В.А.Чудинов

Расшифровка славянского слогового и буквенного письма

Март 7, 2007

О варяжских гостях

Автор 09:51. Рубрика Рецензии на чужие публикации

Этноним «Полония». Несколько удивляет взгляд польских историков на древность поляков – большую, чем древность русских. Между тем, государство поляков по-латыни называлось Polonia, то есть, как бы происходило от слова polon (полон, пленение), а не от слова pole, ибо в таком случае государство должно было бы иметь название Polia. Это название вполне соответствует гнезду иностранного понимания ряда славянских этнонимов. Так, слово «склав», то есть, «славянин», на многих западноевропейских языках означает «раб», слово «серб» (южный славянин) – слово «слуга». Возможно, что и область «пленения» славян, их «полона» и стала называться Полония. Однако на рунице Польша до возникновения Речи Посполитой называлась Волева Русь, то есть, Свободная (от титульной нации). Это странно с позиций древнего существования польского государства. Но это вполне объяснимо, если предположить, что поморы из польского Поморья, то есть, пираты и разбойники  варяги, продавали на рынках Польши своих пленников. Если это предположение верно, то Польша представляла собой славянскую область, быстро пополнявшуюся неславянским населением – бывшими пленниками, ставшими слугами.

Не прошел автор и мимо сочинений Мартина Бельского и М. Стрыйковского, правильно отметив великопольскую трактовку ими фактического материала.

Начало норманнской теории. Весьма интересен раздел по шведским источникам, где подлинным основателем «норманнской теории» объявлен швед Петрей де Эрлезунда (1570-1622), который создал ее за век до немцев Миллера, Байера и Шлёцера.  «Он служил в России четыре года, а затем в 1608 и 1611 годах ездил в Москву посланником Карла IX» (с. 38). «Петрей полагал, что русы (варяги) были народом с побережья Балтийского моря, как и шведы, финны, кашубы, померанцы, венды и другие. Вопрос состоял лишь в том, с какого берега – южного или северного – они происходили, и здесь начиналась путаница. С одной стороны, Петрей писал, что князья Рудрих, Синаус и Трувор  вели свое происхождение и вышли из Пруссии, а впоследствии стали править в северо-западной Руси. Однако в той же работе дальше он поправлялся и указывал, что они происходили не из Вагрии (Wagerland), располагавшейся в земле Гольштейн, а из Швеции. Противоречивость следовала, видимо, из того, что в начале XVII века Прибалтика находилась в поле внешнеполитических интересов, а впоследствии и под властью Швеции» (с. 39). Полагаю, что В.И. Меркулов тем самым прекрасно показал политический заказ, выполненный данным шведским историком, ибо того интересовала не реальная история, а лишь сиюминутные шведские интересы. При этом Петрей ссылается на речь послов из Новгорода, которые якобы называли Рюрика князем шведского происхождения (ERL, S. 312). Впрочем, поскольку в 1611 году шведы захватили Новгород, если посольство пришлось на это время, новгородцы могли придумать подобную родословную Рюрика для получения от победителей каких-либо послаблений. Но из этого вовсе не следует, будто бы автором «норманнской теории» были новгородцы.

Приводится мнение А.А. Куника о том, что «в период времени, начиная со второй половины XVII столетия до 1734 года, шведы постепенно открыли и определили все главные источники, служившие до XIX века основою учения о норманнском происхождении варягов-руси» (КУН, с. 2). На мой взгляд, эти исторические исследования создавали основу для представлений о том, будто бы шведы и были Русью – иными словами, Швеция, которая в то время была вторым после Турции наиболее сильным в военном отношении государством Европы, создавала информационную основу для завоевания Руси. Ведь если якобы вся культура славянской Руси обязана своим происхождением Руси шведской, тогда следует однозначный вывод о том, что завоевание Швецией Руси является просто актом исторической справедливости. И, как мы знаем по учебникам истории, в первой половине Северной войны Петр Великий терпел поражения от Швеции. Однако результат войны оказался для шведов неожиданным: не они завоевали русские земли, а Россия прирезала принадлежавшую Швеции Финляндию. После поражения Швеции надобность в информационной войне против России отпала. Однако это шведское оружие экспансии весьма пригодилось немцам, которые вынашивали иной план завоевания России, не военной силой, но родственными отношениями, поставляя в Россию будущих императриц.

Таким образом, заслугой рецензируемого исследователя является то, что он добрался до подлинного источника норманнской теории. А нам теперь ясно, что мы имеем дело не с честным заблуждением шведских историков, а с вполне прозрачным политическим заказом в плане притязаний на русские земли.

Весьма интересна и последующая информация. «В начале марта 1697 года началась русская дипломатическая миссия в Западную Европу, получившая название «великого посольства». Ее главной целью было укрепление и расширение антитурецкого союза России с рядом европейских государств. В ходе посольства Петр I тайно встретился в Кенигсберге с бранденбургским курфюрстом Фридрихом III, и переговоры  закончились заключением устного союза, но не против Турции, как предполагалось, а против Швеции. Это был решающий шаг к изменению внешнеполитической ориентации России с южного направления в сторону Прибалтики» (МЕР, с. 43). И это – тоже вполне понятно. Турция того периода была слишком сильна в военном отношении, что показала неудачная война Петра за Азов. Но и Швеция представляла собой очень сильного соперника. Теперь важно было договориться с германскими государствами о том, чтобы они не поддерживали Швецию, иначе России было бы невозможно справиться с силами западноевропейской коалиции. И напротив, имея германские государства своими союзниками, можно было надеяться на победу над Швецией. Так что если шведы преуспели в информационной войне, русские выиграли очень удачный дипломатический  раунд сражения.

Дипломатические успехи продолжались и далее: «После того, как в ходе Северной войны Россия овладела Эстонией и Лифляндией, Петр I стремился к завоеванию позиций на южном побережье Балтики. В данном случае была использована не сила оружия или военная тактика, а политика бракосочетания – весьма эффективный прием внешней политики. В 1711 году царевич Алексей по настоянию Петра I женился на принцессе Шарлоте Кристине Софии Брауншвейг-Люнебургской (в крещении Евдокия). Кронпринцесса была внучкой Вольфенбюттельского герцога Антона-Ульриха (1633-1704), авторитетного представителя Брауншвейгского дома, который ориентировался на союз с Россией» (МЕР, с. 46). «В 1726 году Мекленбургский герцог Карл Леопольд женился на дочери царя Ивана V Алексеевича Екатерине, после чего обе родословные стали выводить из вандальских и ободритских генеалогий. Свадьба совпала по времени со вторым визитом Петра I в Европу. В то же время Мекленбург искал помощи в борьбе против шведов у Российской империи» (МЕР, с. 47). Таким образом, мелкие княжества Германии боялись могучего шведского соседа и стремились сблизиться с Россией. В этот период норманнская теория им была совершенно не нужна. С другой стороны, ободритская версия требовала изучения.

Написать отзыв

Вы должны быть зарегистрированны ввойти чтобы иметь возможность комментировать.






[сайт работает на WordPress.]

WordPress: 7.1MB | MySQL:11 | 0.338sec

. ...

информация:

рубрики:

поиск:

архивы:

Март 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
« Июнь    
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

управление:

. ..



20 запросов. 0.499 секунд