали для строительства жилищ, из неё делали оружие и орудия труда. Обычно на памятниках каменного века древесина не сохраняется. Исключительные условия залегания остатков в Веретье 1 сохранили многие изделия из дерева, коры, бересты, травянистых растений. Представляю. Интерес топоры из корня сосны и березы, с муфтой, в которую вставлялось каменное или роговое лезвие (рис.3)» (ОШИ, с. 28). Поскольку данные изображения деревянных изделий единственные в ее статье, я их воспроизведу и подробно проанализирую с эпиграфической точки зрения. На мой взгляд, перед нами - культовые изделия, неверно атрибутированные как топоры и муфты. Что это такое, я скажу чуть ниже.

Рис. 1. Якобы деревянные топоры с кремневыми вставками и муфты

Моё исследование деревянных изделий мезолита. Подпись под рисунком данных артефактов гласит: «Рис. 3. Мезолит. Веретье 1. Топоры с каменным лезвием (1) и без него (3), муфта (3)» (ОШИ, с. 33). Здесь - опечатка, должно быть «муфта - (2)». Но помимо неё, и вся атрибуция - сплошная ошибка.

Начнём с «каменных топоров». Корень дерева обладает намного меньшей механической прочностью, чем ветки или ствол, и при хорошем ударе тут же сломается, тем более при такой малой толщине, какая показана на рисунке. Далее, якобы «каменное лезвие» даже при слабом ударе сначала провернется в широком пазе (оно лишь слегка удерживается силой сжатия боковин), а затем просто выскочит из паза, поскольку почти не закреплено в нём. Если же изловчиться и ударить так, чтобы лезвие не провернулось, то оно просто расколет верхнюю часть древка. Иными словами, данная конструкция совершенно не рассчитана на какие-то трудовые операции, поскольку перед нами - варианты культового посоха, какие мы встречали и прежде.

Итак, проанализируем первый «топор», рис. 1-1. На якобы «лезвии» топора начертано: МАРЫ ЯРА. С чего бы это? С каких пор у Мары появились топоры? На самом деле, данный листовидный камень символизирует просто язык, высунутый изо рта Мары, а лицо Мары с толстыми губами видно на данной головке посоха выше. При этом язык находится в правом углу рта. Изображение Мары с высунутым языком мне уже встречалось, хотя и на каменном изображении (на миме у реки Колумбия в США). Еще один лик Мары, напоминающий череп, находится на боковой поверхности головки посоха, а удостоверяющая надпись на глазах гласит: ЛИК МАРЫ. Аналогичную надпись, ЛИК МАРЫ, можно видеть и на верхнем изображении в обращенном цвете, на рисунке глаз и ноздрей. Та что никаких сомнений нет - перед нами посох с антропоморфным изображением лика Мары.

Я также подверг эпиграфическому анализу верхнюю часть вставленного камня, увеличив его изображение, обратив в цвете и повернув на 180⁰. У меня получилась довольно сложная вязь букв, из которой, однако, можно было прочитать слова: МИМА ЯРА и МАСТЕРСКАЯ МАКАЖИ. Они свидетельствовали о том, что данный посох являлся принадлежностью мима бога Яра, а сделан он был в мастерской Макоши, относясь к украшениям и культовым изделиям. Если бы он являлся топором, надписи были бы другими: наименованием изделия было бы слово ТОПОР, а местом изготовления - МАСТЕРСКАЯ РОДА. Таким образом, мы находим еще одно подтверждение нашей атрибуции данного изделия как посоха культового лица, в данном случае мима.

Перейдем теперь ко второму «топору», рис. 1-3. Его головка изображает голову животного с открытым ртом, а над бровью и в глазу в обращенном цвете можно прочитать слова ЛИКЪ ЯРА (слово ЛИКЪ написано руницей). Правее глаза вплоть до открытого рта в обращенном цвете можно прочитать надпись МИМ ЯРА. Следовательно, и этот посох принадлежал миму бога Яра. Отсюда становится ясным, голова какого животного представлена на посохе, хотя и не очень Тосно морфологически: голова льва, ибо ранний зооморфный лик Яра был именно ликом льва.

Наличие у одного мима Яра двух разных посохов на мой взгляд свидетельствует о том, что мим Яра мог исполнять разные функции - и мима собственно Яра, и мима богини Мары Яра. Недаром на рельефах еще палеолита Яра и Мару Яра часто изображали вместе, в виде «сладкой парочки». Однако для того, чтобы маркировать, чью именно функцию мим Яра исполняет в данный момент, мим брал в руки соответствующий посох. Издали, однако, различить мелкие детали на головке посоха было почти невозможно. Тогда и родилась идея показывать Мару с высунутым языком - вставной камень был виден с большого расстояния.

Далее рассмотрим «муфту» на рис. 1-2 верхнюю. Я специально переместил изображение лица молодой женщины анфас с ее боковины вверх, развернув нужным образом, чтобы можно было видеть, что на верхней кромке «муфты» находится лицо старухи в профиль, но в лежачем положении. Ясно, что и то, и другое является изображением богини Мары, а сама «муфта» - не чем иным, как съёмным навершием посоха. Если прочитать надписи на этой «муфте» в прямом и обращенном цвете, мы увидим такие словосочетания: МАРЫ ЯРА, МАРЫ МИМ ЯРА и ХРАМ ЯРА. Иными словами, мы имеем уже верхнюю часть скорее не от посоха, а от жезла, его головку, которая надевалась на древко жезла. Возможно, что посох был предназначен в качестве обычного знака отличия жреца, когда он ходил и совершал обычные действия, но не священнодействовал. А во время культовых церемоний он заменял посох на жезл. Косвенно о том, что данная головка надевалась на жезл, служит наличие трех отверстий внизу, что говорит о довольно сложном механизме прикрепления головки к древку.

На другой «муфте» можно прочитать в прямом и обращенном цвете слова МАРА ЯРА, ЯРА МАРЯК. Здесь речь идет вовсе не о принадлежности данного навершия жезлу, а о том, что данная головка просто надевалась на шест, который входил в ограду священного места.

Обсуждение. Экипировка ведического мима нам встретилась впервые. Из показанных предметов нам стало ясно, что речь идет о некотором помещении, игравшим роль храма Мары Яра. Оно было отгорожено от окружающего пространство изгородью, на некоторых шестах которой висели МАРЯКИ - шары с изображением лика Мары; внутри находился мим Яра и сопровождающий его реквизит: посох Яра с зооморфным ликом Яра, посох Мары с антропоморфным ликом Мары с высунутым языком, и жезл Мары с навершием в виде съёмной головки с ликами Мары. Таким образом, уникальное место находки сберегло для нас очень интересные ритуальные предметы.