В.А.Чудинов

П.В. Тулаев – деловой человек. Для меня все это было крайне странно, ибо я  вполне мог издать книгу Маша без участия П.В. Тулаева (равно как и А.А. Бычкова) – быстрее, с меньшей себестоимостью и с комментариями в полном объеме. Я согласился с его предложением только из чувства славянской солидарности; из этого же чувства я финансировал издание в объеме 2/3 от его стоимости. Более того, П.В. Тулаев, продавая в книжные магазины готовую продукцию по 180 рублей за экземпляр, мне хотел отоварить вложенные мной деньги по 300 рублей за экземпляр, и лишь после долгих уговоров снизил отпускную цену до 200 рублей. Так что он не посчитался ни с тем, что я ему дал беспроцентную ссуду, ни с тем, что я вложил немалый труд по редактированию книги, ни с тем, что я был его компаньоном. За то, что я ему постоянно шел навстречу, он решил меня еще и ободрать, как липку! Хотя обычно в таких случаях рассчитываются по себестоимости. С другой стороны, тут всё логично: человек, постоянно нарушающий научную этику, не может быть чистоплотным и в коммерческом отношении.

Отсюда следует, что, побывав в США в течение года, П.В. Тулаев вынес оттуда американское отношение к людям – жить за счет объегоривания ближних.

Это заставило меня после выхода книги Маша обратить внимание на те разделы, которые П.В. Тулаев мне не предоставил. Иными словами, это заставило меня продолжить редактирование книги – но теперь уже по части того научного комментария, который предложил П.В. Тулаев.

Комментарии М.А. Арендта. Первый комментарий после текста А. Маша П.В. Тулаев отдал выдержкам из работы Мартина Фридриха Арендта. Его книга была опубликована в Миндене в 1820 году, тогда как сам Арендт проживал в Альтоне. К большому сожалению, ничего нового в научном плане к исследованиям Маша он не добавил, разве что разбавил выводы Маша некоторыми народными поверьями, совершенно запутав славянскую мифологию. Например: «ЗИБА (ЖИВА?) – ей поклонялись в Ростоке и Ретре. Эта супруга главного северного бога Тора почиталась славянами как богиня жизни и плодородия» (1, с. 263). Жива не была и не могла быть женой Тора, ибо в славянской мифологии такого бога не было. Зато в славянской мифологии она считалась женой (причем летней) Дажьбога, но последний никогда не был главным богом славян. Мнение Арендта вносит ненужную путаницу.

Другой пример: «ОПОРА – божество осени. Культовый центр – в Ретре. Славянский охранитель осени и ее плодов выступает здесь в виде стройного обнаженного юноши. Атрибуты его – овощи, листва и птицы» (1, с. 265). Не было такого божества у славян. Не зная славянских языков, Маш посчитал слово ОПОРА именем бога. На самом деле под ОПОРОЙ как раз и понималась опора, подставка. Арендт повторяет нелепицу Маша, будто бы подставка в виде юноши с овощами изображала бога осени славян, создавая у читателя мнение, что так и было на самом деле.

Так что все 35 примеров Аренда, не только столь же беспомощны, как и у Маша, но в ряде случаев еще и снабжены личными домыслами Арендта. Например: «БЕРСТУК – грозное божество» (1, с. 267). С чего Арендт взял, что оно грозное? Такого существа у славян вообще не было.

Я не буду комментировать остальные высказывания Арендта, поскольку принципиально они не отличаются от выводов Маша. Скажу лишь, что они неверны. Но тогда возникает вопрос, зачем же П.В. Тулаев их поместил в книге Маша? Ответ лежит на поверхности: чтобы показать, что А. Маш и М. Арендт совпадают в своих атрибуциях, а мои комментарии резко от них отличаются. По умолчанию здесь проводится весьма простая мысль: А. Маш и М. Арендт могут быть причислены к историческим источникам (хотя В. Ягич считал, что Маш описал фальсификаты), а мои комментарии основаны якобы на неверном методе исследования. Так что против моих выводов П.В. Тулаев выступил и явно, и, сославшись на Арендта, неявно. К сожалению, у моего коллеги не было за плечами десятилетнего стажа преподавания славянской мифологии, как у меня, поэтому от многих высказываний М. Арендта его не коробит. Это лишний раз характеризует его как редактора.

