В.А.Чудинов

Расшифровка славянского слогового и буквенного письма

Ноябрь 13, 2019

Памяти академика РАО Михаила Петровича Щетинина

Автор 15:18. Рубрика Воспоминания и некрологи

Разноскоростное образование. В школе Щетинина дети учились в меру способностей и трудолюбия. Мне доводилось общаться с ребятами, которые в 15 лет получали аттестат зрелости, в 17 заканчивали один вуз и продолжали учиться во втором. Как правило, одно высшее образование было гуманитарным, а второе - техническим, сельскохозяйственным или строительным. Разумеется, Щетинин этого не изобрел. Еще в моей коррекционной школе в 1960-х годах наиболее способных ребят периодически переводили через класс - чтобы учиться не было скучно. Знаю опыт омского профессора, который за один год обучил группу детей программе 10-го и 11-го классов, причем экзамены они сдали вполне успешно.

Наконец, в Москве по желанию родителей открыты около 100 классов для тех ребят, которые способны освоить программу начальной школы за три года. Это редчайший случай, когда экономия бюджетных средств сопровождается не понижением, но повышением качества образования. И все же целую школу с разноскоростным обучением мне доводилось видеть только у Щетинина.

Взаимное обучение. Представляя в Государственной думе проект федерального закона об исключении из законодательства понятия образовательных услуг, я пересказал депутатам диалог, который состоялся у меня с Михаилом Щетининым при первом посещении его школы. «- Сколько у вас в школе воспитанников?

- 350 (количество воспроизвожу по памяти).

- А сколько педагогов?

- 350». Стало понятно: в школе Щетинина каждый член коллектива выступает в двух лицах - и педагога, и ученика. Затем увидел это на практике. Ребята, которые быстрее осваивали предмет, затем помогали понять его другим. Причем не обязательно старшие - младшим. Вспомнил, как при выполнении домашних заданий в коррекционной школе переводил для одноклассников сложный материал на более простой, доступный им язык. Вспомнил и формулу, которая принадлежит Сергею Петровичу Капице: хуже всего, когда детей учат деды; лучше всего, когда старшие братья.

Понятно, что взаимное обучение было одним из главных факторов ускорения процесса, а смена ролей обучающих и учащихся - одна из причин пробуждения интереса к учению. Не говоря уже о солидарности, коллективизме и прочих вещах, изрядно позабытых в жестко конкурентную послесоветскую эпоху. Кстати, даже Министерство просвещения отмечало успехи школы в сдаче ЕГЭ: хотя единый госэкзамен, мягко говоря, никак не вписывался в систему Щетинина, но даже этому научились.

Три равноправных цикла. Идея многостороннего развития личности явно принадлежит не Щетинину, но восходит к древним грекам. Однако в Текосе она была реализована вполне последовательно. Программа школы предполагала освоение детьми трех равноправных циклов: учебные предметы, «искусство» и «жизнеустройство». Это более или менее соответствует формуле Гегеля, который полагал, что для формирования целостной личности необходимо развивать ум, чувства и волю. О том, что воспитанники школы успешно осваивали учебные предметы, причем в короткие сроки, мы уже говорили.

Цикл «искусство» включал не только пение, музыку и танцы, но и обучение славянским боевым искусствам, причем как парней, так и девчат. Выступления хоров, танцевальных коллективов и показательные поединки мы не раз наблюдали.

Что касается «жизнеустройства», то вспоминаю высказывания Ольги Васильевой вскоре после ее назначения федеральным министром. В частности, она возмущалась тем, что современные дети не приучены даже стереть после занятий мел с доски, т.е. не имеют навыков самообслуживания. В школе Щетинина самообслуживание было полным. Но сверх того ребята занимались и тем, что Антон Макаренко называл производственным воспитанием - были вовлечены в реальный производительный труд, прежде всего на полях соседних хозяйств и на строительстве новых зданий для собственной школы. Эти здания останутся памятником Щетинину и его воспитанникам, даже если школа будет закрыта. Но об этом позже. Отсюда, кстати, и стремление дать выпускникам строительное или сельскохозяйственное образование в качестве одного из двух высших.

Закрытое учебное заведение. Подобно многим предшественникам, мечтавшим воспитать всесторонне развитого человека, преданного общественным идеалам, Михаил Щетинин полагал, что для этого необходимо закрытое учебное заведение и ограничение внешних влияний. Дети в его школе практически не ели мяса, почти не смотрели телевизор и, как полагаю, им был ограничен доступ в интернет (в эпоху всеобщей интернетизации в школе уже не бывал). Кстати, в интернете есть высказывания родителей, которые недовольны тем, что жизнь детей в школе была слишком тяжелой: ранний подъем, нелегкая работа и учеба при явном недостатке развлечений. Полагаю, это так и есть. Но не забудем, что в британских школах, воспитывающих детей аристократов и «олигархов», условия создаются тоже весьма жесткие. Да и в моей родной коррекционной омской школе мы все время были заняты, свободного времени имели мало, а телевизор смотрели весьма редко.

