В.А.Чудинов

Лучшая монография А.А. Медынцевой

(рецензия на её книгу "Грамотность в Древней Руси по материалам

эпиграфики Х-первой половины XIII века")

В.А. Чудинов

Проблема грамотности Древней Руси - важная и достаточно сложная комплексная проблема преимущественно культуроведческой направленности. От того, насколько грамотными были представители того или иного этноса в определенную историческую эпоху, во многом зависит наше понимание того места в истории, которое этот этнос в ней занимал. Поэтому появление любой публикации по данной проблеме следует только приветствовать.

Хотя в принципе данную проблему должны были бы поднять прежде всего культурологи, по каким-то причинам ее взялись решать сотрудники Института археологии РАН, что делает им честь. Хотя до некоторой степени закрадывается сомнение: не будет ли в данной монографии наблюдаться крен в сторону фактологии и не произойдет ли недооценка теоретических работ по проблемам грамотности и письма? Как мы увидим ниже, к сожалению, данные опасения оправдались. С другой стороны, Альбина Александровна Медынцева является признанным специалистом в области кирилловской эпиграфики и данная монография подытоживает ее многолетнюю деятельность в плане чтения и интерпретации многих древнерусских эпиграфических памятников письменности.

Грамотны ли были русичи? Собственно проблема грамотности обсуждается в последней, шестой главе монографии А.А. Медынцевой под названием "Письменность и грамотность на Руси по данным эпиграфики (Х - первая половина XIII века)", которая, если подходить формально, по названию подзаголовков, состоит из двух частей, где каждая из них не уделяет внимания центральной теме - грамотности: "1. Письменность на Руси в IX-X веках" и "2. Распространение письменности на Руси после принятия христианства" (конец Х - начало XIII века)". Конечно, автор может обсуждать заявленную тему и в начале, и в конце своей работы, однако кажется странным, что название последней главы практически повторяет название книги и по сути дела предваряет анализ конкретных памятников письменности общетеоретическим рассмотрением уже после того, как этот анализ состоялся. При этом подзаголовки сформулированы так, что получается, что грамотность - это распространение письменности. Напомню читателю общеизвестные вещи: «Грамотность в наиболее распространенном понимании - умение читать и писать. В странах со слабо развитым народным образованием как признак грамотности принимается умение только читать. В странах, осуществивших всеобщее обязательное обучение и достигших поголовной грамотности населения, понятие грамотности в его обычном смысле применяется и получает более широкое содержание; под грамотностью здесь понимается получение элементарного (начального) образования. Таким образом, объем понятия грамотности находится в зависимости о состояния просвещения, от степени обеспеченности населения данной страны школой. - Основным источником изучения грамотности служат переписи населения» (БАЖ, с. 775). Я привел понимание грамотности еще из первой Советской энциклопедии 1930 года, чтобы показать, что уже в первой трети ХХ века образованные люди знали, что понятие грамотности - это вовсе не преобладание того или иного типа письма, а именно умение пользоваться существующим письмом и знание определенных правил орфографии. Иными словами, проблема изучения грамотности предполагает публикацию статистических данных о проценте образованных, полуобразованных и необразованных слоев населения в Древней Руси. К величайшему сожалению, именно раскрытию проблемы образования и соотношения неграмотных, грамотных и великолепно подготовленных специалистов в Древней Руси мы в рецензируемой работе не найдем. Заглавие монографии не соответствует содержанию. Подлинная суть работы - исследование "Письменности в Древней Руси". Что ж, такая цель тоже благородна, однако ее не следует маскировать другой проблемой, которая в книге не исследуется. Отметив этот недочет, пойдем дальше.

