В.А.Чудинов

«Однако в конце столетия историографию в Словении начали преподавать специалисты, получившие университетское образование в Вене и Граце (вот она ирония судьбы: Вену основали славяне Венеты, а Грац есть сокращенное славянское слово Градец, то есть Городок – В.Ч.), и потому уже зараженные идеями теории «переселения народов». В деле денационализации словенцев особую роль сыграл университет в Граце. Родоначальником работ антиславянской направленности был ректор университета Гильдебранд (1883). В его работах подчеркивалась неполноценность славянских этносов и их рабское прошлое. Это направление в историографии поддерживал и чешский историк профессор Пейскер, который разработал в 1897-1905 годах антиславянскую теорию (возможно, небескорыстно – ему была предоставлена профессорская кафедра в Венском университете). Пронемецкие взгляды обеспечивали карьеру; нужно было только приспособиться к директивам, исходящим с той стороны» [1, с. 13]. Как видим, прогерманская ориентация щедро поддерживалась финансами и карьерой. Иными словами, речь шла не о науке, а о вненаучном германском давлении.

Вместе с тем, «теория о позднем расселении славян, которую создали и разработали немецкие историки, распространялась в окончательном своем виде только на южных славян и словенцев» [1, с. 14]. Иными словами, одно сражение, а именно в отношении северных славян, славянским исследователям удалось выиграть.

Иные аргументы славян. Интересным исследователем начала ХХ века явился славянский ученый, публиковавшийся в Германии, Мартин Жункович. Он писал: «Прежде всего, нужно иметь в виду ту легкость, с которой славяне преодолевали иностранные языки, поскольку в языковом отношении они легко приспосабливались. Так что вполне понятно, каким образом среди различных славянских групп немцы, венгры, итальянцы, османы могли брать на себя гегемонию, хотя они сами еще и сегодня находятся в меньшинстве. Но так должно было быть то там, то здесь еще в глубокой древности, ибо общим языком в Средней Европе до языка более высокой, развитой, социально дифференцированной культурной ступени, был славянский, ибо при необычайной мягкости и способности к приспособлению славяне не предполагали, что Европа станет столь населенной, когда они начали развиваться из маленького ядра в чуждом языковом окружении; напротив, мы могли бы посчитать историю как ежедневные изменения абсолютно точной, ибо из неистощимого избытка славянской популяции все соседние народы Европы в течение столетий постоянно черпали свой запас населения — и никогда наоборот» [2, с. 1-2]. Таким образом, М. Жункович особо выделяет то обстоятельство, что начальным языком Европы был язык славянский, и что до ХХ века славяне в отношении численности населения превосходили другие европейские нации.

Еще одно место из Жунковича: «оказывается совершенно ложным утверждение о том, что немцы составляли собственную расу или говорили на специфическом языке, тогда как речь может идти только о его языковом переосмыслении. Так, если знать, что современные пруссы являются лишь германизированными вендославами, ибо эта диффузия закончилась лишь несколько столетий назад, то, следовательно, самой собой разумеется, что древнейшая культура и письменность у них происходили от славян, чей характер и своеобразие языка они и должны нести; да и они не были бы так подозрительными на этот счет, если бы так не было в действительности. До сих пор никому не приходило в голову приписывать вавилонскую, еврейскую или китайскую культуру кому-то кроме вавилонян, евреев или китайцев, однако лишь для славян было сделано такое странное исключение, и этот существенный недостаток со стороны германской науки здесь вполне нормально был опущен» [2, с. 2-3]. Таким образом, для Жунковича не секрет, что древнейшая культура, письменность, а отчасти и немецкий язык у германцев происходит от славян.

Наконец, говоря о славянском шрифте, рунах, М. Жункович приходит к интересным мыслям: «кажется, что руны образовывали прашрифт славян, ибо этимология понятия “руны” образует самоопределение, поскольку в славянских языках слово “рути”, “рыти” означает вырывать, делать углубление, а “рыть” — значит гравировать, выцарапывать, что, естественно, происходит, когда буквы гравируются на твердых предметах, как камень, металл, кость, древесина, спил дерева, воск и т.д.» [2, с. 8]. Иными словами, слово «руна» возникает именно в славянских, а не в германских языках. Таким образом, вносится еще одна поправка в идущее от германцев словоупотребление.

