В.А.Чудинов

Профессура как зло нынешнего Министерства образования

Чудинов В.А.
Нынешняя реформа образования больно ударила не только по студентам, но и по преподавателям, особенно по их верхнему звену, по профессуре. Возникает впечатления, что используются все средства для того, чтобы от нее избавиться если не на 100%, то хотя бы на 80.

Краткая история. В XIX веке Германия привлекала иностранцев, главным образом, высочайшим уровнем образования, и в Штутгарт, в Лейпциг и Берлин ездили учиться, в том числе, и русские дворяне. Что же поддерживало славу Германии? - Ответ один: профессура! Штатного, или, как тогда называли, ординарного профессора искали не только по всей Германии, но по всей Западной Европе; найденному профессору давали дом или квартиру и зарплату, чтобы он мог прокормить не только жену, но 6-10 детей и прислугу. А при выходе на пенсию он получал пенсию  в процентов  80 от зарплаты. Кроме того, он приравнивался к генералу, и к нему обращались «Ваше превосходительство». Нагрузка составляла 1-2 лекции в неделю, к которым он тщательно готовился; техническое обеспечение лекции обеспечивал ассистент. Он же издавал конспекты лекций, которые за профессором записывали студенты. Профессура считалась духовным золотом нации. А в Российской империи дворянское звание давали даже за защиту кандидатской диссертации, и процедура защиты продолжалась  несколько часов при стечении массы народа.
Советская профессура. В противостоянии белых и красных профессура выбрала сторону белых. Это и понятно: советская власть на первых порах не терпела образованных, а в 1918 году в Симферополе были расстреляны даже приехавшие на каникулы студенты из Петербурга. Крушение российской империи духовная элита не могла проигнорировать, и старалась за нее биться до последнего. Поэтому советская власть кого-то выслала на «философском пароходе», кого-то репрессировала, а большинство просто уволила без выходного пособия. Но через небольшое время выяснилось, что преподавать студентам просто некому.

Тогда было принято поистине революционное решение: создание Университета красной профессуры. В него поступали студенты, а через три года выходили уже профессора, хотя и очень молодые, 20-летние. С точки зрения классического образования это была авантюра. Но через какое-то время голод на преподавательские кадры был удовлетворён, а позже И.В. Сталин создал приемлемые условия труда. Правда, нагрузка профессора составляла уже не 8-10 часов в месяц, а порядка 50-60, но зато зарплата в последнее десятилетие советской власти составлял порядка 550 рублей в месяц, в 5 раз больше, чем у ассистента, а ассистент получал зарплату на уровне рабочего. На эти средства можно было содержать жену, 2-3 детей, оплачивать государственную квартиру и даже иметь небольшой дачный домик за городом. Ассистент уже не помогал профессору, так называлась просто начальная преподавательская штатная единицы, а профессор в основном читал лекции, вел 1-2 семинарские группы, но не для выполнения нагрузки, а для контроля за тем, как усваиваются  лекции. Профессор экзаменовал, а перед экзаменом давал консультации (по некоторым особенно трудным предметам даже 2 или 3 раза). Если студент не соответствовал строгим требованиям, устраивались переэкзаменовки, за которые профессору платили дополнительно. Так что после войны, к концу  советского периода,  советское образование стало одним из лучших в мире.

Постсоветское время. По инерции советская система продержалась еще лет десять, хотя в 1995-1996 гг. появились реформаторы, которые именно в эти годы хотели опустить доставшуюся России высшую школу. Однако в те дни уволили самих реформаторов. Но после создания объединенного Министерства образования и перехода от нормальных устных экзаменов, где опытный педагог уже по нескольким словам школьника понимает уровень его подготовки, к ЕГЭ, где нужно угадывать правильный ответ из 3 неправильных, уровень образования не то, что понизился, а катастрофически упал. Но при А.А. Фурсенко, министре образования и науки РФ (2004-2012), высшая школа еще как-то выжила, хотя во всех вузах забуксовали подготовительные курсы, из которых в частности, складывалась финансовая поддержка профессуры. Государство, как в начале 2000-х годов положило профессорскую зарплату в 6,5 тысяч рублей, так и сохранило ее по сей день, хотя сейчас в ряде городов это на уровне, а то и ниже прожиточного уровня. Остальные доплаты делает вуз из своих доходов.