Автор монографии совершенно верно отмечает, что «происхождение письменности на Руси, время ее возникновения, ее характер - одна из самых дискуссионных проблем русской истории. Долгое время господствующей была традиционная точка зрения, согласно которой письменность была принесена на Русь из Болгарии в связи с официальным принятием христианства в 988 году. Но уже в середине прошлого столетия ученым стали известны отдельные факты, в основном литературного характера, свидетельствующие о наличии христианства и письменности на Руси задолго до официального крещения» (МЕД, с. 320). Итак, если проблема дискуссионная, читатель вправе ожидать изложения основных точек зрения на данную проблему, то есть какое-то воспроизведение дискуссии. На деле эти "отдельные факты" поданы в очень невыгодном ключе, что сразу выдает пристрастие автора монографии. Вот что пишет о них А.А. Медынцева: «К сожалению, все эти источники литратурного плана содержат лишь отрывочные сведения и не приводят образцов это "русской" письменности, что допускает разного рода толкования. Лишь Ибн-эль-Недим дает собственноручную зарисовку надписи "на куске белого дерева", замечая при этом, что сам он не знает, представляет ли она слова или отдельные буквы. (ГАР, с. 140). Но эта надпись настолько искажена, стилизована под арабское письмо, что расшифровать ее до сих пор не удалось. Невозможно даже отнести ее к определенной графической системе. Делались попытки найти общие черты этой надписи со скандинавскими рунами, объявить за образец дохристианского славянского письма, или считать пиктографической маршрутной картой (ИС1, с. 282-284)» (МЕД, с. 231). Действительно, Ибн-эль-Недим не был специалистом по русской письменности, каковым является А.А. Медынцева, и ему было позволительно не знать, представляет ли она слова или отдельные буквы. Однако эпиграфист А.А. Медынцева, даже если она тоже не знает дешифровки, все-таки могла бы знать, что надпись опубликовал вовсе не А.Я. Гаркави в 1870 году, а петербургский академик Х. Френ в 1836 году (Fra, S. 513) и что она вызвала одобряющие и дополняющие новым материалом отклики (ПОГ, с. 288-299), и что все, кто бы ее ни пытался читать, например, датский эпиграфист Финн Магнусен (Mag), датчанин на русской службе Андреас Шёгрен (SiO), С. Гедеонов (ГЕД) и другие, никоим образом не отмечали ни ее искаженности, ни стилизации под арабское письмо. Более того, в ХХ веке наметился прогресс в ее дешифровке, и Г.С. Гриневич не только отнес эту надпись к определенной графической системе, а именно к славянскому слоговому письму, но уже смог в первом приближении прочитать вторую половину надписи (ГРИ, с. 11, рис. 4-4), а я - целиком всю надпись (ЧУ1, с. 89, рис. 1). При этом данные результаты были опубликованы Гриневичем - за 9 лет, а мои - за 5 лет до выхода в свет монографии А.А. Медынцевой, и, кроме того, в телефонном разговоре со мной как раз в период работы над своей монографией она призналась, что хорошо знает мои работы. Тем самым стиль "искаженности" был присущ не надписи Ибн-эль-Недима, а субъективному отношению к ней автора монографии, А.А. Медынцевой. Ведь если бы она только допустила возможность существования славянского слогового письма наряду с кириллицей и глаголицей, примером которого как раз и являлась надпись Ибн-эль-Недима, сразу стало бы ясно, что изучение только кирилловской компоненты письменности Древней Руси оказывается половинчатым, и что за бортом данного исследования остается как раз большая, а не меньшая часть надписей того времени. Но тем самым данная монография оказывается и не о грамотности, и даже не в полной мере о письменности Древней Руси, а лишь о том, что оказалась в состоянии прочитать сама А.А. Медынцева. Субъективные возможности одного эпиграфиста были выданы за нынешнее состояние эпиграфической науки России. В некоторых случаях, когда речь идет о человеке, стоящем на передовых рубежах, объективное и субъективное могут совпасть. К сожалению, в данном случае А.А. Медынцева не только демонстрирует читателю явную неосведомленность о славянском слоговом письме, но еще старается и опорочить источники по нему, приписывая их публикацию другим авторам и считая их "искажениями". Тем самым автор монографии, мягко говоря, водит читателя за нос.

Появляется ли письменность вместе государством? «Заслугой ученых советского периода является постановка вопроса о появлении письменности на Руси в связи с общим социально-экономическим развитием, с внутренними потребностями складывающегося государства. Ф. Энгельс в работе "Происхождение семьи, частной собственности и государства" отмечает, что настоятельная потребность в письменности (имеется в виду развитое буквенное письмо) возникает на стадии разложения родового строя и перехода к государству. Советские исследователи подошли именно с этих позиций и к вопросу о появлении письменности на Руси. Основываясь на данных о социально-экономическом развитии формировавшегося в IX-X веках раннефеодального русского государства и данных письменных источников, они пришли к выводу, что письменность на Руси существовала еще до официального принятия христианства... Д.С. Лихачев приходит к выводу, что использование письменности на Руси нашло широкое применение помимо церковной богослужебной литературы еще до официального крещения, что к Х веку письменность прошла уже сравнительно долгий путь развития. Характерной особенностью древнейшей стадии развития письменности он считал ее многоалфавитность. В качестве временных алфавитов, использовавшихся на Руси до образования относительно единого раннефеодального государства, могли использоваться, по гипотезе Д.С. Лихачева, кириллица, глаголица или буквы греческого алфавита, или какого-либо иного», - отмечает исследовательница (МЕД, с. 233).

На первый взгляд вроде бы неплохо высказать допущение наличия письменности до официального крещения Руси. Однако тезис о том, что появление письменности связано с возникновением государства вряд ли можно считать заслугой ученых советского периода. В ряде обществ, например, у древних германцев, письменность возникла задолго до возникновения государства, чего Ф. Энгельс в середине XIX века знать не мог. Его предположение было основано на общих соображениях, а не на конкретных археологических находках, и ничего другого тогда сказать было нельзя. Однако уже в советское время появляется ряд археологических находок у многих народов, свидетельствовавших о том, что письменность существовала задолго до возникновения государства. То же самое можно сказать и о слоговой письменности славян, рунице, насчитывающей тысячи лет ее существования. Именно мнимая связь письменности и государства привела многих исследователей АН СССР, а затем и РАН к ложному тезису о том, что до возникновения государства письменности быть не могло. Особенно сильно это положение звучало именно в стенах Института археологии - в свою бытность директором этого института академик Б.А. Рыбаков буквально в штыки воспринимал тех исследователей, которые пытались заняться проблемой докирилловской славянской письменности (один из них, Н.В. Энговатов, в 1964 году после очень критической оценки его деятельности в Институте русского языка, а затем и в Институте археологии, сотрудником которого он являлся, даже застрелился). По сути дела не дал работать в плане дешифровки "приднепровской письменности" Н.А. Константинову в Ленинграде и академик Д.С. Лихачев. Считать обскурантистскую позицию ученых советского периода "заслугой " - значит ставить вещи с ног на голову. При этом дарование "с барского плеча" славянской письменности несколько десятилетий до крещения Руси вовсе не решает проблему ее многотысячелетней письменной культуры.