В.А.Чудинов

Новое понимание древности Руси и славян

В.А. Чудинов

Выступление на I Российском культурологическом конгрессе

СПб, 25-29 августа 2006 года

Последние двести лет полагается, что славяне пришли в Европу где-то в V-VI веках, хотя прежде считалось, что славяне жили здесь гораздо раньше, а то и вообще были автохтонами. Почему же пересмотрели древнейшие данные о существовании славян в Европе как «ненаучные»? Процитирую словенского исследователя Йожко Шавли: «После того, как Эней Сильвий Пикколомини (1405-1464), ставший в 1458 году папой Пием II, в своей книге «De Europa», опубликованной в 1450 году, высказал предположение, что славяне пришли в Европу из Азии в период так называемого «переселения народов», эта мысль была заимствована венским историком Вольфгангом Лазиусом (умер в 1565 г.). Будучи ярым сторонником пангерманской исторической концепции, Лазиус в книге “De genitum aliquot migrationibus”, опубликованной в 1600 году во Франкфурте, утверждал, что потомками Иафета, сына Ноя, который якобы вместе со своими семью сыновьями заселил необитаемую Европу, были германцы или тевтонцы.

В тот период в Польше, Чехии и Далмации писались книги, полемически направленные против зарождавшегося германского национализма. Авторы этих книг указывали на распространенность в прошлом по всей Европе славянского языка. Из словенских авторов здесь прежде всего необходимо назвать Адама Бахорича, который в своей грамматике (1584) дал не только первое научное описание словенского языка, но и идентифицировал словенцев с венетами» [1, с. 11]. Прерву пока цитирование, чтобы показать, что одного этого открытия вполне достаточно, чтобы показать, что вся Центральная Европа, или фактически все пространство от Венеции (буквально Венетии, города и государства венетов) до Вены (та же этимология: венеты назвали Вену своим племенным именем) было занято славянами. Иными словами, славяне здесь обитали до того, как с юга пришли латины, занявшие всю славянскую Италию (о славянской Италии весьма хорошо писал в XIX веке словак Ян Коллар, назвавший свою книгу на немецком языке «Староиталия славянская»), а с севера пришли немцы, которые на этой части земли венетов создали германское государство Австрию. Таким образом, славянская Центральная Европа стала романской Италией и германоязычной Австрией.

Продолжу цитирование: «До Пикколомини никто ничего не знал о гипотетическом «переселении народов», и ни один писатель или хронист не сообщал, что славяне не жили постоянно на своей исконной территории. Ранние славянские хронисты считали славян автохтонным населением, например, русский летописец Нестор (ум. 1116), чешские хронисты Космос (ум. 1125), Далимил (ум. 1311), Пулкова (ум. 1380), польские хронисты Галл (ум. 1130), Кадлубек (ум. 1220) и Длугза (ум. 1460). Нет никаких доказательств в пользу того, что на территории обитания славян проживал какой-то другой этнос. Тем не менее, с этим мнением считались все, поскольку об этом некогда заявил сам папа Пий II (Пикколомини), у которого, по причине войн и народных волнений V-VI вв. н.э., не было четких представлений об этнографическом облике Европы» [1, с. 11]. Иными словами, был совершен огромный подлог, причем, скорее всего, не в яркой форме, а в виде некоторого «разумного предположения». Но поскольку с папой никто спорить не стал, удобная для Ватикана гипотеза обрела статус очень удобного научного факта. А затем под него стала выстраиваться и историография.

Казалось бы, позже, когда появилась наука археология, ничего не стоило восстановить историческую справедливость и показать, что славяне всегда находились в Европе. Однако, хотя большинство людей полагают, что раскопки и находки сами по себе могут что-то доказать, глубоко заблуждаются. Изделия меняются каждую эпоху, и тот набор древностей, который в одном веке определял какой-то этнос совершенно однозначно, одним веком ранее мог полностью отсутствовать, ставя археологов в очень сложное положение. Поэтому в археологии стало правилом хорошего тона не называть найденный комплекс археологического материала каким-либо этносом, а давать ему абсолютно произвольное название, например, по месту первой находки. Это позволяло десятилетиями и столетиями спорить о том, кто именно жил на данной территории, так что тот, кто имел наиболее развитую археологию, получал и негласное право интерпретировать находки в свою пользу. Ведь при этом всегда можно сослаться на якобы неоспоримые результаты новой методики исследования. А пока оппоненты разберутся и отклонят высказанную гипотезу как недоказанную, можно привести результаты еще более новой методики с заранее известным результатом. Во всяком случае, в XIX веке лидировала наука Германии, причем почти во всем, в том числе и в археологии. Это давало немецким археологам определенные преимущества в интерпретации находок, чем они и воспользовались. Впрочем, продолжу цитирование.

Немецкая позиция. «Немецкие историки все решительнее настаивали на автохтонности немцев и их историческом праве собственности на территорию центральной Европы. На рубеже XVIII и XIX веков агрессивную германскую политику укрепляла еще и кельтомания. Кельты провозглашались германским этносом, а немецкий язык – древнейшим в мире, поскольку кельты якобы были потомками библейского Омира, сына Иафета.