При первой встрече я задавал Щетинину вопрос: как будут чувствовать себя его выпускники, перейдя из специальных (хотя и не тепличных) условий в большой мир со всеми его соблазнами? Ответ был положительным, но статистика мне не известна. Многие выпускники школы, окончив вузы, стремились в нее вернуться в качестве педагогов. И, видимо, это не случайно. Нелиберальные условия школьной жизни, вероятно, казались им куда как благоприятнее неприветливого к человеку внешнего мира.

Воспитание элиты. Михаил Щетинин не скрывал, что ставит задачей воспитание новой российской элиты - образованной, думающей и патриотической. Последнее в 1990-х годах явно шло против течения. Однако, полагаю, в этом отношении планы не сбылись. По крайней мере, мне не известны выпускники школы, занявшие высокие посты в управленческих структурах. Возможно, это неудача Щетинина, а, возможно, особенности современной системы управления, где больше востребованы чиновники по старому принципу Салтыкова-Щедрина: ты начальник - я дурак. В любом случае школу типа акунинской «Азазель» (разумеется, со знаком плюс) сформировать не удалось. Иначе она работала бы до сих пор.

Школа Щетинина - без Щетинина. Как известно, работа школы в результате проверок приостановлена перед началом нового (2019/2020) учебного года. Официальная причина - многочисленные нарушения, выявленные комиссией, включая нарушения при оформлении учебной документации, документации на здания, построенные щетининцами, и т.п., вплоть до отсутствия мяса в рационе. Помимо этого щетининцам предъявлены претензии по поводу сокращения числа детей при больших бюджетных затратах.

В интернете можно прочесть также версию о недовольстве со стороны руководства православной церкви, хотя различные ее иерархи по-разному высказывались об опыте школы. В кабинете Щетинина я не раз видел православные иконы, а сам он был человеком с синкретическими верованиями, как многие в современной России. Думаю, с точки зрения светского образования государственной школе можно было предъявить претензии, однако я лично на это глаза закрывал: Щетинина и его детище можно было или принимать в целом, или в целом отвергать. Полагаю, главная причина состоит в том, что экспериментальная и уникальная школа никак не могла и не может вписаться в современное российское бюрократическое законодательство. Команда Щетинина его действительно нарушала. Однако до осени текущего года с этим так или иначе мирились именно из-за уникального характера школы. Теперь перестали, а опыт школы объявили не таким уж и ценным. На мой взгляд, школа Щетинина (разумеется, не в «чистом» виде) - это прообраз школы будущего. Ее опыт необходимо развивать, а не ликвидировать. «Если бы я был начальником», постарался бы найти нового директора из числа неординарно мыслящих педагогов, помочь школе восстановить работу и вернуть детей. Знаю, что родительский комитет настроен бороться за такое решение. Однако чем закончится история уникального учебного заведения, прогнозировать не берусь. Приостановка работы школы и ускоренная этим решением смерть Михаила Щетинина в современной бюрократической системе вполне могут оказаться символом того, что эпоха педагогики сотрудничества действительно догорела последним костром. Не хотелось бы в это верить».

Краткое, но блестящее изложение новаторства Щетинина и бездарности современного Минпроса,  набравшего чиновников-формалистов.

shetinin3.jpg

Рис. 3. Михаил Петрович Щетинин

Исаак Фрумин посвятил свою заметку [4] памяти Михаила Щетинина: «Совсем немного прошло с той минуты, когда Михаил Петрович Щетинин покинул этот мир. И хочется заглушить чувство ужасного сожаления - не успел договорить, не успел съездить, не смог защитить - тем размышлением, которое зрело в последние месяцы, когда его школу стали закрывать, а мы с ним начали перезваниваться.

Но сначала должен сказать, как мы с ним познакомились в конце 80‑х. Тогда ректор Красноярского университета В.С. Соколов решил создать в университете психолого-педагогический факультет, а при университете - экспериментальную школу. Он решил в этой школе собрать все интересное, что появлялось в советской школе. Так, например, он вытащил в Красноярск опальных ученых В.В. Давыдова и Г.П. Щедровицкого. Это было время «бури и натиска» и вообще в стране, и в образовании. В 1986 году педагоги-новаторы в Переделкине написали манифест «Педагогика сотрудничества». Среди авторов был и Щетинин. Он тогда предлагал метод, который называл методом погружения, что по-простому означало, что ребенок и учитель концентрируются на одном предмете и одной интересной проблеме не в течение одного урока, а в необходимой организационной форме во времени и пространстве. Соколов пригласил педагогов, создавших этот манифест, в Красноярск. Посоветовать, как строить новую школу.