На самом деле А. Маш был непрофессионалом и просто в принципе не мог дать правильной атрибуции славянских скульптур. В книге А. Маша ценен не столько его текст, сколько гравюры профессора класса рисования Крюгера. П.В. Тулаев же ценит только текст, не вдаваясь в его истинность. Конечно, если бы роли по редактированию книги А. Маша была распределены так, как они замышлялись вначале, таких ошибок неопытного коллеги можно было бы избежать.

Язык вендов. Так называется раздел из исследования самого П.В. Тулаева; полная статья называется у него «Для кого Ретра была святыней?». В самом разделе перечисляется ряд народов, упоминаемых А. Машем. В принципе, идея такого комментария является вполне здравой. Однако данный раздел вызывает у меня недоумение, ибо П.В. Тулаев в нем пишет: «То, что преобладающим населением Винланда (Славии) были венды-славяне, мы считаем доказанным. Но на каком языке они говорили и писали?» (1, с. 343). Такой вопрос относительно языка вендов был бы уместным, если бы нам не была известна ни одна надпись коренного населения Ретры. Но в моей дешифровке надписей почти на каждом изображении из книги Маша я показываю, что этим языком был русский. Так было во времена создания коллекции богослужебных предметов в Ретре, но так было и во времена создания заставок к книге А. Маша; редактор издания 1771 года использовал заставки с русскими надписями.

Более того, русским языком были написаны и тексты в заставках, выполненные уже в XVIII веке, и в них не только подтверждалось, что жители Ретры были русскими, но и утверждалось, что они к тому же были москвичами, но не боялись ни московских князей, ни варяжского кагана.

П.В. Тулаев удалил все мои дешифровки; с водой он выплеснул и ребенка. Становится понятным, зачем он это сделал; теперь можно вволю пофантазировать на данную тему. Очевидно, переводчик книги А.А. Бычков при общении с ним убедил его в своей версии происхождения вендского языка. Вот эта аргументация: «Русский переводчик книги  «О богослужебных предметах ободритов» (Немецкое название книги Маша; в русском издании П.В. Тулаев назвал ее «Сокровища Ретры» – В. Ч.), прекрасно владеющий не только немецким, но и польским языками, считает, что вендский диалект был не славянским, а одним из балтийских. Он формировался при соединении «литовского диалекта с иранским и германским». В качестве дополнительного аргумента А.А. Бычков приводит текст молитвы «Отче наш» на вендском языке, отличающийся от современных славянских. Это весомый аргумент, который требует серьезного лингвистического анализа» (1, с. 344).

Замечу, что обрывки молитвы «Отче наш», записанные довольно поздно (в XVII-XVIII вв.) и неизвестно для какого народа (для финнов и эстонцев все славяне называются «вене», то есть, «венеты») в глазах П.В. Тулаева превышает по значимости несколько десятков текстов XI-XII вв., прочитанных мною на предметах из храма Ретры. Налицо явно тенденциозный подход к древним текстам. Почему-то критицизм, проявленный к моим методам, П.В. Тулаев не направляет на происхождение и запись фрагментов молитвы «Отче наш». С этой научной новацией он соглашается без обсуждения. А между тем, именно связь данной молитвы с историческими венетами или вендами остается недоказанной.

Остальные его утверждения в приведенной цитате остаются спорными. Против того, что А.А. Бычков владеет немецким языком, я не возражаю, однако то, что он владеет «прекрасно», я подтвердить не могу, поскольку мне пришлось вносить правку в очень большое число мест в его переводе, ибо они слишком сильно отличались от подлинника. П.В. Тулаев вообще не сличал оригинал с переводом, так что его суждения о степени владения Бычкова тем или иным языком основаны лишь на том, как сам Бычков ему себя позиционировал. Кстати, владение польским языком ничего не прибавляет в знании литовского и других балтских языков, так что этот аргумент П.В. Тулаева бьет мимо цели. А фраза А.А. Бычкова о том, вендский как славянский язык возник из смеси литовского диалекта с иранским и германским, или о том, что вендский язык является одним из балтских, на мой взгляд, свидетельствует о полном непонимании этим исследователем генезиса славянских языков, чтобы не сказать больше. И откуда на земле Ретры взялись персы, чтобы повлиять на сложение вендского языка, понять совершенно невозможно.  Очевидно, П.В. Тулаев не читал других сочинений А.А. Бычкова, который утверждал, например, что в средневековом Киеве вообще не было слышно славянской речи (якобы в Киеве проживали тюрки), а под Рязанью, в селе Алеканово, якобы проживали аланы, иранское племя. Так что на Руси, по его взглядам, русских вообще не было. Следует ли удивляться тому, что и славянское племя венетов или вендов, по А.А. Бычкову, было не славянским?