Советский период. Казалось бы, самая крупная славянская держава, Россия, а затем и Советский Союз были кровно заинтересованы в восстановлении справедливости, и в пересмотре сложившейся германской картины европейского прошлого. Теперь, когда легко отказывались от таких вещей, как религия, «буржуазная» наука, национализм и шовинизм, было самое время вернуть славянские книги и исторические школы. Но нет, этого не случилось. В концепцию «пролетарского интернационализма» никак не вписывались попытки реабилитации любого этноса, а тем более такого значительного, как русские или славяне. Чем больше славянского духа, тем дальше от Интернационала рабочих всего мира. Поэтому интереса к докирилловской письменности, равно как и к языческой мифологии в кабинетах и лабораториях как АН СССР, так и РАН не было ровно никакого. А тех исследователей, которые по незнанию или в силу большой увлеченности пытались все же заняться этими проблемами, ловко или не очень осаживали. В Москве таким гонимым оказался Н.В. Энговатов, в Петербурге – Н.А. Константинов. Константинову просто не дали работать, Олжас Сулейменов, опубликовавший книгу «Аз и Я», где пытался вскрыть глубинную историю тюрок в связи со славянами, едва не лишился партбилета, а Энговатов застрелился из охотничьего ружья. Вот такая судьба была уготована всем, кто бы попытался противостоять германскому произволу.

Самосогласованность науки. Наука представляет собой систему, а это означает, что к сложившемуся знанию нельзя добавить ничего принципиально значимого, равно как и убавить. Любая подобная процедура весьма болезненно скажется на других элементах или подсистемах сложившейся системы; в процессе перестройки старая научная картина мира непременно рухнет, и на некоторое время воцарится хаос. Ученые всеми силами пытаются этого не допустить, и их совершенно нельзя осуждать за инстинкт самосохранения. Допустим, например, что мы открыли не какую-то новую, неизвестную систему славянского письма, а более раннее употребление кириллицы. Если речь идет о поправке в десятки лет, то, если данные доказательны, они, скорее всего, будут приветствоваться до тех пор, пока мы не достигнем определенного рубежа – времени жизни учеников Кирилла. Согласно современной научной парадигме считается, что кириллицу создали именно они. Если же выяснится, что кириллица была создана во времена святого равноапостольного Кирилла, придется отказаться от современной парадигмы и приписать создание кириллицы самому Кириллу, что до ХХ века и принималось за научную истину. Но тогда принятие современной парадигмы окажется напрасной тратой времени и сил, что не просто обидно, но и ставит ученых в неловкое положение – дескать, погорячились, приписывая Кириллу создание глаголицы.

Если же выяснится, что кириллица была известна за несколько веков до Кирилла, то в такой факт будет не просто трудно поверить, но рухнет вся логика славянского первоучительства. Пока считается, что именно Кирилл сочинил первую славянскую азбуку, за что и был не просто причислен к лику святых, но по самому высшему разряду – к лику святых равноапостольных. Если же славянская азбука уже существовала, столь высокая оценка вклада Кирилла, заключавшегося в таком случае в некотором редактировании уже существовавшей и известной всем азбуки, представляется неправомерной. Тогда эти почести надо возлагать на того, кто реально придумал этот тип письма, а его или их еще следует найти. Понятно, что тут уже в неловкое положение встанет не только наука, но и русская православная церковь, которая, как известно, никогда не ошибается и в принципе ошибаться не может. Получится, что канонизировать следует истинного изобретателя этой азбуки, а он может оказаться язычником. Тем самым, придется проделать огромную исследовательскую работу по отысканию этого подлинного изобретателя.

Если же предположить, что кириллица возникла за несколько тысяч лет до святого Кирилла, получится совершеннейшая нелепица. Тогда окажется, что не кириллица возникла при непосредственном воздействии греческого письма, а, напротив, греческое письмо возникло из кириллицы, то есть причина и следствие поменяются. Тогда придется признать, что не молодой этнос славян вторгся в обжитую германцами, греками и италиками Европу, а, напротив, молодые этносы германцев, греков (эллинов) и италиков пришли в славянскую Европу. Иными словами, что в основе Западной цивилизации лежит славянская культура.