В.А.Чудинов

Дефективность французского относительно русского. «Тут же бросается в глаза колоссальная разница не только структуры двух этих языков, но и того языкового творчества, которым занимались предки французов и предки русских. У французов язык складывался сам собой, случайно, в компромиссе навязываемой латыни (франкского, нормандского) и в моторном сохранении многообразных местных особенностей,  а русские намеренно творили общий язык, оттачивая, совершенствуя его прежнюю форму в направлении наиболее авторитетного для них образца (от солунского диалекта к древневолодимирскому). Вот тут-то задумаешься о сравнительной развитости и самосознании двух народов: французы ведь занялись оттачиванием своего национального языка гораздо позже, на завершающей стадии современного языкового строительства - и совсем не в таком масштабе. А русские уже тогда заботились о межнациональном, наддиалектном койне. Из этого ясно, кого какие заботы терзали, какие цели они ставили и каким делом занимались. Французы просто жили местно, с трудом перенимая от римлян всё передовое, что у них было. А русские решали большей частью чисто языковые задачи (все остальные были решены?!),  пытались доступным способом преодолеть свою внутреннюю местную ограниченность, создавая в языке базу единого мира. Их задача сопоставима с задачей не французов, а римлян. С тем отличием, что римляне строили империю, государство на костях и крови других народов (неудачно, как показала гибель Римской империи), а русские - мир (отчего и гибель временных империй русских не была их уходом из мира)».

И здесь есть намёк на прозрение. Правда, с моей точки зрения, именно Рим как форпост Руси в Северной Италии перенял русскую точку зрения, но ведь Рассказов не читал моей книги «Вернём этрусков Руси», и ему простительно принять следствие за причину. Замечательно уже то, что русское у него выше французского. И на том спасибо!

Цель создания старославянского. «Вот это и есть реконструкция реальной языковой ситуации конца 1 тыс. н.э. (в двух проявлениях), которая одновременно может указать, как именно надо структурировать историографические факты. На этом фоне нетрудно в общих чертах понять и суть упомянутых предыдущих языковых ситуаций. Старославянский койне еще более сознательно создавался фактически с той же мировой (точнее, вне-мирной, религиозной) целью, но с гораздо большим охватом язЫков, с намерением соединить всех славян в братство, Церковь, и совершенно из другого географического центра, из зоны (древне)греческого и византийского влияния. Нельзя не заметить, что это происходило синхронно со становлением католической церкви и простым сохранением в ней прежнего авторитетного государственного языка, латыни, как общего церковного языка. Выходит, заботы мирового строительства в тот период были даже более глобальны, чем позже, и исполняли их по-разному две конкурирующих силы, от которых возможный древнеросский язык отстоял довольно далеко (увы Чудинову, который для этой ситуации говорит о фальсификации истории)».

Полагаю, что тут увы Рассказову, который из Чудинова вынес только фальсификацию истории. Что латынь, что старославянский, что русский язык палеолита - это либо бережно сохраняемый жрецами действительно древний язык (как в случае палеолита), либо новодел (как старославянский, так и латинский, созданный на базе русского, но нерусским населением). В любом случае, в задачу жрецов входило сохранение языка как базы для сохранения веры и этноса (государственные интересы пришли позже). А глобальность языкового строительства определялась глобальностью территории распространения языка, и если в период палеолита территория составляла весь земной шар, то ни латинский, ни старославянский, ни древнеросский уже не обеспечивали подобного единства.

О санскрите. «И попробуем теперь вообразить ситуацию с санскритом, учитывая его чрезвычайно сложную и отработанную системно и в мелочах избыточную структуру. Сразу замечается, что нет плавного перехода от старославянского к санскриту, явно пропущены какие-то звенья в гипотетической цепи общих языков. Кажется, так и должно быть: ведь науки только зарождались, и таких глобальных знаний и целей у людей быть ещё не могло. Однако  и по числу лингвистических параметров, и по жреческому употреблению санскрит сложнее старославянского и, конечно, излишен для живого общения. Даже в пределах его собственной письменной истории максимальное использование всех его формально-различённых возможностей наблюдается именно в древнем, ведийском санскрите. См. Зализняка «Грамматический очерк санскрита» о двух синтаксических стилях, где именно поздний, классический стиль проще для оперирования им: «При синтаксическом стиле II санскрит приближается к инкорпорирующим языкам». Само предположение санскрита как искусственно созданного общего языка для анализа-сравнения всех индоевропейских языков и обеспечения их жреческо-ведийских контактов требует от нас найти в той древности таких людей, которые, в отличие от других людей, не только бы уже обладали чрезвычайно развитым сознанием, но и реально владели всем индоевропейским миром. Эти люди были в состоянии ясно понимать различия и сходства языков, они очень многое, если не всё, знали о мире, они умели всё необходимое для выживания самих себя и поддержания других, они могли сообщаться, контролируя весь мир, преодолевая время и пространство, для чего, значит, имели своё собственное развитое письмо. Кажется, что все это невозможно. Однако структура языка требует именно такой ситуации его порождения».

Рассказов тут следует обычной историографии, согласно которой в эпоху бронзы науки только зарождались. На мой взгляд, напротив, к эпохе бронзы многие знания были утеряны, и хотя санскрит был по своим возможностям ниже русского языка, он всё же был по ряду параметров выше латыни.

