В.А.Чудинов

Лекция в Малом зале лектория Политехнического музея 20.03.2010 ничем особенным не отличалась от других; народу было достаточно много и присутствовавшие в зале слушали меня с большим интересом. Темой лекции была дешифровка мною этрусских надписей. Но запомнилась мне эта лекция не моим выступлением, хотя и неплохим, но, в общем-то, дежурным, а беседой с одним из слушателей после лекции.

Рис. 1. Моё выступление перед слушателями в начале лекции

Этот слушатель, который, по отзывам других, всю лекцию что-то внимательно записывал с самым безучастным видом, позже развернул передо мной копии изображений на листах формата А2 на мелованной бумаге, снятых с сайта чудиноманов, и стал повторять их аргументацию, хотя и в довольно усеченном виде. Поскольку он не употреблял бранных слов, а, как мне показалось, хотел разобраться в сути дела, я с ним побеседовал не менее получаса. Я специально не стал спрашивать, как его зовут, кто он по профессии и где живёт (все эти сведения крайне важны для чудиноманов, поскольку в самой науке они не разбираются, а собирают элементарное досье), поскольку меня интересовали только замечания по существу. Даже если бы он был заслан на мою лекцию чудиноманами (чего я исключить не могу), я не считал необходимым уклоняться от спокойной и непредвзятой беседы.

Рис. 2. Слушатели на моей лекции

Поскольку оригинальных мыслей у моего собеседника в части претензий не было, я повторю то, что мне обычно инкриминируют чудиноманы, опустив их привычную для них ругань в мой адрес.

Высказывание № 1. «Читать Чудинов может все, что ему угодно и везде, где ему угодно, никто ему этого запретить не сможет, да и не собирается, но, прежде чем выдавать свои внезапно пришедшие в голову предположения за заслуживающие хоть малейшего внимания гипотезы, хорошо было бы привести убедительные аргументы в пользу достоверности (в данном случае - адекватности оригиналу) самого "изучаемого" материала и его пригодности для решения задач такой сложности - подтверждения  возможности наличия знаков и надписей, скрытых в элементах изображения. Приведенные сравнения говорят как раз об отсутствии в действительности "неявных надписей"».

Так сказать, спасибо за разрешение, хотя спрашивать дозволения людей, не разбирающихся в науке, мне действительно ни к чему. Но так было всегда и везде. Альберт Эйнштейн не советовался со своим дворником и не испрашивал его высочайшего соизволения на публикацию своих статей.

Рис. 3. Завершение лекции

Что же касается якобы неадекватности исследуемых мною изображений оригиналу, то это как раз и была тема моей беседы со слушателем.

Высказывание № 2. «Чем здесь успел начудить "теневой читатель"? Естественно - псевдоинскрипциями, которые, по заведенной им традиции, водятся в шевелюрах и на складках одежды: "...из букв в прямом и обращенном цвете, находящихся на изображении волос и лысины "богини" (хороша богиня, имеющая довольно большой величины лысину!), я читаю слова _этрузии и ионии этруск_" (с. 355, мною выделен гениальный ход - совокупить воедино белое и черное). Что он принял за лысину - это ему виднее... А вот со складочками - какая-то незадача вышла... Не по-чудиновски они сложились в оригинальном изображении (для этой скульптуры, как и для большей части остального "наследия Воланского" фотографий отыскать пока не удалось. Надеюсь, что это - дело времени)!»

Пояснения: «теневой читатель» - это  я, поскольку читаю прориси не только в светах, но и в тенях; псевдоинскрипции - это все выявленные мною неявные надписи. Но почему неявные надписи - это псевдоинскрипции? Потому, что так хочется Серу-Сержу? Ведь ни отсутствия смысла, ни отсутствия сходства выявленных знаков с русскими буквами он не показал. Напротив - выявленные мною знаки существенно дополняют основную надпись, что я показал в моей книге «Вернем этрусков Руси».

Рис. 4. Сравнение различных прорисей и моё чтение надписей

Понятие тождества с позиций эпиграфики. И мой слушатель, и Сер-Серж настаивали на том, что «подлинная» прорись изображения не совпадает с тем, что изображено на другой прориси. Что ж, попробуем разобраться.

Действительно, прорись Воланского, как она приведена в моей книге, не вполне совпадает с прорисью другого гравера. Однако, примем во внимание следующие соображения. 1) Ни один человек не копирует от руки предельно точно, всегда вносятся некоторые искажения, которые, однако, до сих пор всеми эпиграфистами считались вполне допустимыми. 2) На ошибки прориси изображения напластовываются ошибки полиграфии, где какие-то части знака пропечатываются гуще, чем нужно, тогда как другие не пропечатываются вовсе, что приводит к дополнительным искажениям. Однако и это до сих пор считалось в эпиграфике вполне допустимым. Причиной тому служит то, что для эпиграфики важны топологические, а не метрические или угловые свойства буквы или иного знака письменности. Иными словами, даже если знак растянуть, наклонить, повернуть на угол, даже перевернуть вверх ногами, он всё равно будет человеком воспринят правильно. Точно так же он будут одинаково понят при написании его черным на белом фоне или белым на чёрном фоне.