Новый закон об образовании. Приход Дмитрия Викторовича Ливанова ознаменовался кардинальной ломкой образовательной системы. Мой, вуз, в котором я проработал 17 лет и который много лет занимал первую строчку рейтингов среди экономических университетов, оказался неэффективным. Когда я на одном из заседаний рабочего коллектива с участием ректора услышал о критериях эффективности, мне показалось, что я сошел с ума. Первое, что я услышал, так это что эффективность совершенно не зависит от качества образования. То есть, если мы подготовили специалиста, это совсем не означает, что мы проработали эффективно. А как надо понимать эффективность по минвузовски?

А вот как. Первое - у нас должно быть много квадратных метров площади на каждого студента. Иначе говоря, если мы арендуем какую-нибудь овощную базу с ее тысячами квадратных метров овощехранилищ, то мы сразу выходим в лидеры по эффективности. То, что этот параметр практически никак не сказывается на уровне образования, Министерство никак не заботит. Зато оно присматривает тысячи квадратных метров прекрасных зданий в центре Москвы для будущей приватизации самими чиновниками.

Второе: к нам должны приезжать лекторы-иностранцы. Понятно, что преподаватель США, получающий десять тысяч долларов США в месяц, за меньшую сумму преподавать не поедет. Но еще нужно заплатить за его перелет, за его проживание в России, за передвижение по городу, а также оплатить синхронного переводчика. В результате он один обойдётся родному вузу раз в 20 дороже собственного профессора. И это притом, что он не знает российских реалий, и вместе с профессиональными знаниями будет прививать нашей молодёжи чуждые нам идеологические взгляды. Кроме того, западная система образования готовит специалистов узкого профиля, и читать такой приглашенный профессор сможет только один предмет. Тогда как наш обычно ведет 4-5 предметов.

Третье: у нас должно обучаться как можно больше иностранных студентов. Пока что к нам охотно едут на обучение китайцы и вьетнамцы, но с очень слабым уровнем подготовки по русскому языку. Они практически не понимают преподавателя, а он - их. Русскоговорящим студентам учиться в такой группе крайне тяжело, а преподавателю доносить знания до людей совершенно иной культуры практически невозможно. Я помню, каких трудов мне стоило перестраивать лекции по философии на самую простую и понятную лексику, когда я работал в УДН имени Патриса Лумумбы. А ведь эти иностранные студенты обучались русскому языку не за рубежом, а в нашей стране. - Так что этот пункт скорее призван снизить до предела уровень подготовки собственных студентов, но зато может привлечь чужие доллары.

Наконец, последнее требование: публикация научных статей в зарубежных журналов. Даже до нынешнего семестра нагрузка профессорско-преподавательского состава была очень высокой, ибо помимо аудиторных занятий каждый год было необходимо переделывать учебно-методические комплексы, в которые каждый год министерство добавляло всё новые требования.  Поэтому написать научную статью - это из-за постоянного дефицита времени - вещь почти нереальная.

Вот что пишут Михаил Фейгельман и Павел Чеботарёв: «Есть в системе и более содержательные показатели. Это количество диссертаций и публикационная активность. Но самый простой способ увеличить число защищенных диссертаций - снизить планку в диссертационных советах, открытых при организации. Не настолько, чтобы советы закрыли, но - максимально в очень растянутых у нас рамках приличий. А требовательность сильно помешает росту этого показателя. Публикационная активность - название красноречивое. Есть активность исследовательская, а есть публикационная. Всякий занимающийся наукой знает сколь велики возможности второй, как мало они могут быть связаны с первой и как быстро гипертрофия второй приводит к усыханию первой. Максимизация «публикационной активности», на которую толкают нас подобные системы оценки, - дело ПОЗОРНОЕ, действия, направленные на максимизацию числа ссылок на статьи, - дело позорное вдвойне, потому что «позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех». Нельзя побуждать ученого статью в 25 страниц резать на 5 статей: наука от этого не выиграет, а одним честным человеком станет меньше».

И авторы добавляют: «Ни в одной культурной стране качество научной работы не оценивают по таким показателям. Более того, скажем, в Великобритании ученый, отчитываясь за 5 лет, не может представить для оценки более 4 своих статей, опубликованных за этот период. Потому что любой, кто что-то понимает в науке, знает, что оценка качества, уровня исследований имеет гораздо больший смысл, чем оценка «количества сделанного». Одна революционная идея значит больше, чем тысячи безыдейных работ и миллионы страниц рутины. Выдающегося ученого характеризует недостижимый для других уровень научной продукции, а количество опубликованных им работ может быть и небольшим» [1].

Как видим, ни один критерий не выдерживает критики. Но зато становится понятным, что «эффективными» являются те вузы, который вносят активный вклад в зарубежную науку, разваливая науку собственную и готовя университетские здания к приватизации и перепрофилированию к более доходным видам деятельности.