В.А.Чудинов

Итак, данный пример оказалось возможным и прочитать, и понять, и проинтерпретировать, то есть он смог беспрепятственно преодолеть все этапы эпиграфического анализа. Конечно, если мы согласны с тем, что ДЕТЫ - это ДЕТИ, СЫДЕ - это ЗДЕСЬ, БЕИ - это УБИТЫЕ, а совершенно замечательное, я бы сказал, чисто Гриневическое слово ВЬСАВО - это ВСЕГО. Из этого удивительного в своем роде квазичтения я сделал два вывода: 1) некоторые в принципе нечитаемые тексты при большом желании можно прочитать и 2) отклонения от нормального вида слов (если это только не вызвано особенностями слоговой орфографии - но тогда данное явление системно) являются первым признаком насильственного чтения. Я бы сказал, что в смысле опыта этот пример мне дал больше, чем успешные дешифровки славянских надписей. Я как бы получил прививку от квазичтения, а привитой эпиграфист, разумеется, опытнее не привитого. Таким образом, я вполне сравнялся с Г.С. Гриневичем по части умения прочитать нечитаемый текст, но все же очень отстал по части перлов, и до словечка НЕЧРЬНЬИ мне еще расти и расти. Но зато теперь, узрев слово ВЬСАВО вместо ВЪСЕГО, понимаю, что дело не в произношении автора надписи, а в беспомощности эпиграфиста, либо в заведомо обреченной на провал попытке прочитать неславянский текст.

Рис. 4. Славянское квазичтение надписи линейным А

Совершенствование прежних чтений. До конца февраля я несколько раз обращался к прочитанным мною надписям на пряслицах Белоозера и к трипольской надписи; стало ясно, что их немного можно улучшить, то есть что процесс дешифровки не является одномоментным. Теперь надписи выглядели так: НЕ ЖАЛЕЙ ЖЕ ИНЪ, НЕ НЪЙ ЛЮДИ. А ИДИ ВЬНЕ ЛЕЛЕ ЖЕ, то есть НЕ ЖАЛЕЙ ЖЕ НИ ЕЕ, НИ ЕЕ ЛЮДЕЙ, А ИДИ ПРОЧЬ ТОТЧАС ЖЕ! Получался определенный смысл, рис. 5 вверху. Чуть лучше я стал читать надпись и на другом пряслице, рис. 5 внизу: ИМУ ЖИВЕГО БОГА, МОЛЕМЪ ВЪ ВОДИ, то есть, ИМЕЕМ ЖИВОГО БОГА, МОЛЕМЪ О ВОДЕ! Теперь я понял, что к дешифрованным надписям имеет смысл время от времени возвращаться и свежим глазом замечать небольшие погрешности, которые тут же можно исправить. Опять-таки, процесс улучшения я понимал, прежде всего, как "дотягивание" чтения до нормальной русской фразы, как это следовало из примеров Г.С. Гриневича.

Рис. 5. Улучшенные чтения надписей на пряслицах Белоозера

Заключение. Противники руницы, например, А.И. Асов, считают меня почитателем Г.С. Гриневича и его верным учеником. Различия между нашими подходами они совершенно не видят, считая это мелочью. До некоторой, очень небольшой степени они правы; с 25 декабря по 5 февраля 1993 года, то есть, 11 дней, находясь под обаянием выступления Г.С. Гриневича и мнимой легкости дешифровки славянских надписей, я действительно был его горячим поклонником. Но после первых же проверок и его метода, и его силлабария я понял, что всё же поторопился сделать его своим кумиром.

Зато теперь мне понятен энтузиазм сторонников этого исследователя. Действительно, статья Г.С. Гриневича была написана ярко и убедительно (хорошо поработали над материалом редакторы журнала «Техника - молодёжи»), а все примеры, если не вдаваться в детали, казалось, подтверждают его чтения. Кроме того, я был подготовлен к восприятию его достижений Л.Н. Рыжковым (как говорят психологи, была создана соответствующая положительная установка), а также очарован выступлением самого автора открытия, ибо он говорил по существу, знал определенные тонкости, и совершенно не выпячивал своей гениальности; у него всё происходило как бы само собой, по счастливому стечению обстоятельств. Из его выступления получалось, что почти все не дешифрованные письменности мира только потому и не прочитаны, что их эпиграфисты не знакомы с русским письмом типа «черт и резов», как Г.С. Гриневич называл руницу.

Однако, по мере вхождения в «научную лабораторию» этого исследователя, становилось всё более очевидным, что 1) ряд новых надписей, не прочитанных Г.С. Гриневичем, не читаются потому, что в них присутствуют знаки, не входящие в силлабарий Гриневича. 2) Даже прочитанные им надписи во многих местах вызывают большие сомнения. 3) Он сразу под надписью дает свое чтение, не выделяя никаких промежуточных этапов. 4) У него нет ссылки на литературу, так что часто невозможно проверить, правильно ли он скопировал исходное изображение. 5) Результаты его чтений часто не соответствуют общему характеру документа.