А из этого следует, что как бы ни была искажена прорись Воланского по сравнению с прорисью другого гравера, топологически они эквивалентны!

Именно это мы и наблюдаем на рис. 4. Благодаря ряду искажений, на прориси Воланского лицо понимается скорее как мужское, чем как женское, венок больше похож на кудрявые волосы, а отсутствие листьев на затылке - как лысина. Именно так я и проинтерпретировал данное изображение; полагаю, что и другие читатели, имея только это изображение, сделают подобные же выводы. Иначе говоря, я интерпретирую ПРОРИСЬ ВОЛАНСКОГО, а не прорись другого гравера.

Возможно, что для целей художественной передачи изображения прорись другого гравера была бы предпочтительней. Однако в моей книге «Вернём этрусков Руси» я решал иную задачу: проследить дешифровки моих предшественников и понять, в чём заключались их прорывы в неизведанное и очень интересные новации, а в чём - недостатки. Причём замечу, что недостатки подмечать всегда проще, чем достижения (что сайт чудиноманов ежедневно и с успехом доказывает). Поэтому я должен был читать прориси ИМЕННО ВОЛАНСКОГО (и игнорировать другие прориси), иначе мне бы мои читатели поставили на вид то, что я, рассуждая о Воланском, предлагаю им прориси других граверов. Ведь искусство дешифровщика как раз в том и состоит, насколько точно и полно он интерпретирует те элементы изображения, которые он видит на демонстрируемой им прориси. Поэтому, говоря о Воланском, я не имею никакого морального права подменять приводимые им прориси чьими-то другими.

Но на рис. 4 я показываю, что когда мне предлагают прорись другого автора, на ней точно так же и в тех же местах читаются те же самые буквы! Для наличия буквы Е можно взять левые контуры любой пары листьев венка - как первой пары, так одинаково второй и третьей. Буква Т виднеется под третьей парой листьев, буква Р - сразу над буквой Т, буква У - чуть правее и выше буквы Р, буква Т с перекошенной крышей (читается как З) - тень от скрепляющей ткани в середине венка, две последних буквы И - контур листьев правой верхней части венка. Таким образом, слово ЭТРУЗИИ на этой более совершенной прориси выявляется ЛУЧШЕ, чем на прориси Воланского. То же самое можно сказать и в отношении задней части венка, где читается слово И ИОНИИ.

Замечу, что ничего другого ожидать нельзя, ибо при всех искажения метрического характера топологические свойства прорисей всё-таки гораздо лучше передают свойства оригинала. Так что замена одной прориси другой, будучи умышленной подменой (фальсификацией), хотя и даёт эстетический выигрыш, но существенно порочит исследователя как фальсификатора, не давая ему никаких преимуществ в эпиграфическом плане. Таким образом, предлагаемая мне Сер-Сержем замена, вроде бы улучшающая исходный образец, на деле являлась требованием ПОДМНЕНЫ того, что читали мои предшественники, на другое изображение.

Чудиноманы обычно отстаивают свои позиции со ссылкой на физику и математику. Но в математики критерий тождественности гораздо более слабый, чем в эпиграфике. Представим себе, что имеется картинка, на которой нарисован стоящий мужчина, сидящая на диване женщина с грудным ребенком на руках,  рядом с ней находится мальчик постарше, лет двух. А на диване лежит кошка и находится подушка с изображением льва. Тогда на вопрос, сколько здесь людей, мы получим ответ - четверо (хотя мы отождествляем и мужчину, и женщину, и взрослого, и ребенка), на вопрос, сколько живых существ, ответ будет - пять (мы отождествляем совсем не похожих друг на друга кошку и человека), на вопрос, сколько здесь изображений живых существ, ответ будет шесть (мы отождествляем людей, кошку и изображение льва), и, наконец, на вопрос, сколько тут предметов, ответ будет семь (теперь мы отождествляем живых существ, подушку, изображение льва и диван). Как видим, в зависимости от цели подсчёта, мы получаем разные числа. Причем наш ответ не зависит от того, даём ли мы словесное описание, контурный рисунок, полутоновое изображение с газетным растром или цветную цифровую фотографию. Везде налицо отождествление внешне совершенно непохожих объектов, что требует определенного навыка, но может вызвать справедливое негодование непосвященного в эти манипуляции человека.

Рис. 5. Сравнение других прорисей и моё чтение надписей

Понятно, что то же самое мы будем иметь и при замене другой прориси Воланского. Теперь я показываю, что вполне читаются те же буквы и слова и на другой прориси: и слово МАРА, и слова МАСТЕРСКАЯ КРИТА, и отдельно слово МАСТЕРСКАЯ. Причем здесь и здесь они читаются легче, чем на прориси Воланского, а буквы находятся на тех же самых местах.