Недостатки современной лингвистики. «А где взять таких людей, если они для той эпохи почти Боги? Есть один путь: соотнося структуры современных языков, найти такой, в котором была бы максимальная системная сложность и отработанность мелочей и который бы проявлял в своём реальном движении такие вселенские заботы. Причем, речь идёт о логически правильном сравнении языков - по одним типологическим основаниям.  Сразу скажу, что сравнительная лингвистика сравнивает (и то не строго) только по формальным основаниям: число единиц по уровням языка (фонетика, лексика, морфология и т.д.) и системная сложность каждого уровня, что и является характеристикой сложности языка. На самом деле это только одна сторона дела. Другая - разряды значимостей, выражаемые формами (например, содержательность интонации, предметная значимость морфов или только слов, или фразеологических сращений, наличие разных слов для иерархически разных понятий одного рода, степень взаимной мотивированности слов, прозаичность речи в потебнянском смысле, обязательная или ситуативная значимость порядка слов и т.п.), и их органически мотивированная системная выстроенность. Но и эта сторона ничто без целого. Необходимо еще соотнести число и выделенность форм и значений каждого уровня с тем, насколько гибко и с каким различённым разнообразием и то, и другое может варьироваться в языке (формально говоря, чем больше число форм и значений этих форм, и чем более формы взаимозаменяемы друг с другом, не теряя своей формальной определённости, и чем больше организованно-коротких, аналитических способов выражения одного значения, мотивированных одной формой, тем развитее язык). Именно эта последняя сторона максимально характеризует язык как целое - как гибкий и точный инструмент общения».

Браво, Юрий, претензии предъявлены к лингвистике действительно серьёзные и примерно такие, какие предъявляю к ней я. Однако для современных языков какая-то возможность осветить эти проблемы существует, а вот для древних - скорее всего, нет. Если учесть, что многие так называемые древние языки (так же как и якобы древние соборы) могли достраиваться совсем недавно, 2-3 века назад, то как отличить подлинно древнюю ступень развития языка от приписанных ему совсем недавно новых слов, смыслов, структурных единиц?

О русском языке. «Так вот, если провести объективное типологическое сравнение, то есть только один язык на Земле, который на порядок превышает все остальные языки по сложности каждого уровня и системы в целом. Это русский язык. Именно в нём максимально сочетаются две взаимоисключающих вещи: количественно-системное многообразие форм и комбинаторная, практически не ограниченная гибкость различённых (не диффузных!) форм. А что касается его мировых забот - об этом я уже упоминал. Разумеется, чтобы это доказать, необходимо провести соответствующее сравнение русского языка хотя бы с ещё двумя языками. Сразу ясно, что такая работа будет очень большой по объему, но в принципе излишней, поскольку такие вещи интуитивно очевидны любому, кто хоть в какой-то степени знает кроме своего родного языка еще и русский, или наоборот.

И тут поневоле вспомнишь о Чудинове. Сам факт существования санскрита указывает на такие реальные древние обстоятельства, которые для восполнения ситуации требуют языка, подобного современному русскому. При этом понятно, что санскрит не был русским языком той эпохи, хотя в нём невероятно много явно русского (прежде всего в лексике, если построить типологию условных санскрито-русских фонетических соответствий). Однако, если древнеросский язык давал и тогда такую зрелость сознания, а все окружающие люди пребывали в стадии младенчества, то они просто не могли пользоваться такими сложными языками как санскрит или предполагаемый древнеросский с предполагаемым тайным слоговым письмом».

Зрелость сознания - вещь наживная. Я в прошлом учебном году немного поработал с обычными студентами негосударственных вузов в плане их обучения русскому языку, и пришел в ужас: для них язык XIX века уже необычайно труден, как и современный русский, и они его упрощают любыми способами. Всё легко объяснимо: в гимназиях царской России уровень требований к дворянам был выше, чем позже, когда образование стали получать разночинцы; но он был выше, чем в советской школе, где образование стало массовым. Однако тогда всё-таки сознательно создавалась новая историческая общность - советский народ. А теперь создаётся некая масса рабочих для Европы, которым знание русского языка во всех деталях вовсе не требуется. А если они хотят знать свой родной язык на уровне дворян - пусть раскошеливаются! Такова нынешняя языковая и школьная государственная политика.

Понятно, что жрец должен был обладать очень тонким и развитым умом, и ему для удовлетворения его потребностей был нужен весьма развитый и сложный язык. Именно для себя жрецы и создавали койне, а вовсе не для «простых людей». Ведь и сегодня, одни люди находятся на пределе умственных способностей человечества, и им нужен очень тонкий инструмент мышления и общения, тогда как огромное большинство пребывает в стадии младенчества, и им вполне достаточно лексикона Эллочки-людоедки или употреблений русского мата.

О фантазиях Чудинова. «Это и подтверждает, с другой стороны, что санскрит (доведийский!) был специальным языком особой категории людей (шкалой восприятия и сборки новых языков на основе фонетических способностей), а древнеросский в каком-то архаичном виде как раз и был единственным языком, который мог бы намеренно пользоваться слоговыми рунами. Что не исключает другого произвольного, например подражательного, использования этих же рун не в качестве письма, а качестве различных рисунков, святительных знаков, тамг и т.п. Отличить одно от другого можно только конкретно, с чётким выяснением всех условий чтения. И опять получается, что допустимость главной фантазии Чудинова (о существовании древнеросского языка в глубокой древности) нисколько не подтверждает его конкретных чтений. Более того - даже опровергает в части возможных древних имитаций рун и в части - что куда важнее - возможной необходимости делать руны тайными в тот период. Ведь объективная языковая ситуация была такова, что не от кого было скрывать значение сообщений. Кто мог понять руны, заведомо были своими. А кто не мог понять в силу малой разумности, тот и не воспринимал эти руны как смыслосодержащие. Из этого и следует, что техника рун в древнейший период не могла быть такой прихотливо запутанной, как её преподносит Чудинов. Зато ближе к современности такая усложненность вполне могла появиться (из-за необходимости скрывать нечто от непосвященных, а также в силу развития изобразительной технологии)».