Теория «переселения народов» окончательно оформилась во второй половине XIX века, во времена Бисмарка. Тогда Берлинский университет под руководством археолога Коссинны придал этой теории научную базу. Целью данной теории было показать, что историческое право владеть территорией Центральной Европы остается за тем, кто первым занял ее. В связи с этим немецкие специалисты (Вирхов, Коссинна, Фосс и др.) утверждали, что Лужицкая культура не может быть славянской, обосновывая тем самым неполноценность культуры славян. Немецкие археологи не хотели признавать славянской и культуру Полей погребальных урн. По их мнению, собственно славянская материальная культура появляется лишь в IX-X веках, когда в обряде погребения мертвых под влиянием христианства стало преобладать трупоположение. Этой теорией они хотели показать, что славяне в Европе – всего лишь «незваные гости», и тем самым привить им чувство собственной неполноценности» [1, с. 11-12]. Как видим, позиция Пикколомини не только не была поколеблена, но и существенно усилена. Политические соображения взяли верх над научными.

К этому же периоду относится и создание сравнительно-исторического языкознания, которое обнаружило глубокое родство ряда европейских языков в прошлом. Казалось бы, германская наука в этом была мало заинтересована, ибо если самыми древними европейцами были германцы, то все современные европейские языки должны были выводиться из германских. Зачем же делить пальму первенства с кем-то еще? Однако факт родства многих европейских языков был установлен, и эту истину пересмотреть в сторону отхода всех языков от германских было уже невозможно. Тогда появилась компромиссная точка зрения: к германскому языку добавили самый удаленный в пространстве, индийский (санскрит) и объявили о том, что некогда существовало индогерманское языковое единство. То есть Индия заведомо не претендовала на господство в Европе, и ее можно было допустить в качестве несущественного партнера; главное, что историческая роль Германии в этом названии все-таки звучала. Однако другие европейские страны, чьи языки тоже входили в данное единство, деликатно намекнули, что Германия не одна является европейской страной. Немцы нехотя согласились на нынешний термин, «индоевропейские языки». Но все-таки стали считать, что германские языки образуют центр этого единства, тогда как славянские находятся где-то на его периферии.

Казалось бы, назвать можно было как угодно, например, так, как называются многие факультеты в европейских вузах: романо-германское единство. Но это тоже было слабо: Западная Европа, конечно же, входила в сферу германских интересов, но входили и славянские земли, и Иран, и даже далекая Индия, так что термин «индоевропейское единство» звучал, разумеется, привлекательнее.

Тогда же, или чуть раньше на территории Германии была обнаружена письменность так называемыми «германскими рунами» у вендов. Первый исследователь этой письменности, Андреас Готтлиб Маш считал вендов (1771 год) одним из германских племен. Затем братья Гримм сочли вендов за славян, и даже нашли некоторые руны особыми в славянском употреблении. Далее выяснилось, что никаких особенностей в славянском употреблении германских рун нет. Позже Петербургский академии Ватрослав Ягич, хорват, издававший в Берлине на немецком языке журнал «Архив славистики», повел наступление на «славянские руны» и все находки в Германии, Польше и Чехии стал считать фальшивками. Так что если в начале XIX века за славянами еще признавалось некое письмо, отличное от кириллицы, но заимствованное у германцев, то в конце этого же века от этих воззрений отказались, и, прежде всего сами славяне.

Славянская критика немецких теорий. Однако в том же веке началась и славянская критика ряда германских позиций. «Против официальной версии Берлинского университета, согласно которой славяне пришли в Европу лишь в V и VI веках н.э., решительно выступил Шембера. Он рассматривал теорию «переселения народов» как самую страшную ошибку в толковании древней истории Центральной Европы. Шемберу поддерживали другие историки и археологи, прежде всего русские (Попов, Уваров) и польские (Мацивьонский, Войцеховский). Шафарик и Суровецкий утверждали, что венет, как балтийские, так и адриатические, были славянами, а данные сравнительного языкознания подтверждали, что они жили в Европе еще с доисторических времен.

Под тяжестью контраргументов немецкие историки вынуждены были переместить прародину славян на территории Украины, на заболоченные берега Припяти. Нидерле позже перенес ее в поречье Вислы и Днепра. После Второй мировой войны Ян Чекановский расширил славянскую прародину до Одера и Ниссы. Эту гипотезу польские ученые обосновали с помощью данных антропологии, этнографии, археологии и языкознания, доказав тем самым, что славяне были прямыми наследниками Лужицкой культуры. Это решало отчасти проблему славянства на севере, но в отношении южных территорий вопрос оставался открытым» [1, с. 12]. Как видим, с научными данными немецкие историки вынуждены считаться, однако каждое славянское утверждение приходится доказывать, тогда как папское и берлинское положение ни в каких доказательствах не нуждалось, но зато было принято на веру мировым общественным мнением. Это и понятно, поскольку неславянские утверждения вполне устраивали европейцев, тогда как древность славян и особенно их европейская самобытность больно ударяют по романо-германскому самосознанию.

«Целям сознательной германизации словенского населения Австрии служили экономика, государственный аппарат и – что еще страшнее – школа. Этому давлению с самого начала противодействовала словенская интеллигенция, объединившаяся вокруг Янеза Блейвейса и издаваемого им сборника «Novice». Так, Даворин Трстеняк, Петер Хицингер, Антон Кремпель и другие отстаивали идею автохтонности словенцев и доказывали, что венеты или венды, были нашими предками («Novice» 1854, 1855, 1857, 1860, «Kres» 1881, 1886 и т.д.)» [1, с. 13]. Замечу, что сейчас та же ситуация имеется и в России, когда идею молодости славян проповедует российская школа, как высшая, так и, что еще страшнее, средняя. И то же давление на российскую историографию оказывает историография западноевропейская.