Удивление от моей глазастости. Какова же была реакция Сер-Сержа? «Кто бы мог подумать! Вот это - глазастость! Мало того, что у "Акима Николаевича" явно что-то не так с левой грудью (на картинках Воланского-Чудинова), так еще и "шапка мономаха" = "локоны волос" как-то кривовато смотрится и "на себя" совсем не похожа... Забавный же получился "профессор" из Чудинова... Зато враль - первостатейный! Клейма уж негде ставить!»

На этих двух примерах беспристрастный читатель вполне может видеть, кто из нас двух является лжецом. Я видел по реакции моего собеседника в коридоре лектория Политехнического музея, что он как раз убедился во вранье моего оппонента. И понял, что я рассматриваю изображение намного тщательнее моих оппонентов, откуда у них и вызывает удивление моя «глазастость» (на самом деле - научная тщательность).

Тем не менее, Сер-Серж приходит к таким выводам: «Резюмируем. 1. Чтение надписей на древних предметах требует работы с оригиналом или - с возможно более точной копией. Чудинов утверждает, что используемое им в данном конкретном случае (в остальных случаях) изображение идентично известной широкой аудитории иллюстрации, но речи об адекватной передаче «содержательной» части поверхности исследуемого им предмета здесь нет. Надеюсь, что никого не нужно убеждать в том, что в данном случае именно адекватность изображения является определяющим фактором в решении вопроса о возможности наличия искусственных знаков на изучаемой поверхности». - Я не стал бы возражать, если бы мне кто-то предоставил оригинал этрусского предмета. Однако, как я полагаю, далеко не все из них сохранились, если даже сам Сер-Серж констатировал выше, что для этой скульптуры, как и для большей части остального "наследия Воланского" фотографий отыскать пока не удалось. Иными словами, ему, несмотря на то, что вся их «бригада Бокра» денно и нощно лазит по интернету, «фотографий найти пока не удалось». А я должен был, работая на нескольких работах, «найти оригиналы», не имея ни времени, ни средств на эти, в общем-то, совершенно ненужные манипуляции. Ненужные потому, что эпиграфисты уже примерно века три работают по прорисям.

Пустые претензии. «2. Учитывая то обстоятельство, что сам способ обработки им «исходного изображения», в том числе - определение порогового значения для отделения «шума» - остается «за кадром», согласиться с Чудиновым в том, что предлагаемые им результаты «выявления неявных надписей» являются корректными и вполне приемлемыми не представляется возможным».

Выделение полезного сигнала из шума - самая сложная проблема теории информации. На сегодня она решена только в простейших случаях (во время военных сборов в студенческое время на РЛС я в этом убедился, глядя на цели на экране после постановки противником пассивных помех). Однако имеются привычные нам изображения лиц, фигур и букв. Естественно, что они в первую очередь и подлежат выделению из фона. У букв имеется еще один критерий - они в совокупности должны давать не абракадабру, а осмысленное слово. А слова должны образовывать осмысленные словосочетания, что я и показываю на конкретных примерах.

Поэтому желающий слышать - да услышит. А Сер-Сержу и это моё объяснение покажется «закадровым». Ведь его задача - не выяснение истины, а очередное уличение меня «во вранье». Иными словами, очередное перекладывание своего незнания эпиграфики с больной головы на здоровую.

«3. Надписи на предмете могут быть нанесены значительно позже времени создания и использования предмета и для их «привязки» к датировке самого предмета требуются дополнительные исследования. Чудинов не упоминает о такого рода исследованиях и без каких-либо обоснований относит время нанесения выявленных им «надписей» ко времени использования в обиходе самого предмета».

В принципе Сер-Серж был бы прав, если бы речь шла о каких-либо царапинах. Однако допустить, что на отливке спустя несколько веков или тысячелетий была заменена прическа или складки одежды как-то сложно. Кому и зачем, нужно было отливать новые части древней фигуры? Если бы такая практика существовала, мы бы не видели скульптур с отсутствующими руками, ногами и носами.

«4. Чудинов «оставляет за кадром» и необходимые разъяснения о соотнесении габаритов выявленных им «надписей» с размерами самих предметов, на поверхность которых они, по его мнению, нанесены, а также о возможной технике исполнения самих надписей».

Опять от меня требуют выполнения неких надуманных операций, причём именно от меня, а не от всех эпиграфистов. Причём здесь габариты надписей? В принципе, я называю самые крупные надписи титульными и при необходимости поясняю размер надписей как «средний» или «мелкий», однако особой роли это не играет.

Что же касается способа нанесения надписей, то это вообще не задача эпиграфики. Существует смежная историческая дисциплина под названием «трассология», которая, исходя из оставленных следов, может сказать, где имеется прорезь, где пропил, где сверление или фрезерование, где скол, где случайная каверна, где отливка, где налеп и т.д. Но это не эпиграфика, поскольку трассология имеет дело с обработкой материалов различными способами. Это - подразделение технологических наук, тогда как эпиграфика - раздел лингвистики.

Следовательно, мы снова сталкиваемся с тем, что в роли эксперта моих работ выступает новичок.

Рис. 6. Серия фотографий разной контрастности