Замечу также, что сходную эволюцию пережили и другие исследователи творчества Г.С. Гриневича, но за более длительные сроки, поскольку они не занимались его работами вплотную. Первым в своем охлаждении к своему кумиру заявил примерно через полгода Леонид Николаевич Рыжков. Если к работе над статьей Гриневича в «Русской мысли» в качестве ее научного редактора он отнесся с большим энтузиазмом, то монографию он редактировать не захотел, и она вышла на более низком научном уровне. А через пару лет в том, что он совершил ошибку, неумеренно расхвалив книгу Г.С. Гриневича, мне признался и профессор кафедры славистики, декан филологического факультета Белградского университета Радмило Мароевич. Так что путь от большого энтузиазма к большому скепсису в отношении Г.С. Гриневича закономерен.

Вместе с тем, могу сказать, что мне повезло в том отношении, что я сразу попал в эпицентр эпиграфической деятельности неакадемической науки. Я вовсе не стремился стать эпиграфистом, абсолютно ничего не знал о статье Г.С. Гриневича и не имел совершенно никакого опыта чтения, а тем более дешифровки каких-либо текстов. Я просто аккуратно ежемесячно посещал семинары, проводимые Олегом Сергеевичем Василенко в помещении компьютерной фирмы на Кривоколенном переулке, где каждый раз выступали представители какого-то нового научного направления. Так я познакомился с Леонидом Николаевичем Рыжковым, блестящим оратором, который несколько раз выступал от имени Академии нового мышления, где он состоял ученым секретарем. Он-то на одном из выступлений и рассказал о Геннадии Станиславовиче Гриневиче; мне это показалось интересным, и после заседания я разговорился с Л.Н. Рыжковым. Как оказалось, он и сам весьма интересуется историей письменности, хотя является кандидатом технических наук. Мы увлеченно проговорили всю дорогу до метро, и так было каждый раз при наших встречах. Он-то и пригласил меня на встречу с Г.С. Гриневичем.

Позже именно он заказал мне рецензию на статью Г.С. Гриневича. Несмотря на свою восторженность, я все-таки не стал отдавать первый вариант текста, желая проверить легкость чтения новых текстов; в успехе подобного чтения я не сомневался. И опять-таки, у меня не было ни малейшего желания становиться эпиграфистом; просто я привык делать любую порученную мне работу ответственно. А когда я встретился не только с трудностями, но и с подвохами, когда совершенно нерусский текст вроде бы читается по-русски, я понял, что легкой рецензии быть не может, и что мне необходимо овладеть хотя бы историей вопроса. Тем более, что если бы Рыжков написал монографию (а его увлеченность была настолько сильной, что я ожидал написание чего-то подобного из месяца в месяц), то редактировать ее пришлось бы мне.

Так что первое знакомство как с Л.Н. Рыжковым, так и с Г.С. Гриневичем привело меня к тому, что я смог бы дать более или менее обоснованную рецензию. Но позже она уже и не потребовалась: охлаждение отношений между Рыжковым и Гриневичем сняло вопрос о дальнейшей пропаганде достижений Гриневича со стороны Рыжкова. А, следовательно, и о каком-либо участии меня в качестве рецензента Гриневича.

На этом бы мое вторжение в эпиграфику и закончилось, но тут в мае 1993 года, когда я на днях Славянской культуры и письменности все-таки огласил результаты своего исследования творчества Гриневича и свои усилия по чтению новых текстов, новым заказчиком моей эпиграфической продукции выступил издатель Гриневича Владимир Григорьевич Родионов. Но это уже другая история, суть которой я изложил в одной из статей на моем сайте в рубрике «Научная полемика». Так что мое вовлечение в эпицентр неакадемической эпиграфической науки продолжилось.

Литература

Голубева 1974: Голубева Л.А. Граффити и знаки пряслиц из Белоозера // Культура средневековой Руси. Л., с. 18-22

Городцов 1897: Городцов В.А. Заметка о глиняном сосуде с загадочными знаками // Археологические известия и заметки. Год V, № 12, с. 385-390

Гриневич 1991: Гриневич Г.С. Сколько тысячелетий славянской письменности (О результатах дешифровки праславянских рун) // "Русская мысль". Реутов, "Общественная польза", с. 3-28, 14 илл.

Гриневич 1993: Гриневич Г.С. Праславянская письменность. Результаты дешифровок. Том 1. М., "Общественная польза", 328 с.

Керам 1963: Керам К. Боги, гробницы, ученые. Роман археологии. Перевод с немецкого. М., 367 с.

Рыжков 1991: Рыжков Л.Н. Были и небылицы о Древней Руси // Русская мысль, Реутов, Издательство "Общественная польза", с. 42-52

Рыжков 2002: Рыжков Л.Н. О древностях русского языка. М., Издательство "Древнее и современное", 368 с.

Chadwick 1986: Chadwick J, Goldart L., Killen J.T, Jliver J., Sacconi A., Sahellarakis I.A. Corpus of Mycenaean inscriptions from Knossos. Cambridge, L., N.Y., NewRasheii, Melbourne, Sidney, Roma. 433 pp.