Среди тех, кто откликнулся, был и Щетинин. К этому времени я уже стал директором этой школы, а Виктор Болотов - деканом психолого-педагогического факультета. Три дня, проведенные в разговорах с Михаилом Петровичем, оказались для меня ужасно важными. Он, пожалуй, впервые для меня очень определенно говорил не о способностях детей, не об учебном материале, а об их отношениях к школе, к культуре. Именно в одном из этих разговоров всплыл философский термин «отчуждение», который наиболее точно характеризовал место ребенка в тогдашней образовательной системе. Часть обсуждавшихся с ним идей мы в школе «Универс» постарались реализовать (так, «запуск» старшей школы у нас строился на погружении), но наши встречи стали совсем редкими. Только в последние месяцы, как я упомянул выше, мы стали перезваниваться, обсуждая его борьбу за сохранение школы. Иногда в 90‑е и начале 2000‑х мы виделись в Москве у А.Н. Тубельского, у которого иногда Михаил Петрович «зависал» в Москве. Но не секрет, что Щетинин довольно критично и эмоционально относился ко многим инновациям в сфере образования, которые мы с Болотовым очень поддерживали (например, к ЕГЭ).

Поэтому по делу мы не очень говорили. Между собой в Москве его эксперимент в Текосе мы обсуждали обычно как маргинальный по отношению к развитию российской школы. Правда, Тубельский в таких спорах обычно поддерживал позицию Щетинина, говоря о рисках «потери личности» в школе, ориентированной на экзамены. Помню доклад Тубельского «Два берега реки образования», в котором он говорил о первом, «программном», береге, где великие педагоги всех времен (включая Коменского) пытаются передать ребенку «готовую культуру», и о втором береге, где «пытаются вместе с ребенком искать ответ» на вопрос «Зачем это знать?». На этом берегу он числил и себя, и Щетинина. Интересно, что и в нынешних дискуссиях о школе Тубельского и о педагогике Щетинина, несмотря на их очевидную разницу, мы слышим похожие упреки: слишком велика роль педагога, секта, недостаточные знания. Возможно, эти упреки действительно отражают реальное противостояние разных педагогик. И вопрос не столько в том, стоит ли обсуждать с учеником «зачем это учить», сколько в том, что Щетининым формулируется не вполне пока понятая и нами, и критиками фундаментальная педагогическая позиция, направленная против отчуждения ребенка и школы, ребенка и культуры.

Основы этой позиции можно увидеть в словах Михаила Петровича, записанных в 1987 году: «Марксистско-ленинская концепция личности предполагает, прежде всего, производство ценностей, материальных или духовных. Наш же ученик сегодня только потребляет, потребляет все десять лет. Но только тогда, когда ученик будет что-то отдавать стране, он почувствует себя значительным. ...Сегодняшнее время - это время ансамблевого мышления. Это такое счастье, когда ты чувствуешь себя в ансамбле! Некоторые вот хотят утвердиться в каком-то своем обособленном «я», мне кажется, что это все-таки этап становления, а вот когда чуть-чуть уже появляется мудрое видение мира, то происходит понимание, что ты лишь часть, но ты Есть. Есть как часть огромного мира. Есть как воплощение всех тех, с кем ты рядом».

Если соотнести его видение с современными мировыми педагогическими дискуссиями, то можно увидеть, как созвучны его идеи важнейшему тренду на признание ценности вовлеченности (engagement). Вовлеченность как противовес отчуждению все больше представляется нам не просто условием усвоения культуры, но и самостоятельным образовательным результатом. Опыт вовлеченности, как и опыт увлеченности (о котором писал Симон Соловейчик в книге «Учение с увлечением»), является, таким образом, тем, что должна обеспечить и гарантировать школа. Не случайно от Китая до США педагоги обсуждают, как сделать так, чтобы ребенок чувствовал свою причастность к школе, чтобы он был инициативен и самостоятелен.Сам Щетинин с блестящей ясностью сказал об этом: «Вся познавательная деятельность должна быть организована таким образом, чтобы ребенок не готовился жить, а жил. Легкие не готовятся дышать, они дышат. Дети не должны готовиться жить, они должны жить здесь и сейчас».

Уверен, что среди тех, кто читает эти строки, нет ни одного, кто был бы против вовлеченности, инициативности, причастности. Но если попытаться честно ответить на вопрос о том, как этого достигнуть в массовой системе образования, то придется признать, что у нас нет простых ответов. Мировая педагогика не придумала пока ничего лучше, чем то, что мы с опаской называем нерефлексивным коллективизмом или сектантством. Сам Михаил Петрович называл это общинностью.

А если вчитаться в Макаренко, то разве не об этом он пишет, когда говорит: «При нормальной организации детского коллектива он всегда будет похож на чудо»? Для таких педагогов причастность, коллективность, общинность становятся и главными требованиями к образовательному процессу, и самостоятельными важными его результатами. Мы нередко с подозрением и недоверием относимся к ситуации, когда ученику хорошо в школе.А для Тубельского, придумавшего категорию уклада школьной жизни, именно это и было «самым замечательным критерием» хорошей школы: «Если ребенок говорит: «Эх, опять каникулы, а у меня в школе столько дел, там интересно...» Предположим, что мы создали чувство причастности, общности, вовлеченности. Но тут есть два трудных вопроса. О знаниях и навыках и о свободе личности.

Комментарии недоступны.






[сайт работает на WordPress.]

WordPress: 7.17MB | MySQL:11 | 0.220sec

. ...

информация:

рубрики:

поиск:

архивы:

Март 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
« Июнь    
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

управление:

. ..



20 запросов. 0.382 секунд