В.А.Чудинов

Руница как источник для письменности Евразии

В.А. Чудинов

Данный материал показывает, что дешифровка какой-либо письменности еще вовсе не означает, что можно спокойно приступить к чтению надписей и на этом поставить точку в вопросе о существовании данного типа письма. На примере руницы я хотел бы показать, как постепенно по мере их решения менялись научные проблемы, и почему до сих пор исследование руницы оказываются весьма актуальными.

Первый круг проблем - подтверждение существования данного типа письма. Работы исследователей ХХ века Истрина, Эпштейна, Фигуровского, Энговатова, Орешкина, Константинова и Гриневича показали, что на Руси в древние времена существовало какое-то письмо икс, которое кто-то из них даже пытался читать, одни лучше, другие хуже. Результат от буквенного чтения выглядел удручающе, результат от слогового чтения, за небольшим исключением, просто жалким. Лингвисты академического направления не верили в возможность обнаружения какого-то нового вида письма у такого европейского этноса, как русский, так что энтузиастами оказались только лица, не имеющие филологического образования.  Понятно, что при дешифровке они совершили массу ошибок, иногда непростительных, поэтому после их публикаций вопрос о существовании слогового письма всё еще оставался дискуссионным.

Ясно, что для подтверждения бытования на Руси руницы было необходимо среди археологических находок отобрать такие артефакты, найденные на территории Руси, на которых можно было бы отчётливо видеть надписи не просто незнакомой письменностью, а такой, которая имело сходство с образцами, выделенными упомянутыми выше исследователями. Это, разумеется, не означало, что надписи следовало читать так, как предлагали эти авторы, равно как и не означало, что все похожие на образцы надписи окажутся выполненными настоящей руницей. Однако в качестве некого предварительного фильтра достижения предшественников вполне пригодились. Правда, для выполнения моей цели  мне пришлось собрать не десятки, а сотни образцов, чтобы доказать, что мы имеем дело действительно с этнической широко употреблявшейся письменностью, а не с тайнописью. Тем самым, первый круг проблем был успешно решен в начале 90-х годов.

Второй круг проблем - выявление слоговых знаков и выяснение их звукового значения. В середине 90-х годов ХХ века передо мной как дешифровщиком стояла задача выявить по возможности все знаки руницы, понять, какие из них основные, а какие представляют собой варианты, для чего потребовалось прочитать более тысячи различных текстов. Эта задача была решена, и в результате появилось убеждение, что руница, или, как позже удалось выявить ее более древнее название, руны Макоши, представляют собой русское слоговое письмо, стадиально более древнее, чем письмо буквенное. Одновременно оказалось, что большинство знаков силлабария руницы, определенных первыми дешифровщиками, оказались неверными, а их чтения на такой основе - ложными. Тем самым, недоверие академических лингвистов было вполне оправданно.

Пришлось заняться пересмотром методики определения звуковых значений каждого слогового знака, с учётом того, чтобы для большинства знаков значения определялись однозначно. Этот результат удалось получить примерно к 1994-1995 годам, создав картотеку надписей и проверяя выявленные значения на новых подтверждениях. К концу данной работы выяснилось, что совпадений между вновь полученными и старыми значениями набралось очень мало. Это означало, что ни один из ранних авторов не может быть назван дешифровщиком руницы, ибо с помощью их силлабария было невозможно прочитать и понять  большинство текстов.

Третий круг проблем - выявление названия, времени и особенностей бытования руницы. Кроме Г.С. Гриневича таких задач для себя никто не ставил, а упомянутый исследователь, хотя и поставил, но решил их неверно. Для названия он воспользовался термином черноризца Храбра «письмо типа черт и резов», которым Храбр характеризовал не письменность, а случайные порезы, царапины, трещины и иные дефекты писчего материала. Гриневич не анализировал контекст сочинения Храбра, взял первый подвернувшийся ему термин в ином употреблении, чем представлялось Гриневичу, и обозначил целый вид русской письменности так, как Храбр обозначал отсутствие любых письменных знаков. На самом деле, как удалось выяснить, в недавнее время русское слоговое письмо называлось руницей, а в палеолите - рунами Макоши, а затем - рунами Мары. Само понятие рун удалось связать с вырыванием букв в виде длинных рвов на земле, что стало понятным в связи с обнаружением и чтением надписей на геоглифах. Более того, выяснилось, что пара наименований письменности, а именно  «руница-глаголица» образует смысловые антонимы, ибо руницу без домашней подготовки читать с листа практически невозможно, и потому глаголица или «говорильница» взяла на себя роль славянского профанного письма, которое специально было противопоставлено и сакральной ведической рунице и сакральной христианской кириллице. Тем самым, стало понято не только имя, но и область применения каждого типа славянского письма.

Гриневич полагал, что русское слоговое письмо бытовало в начале второго тысячелетия н.э., ни раньше, ни позже. Поэтому для Гриневича оказалось большим ударом получение от меня надписи из дома Ипатьевых, надписи, оставленной Николаем Вторым в 1918 году. С позиций своего понимания силлабария он прочитал эту надпись неудачно, как если бы русский император писал ее большевикам, или как если бы большевики сделали ее для Николая, что уже совсем нелепо. Его удивление вызвало и то, что одна из надписей имела отношение к неолитической культуре Винча, которую он также прочитал неверно, в духе христианства, как если бы дети принимали на себя грехи отцов. Тогда он решил, что это - древнейшая надпись на Земле. Словом, в его понимании русская слоговая письменность не имела непрерывного характера, а появлялась неожиданно и как бы беспричинно.

Мне же удалось понять, что руница широко применялось на Руси в Средние века в качестве ремесленного и в меньшей степени в качестве бытового письма. С его помощью общались славянские купцы. До некоторой степени руница противопоставлялась письму христианскому, буквенному, которое тяготело к греческим образцам до такой степени, что у русского священства существовали попытки перейти целиком на греческие буквы (Киевская так называемая Софийская азбука).

Однако в более ранние периоды руница считалась письмом сакральным. Причины опускания этой письменности до профанного уровня пока до конца неясны, однако, претензии кириллицы, совпадающей с рунами Рода, на роль нового сакрального письма, но уже христианского толка, вероятно, и заставили противопоставить одной сакральной письменности другую. А поскольку христиане активно боролись против чтения и распространения ведических текстов, поневоле пришлось перейти к написанию текстов, не имеющих сакрального содержания. Что же касается семьи монарха, то она, разумеется, была посвящена в тайны руницы, равно как и подвергшиеся гонениям староверы. Так что данный круг проблем был мною решен к концу ХХ века.