В.А.Чудинов

Слоговое название букв. Оно стало настолько привычным, что вытеснило их прежние названия, в виде значимых слов - АЗ, БУКИ, ВЕДИ ... Однако тут есть любопытные отклонения: если основное большинство букв называется или по их произношению (гласные), или открытым слогом (согласные), например, БА, ВА, ГА, то ряд согласных назван иначе - прежде всего это группа ЭЛЬ, ЭМ, ЭН, а затем ЭР, ЭС. Вероятно, тут сказываются очень древние традиции (ими же объясняется и совершенно внесистемное чтение Ъ, Ы и Ь как ЙЕРЪ, ЙЕРЫ, ЙЕРЬ). Другой пережиток - это аббревиатуры; если в них встречается гласный звук, они читаются по   буквам: вуз, ГУМ, ЛОМО, Но когда гласный звук отсутствует, в ход идут более древние типы озвучивания, так что при консонантной записи происходит слоговое чтение: СССР читается как ЭСЭСЭСЭР, ДДТ как ДЭДЭТЭ, ДНК как ДЭЭНКА, ВДНХ как ВЭДЭЭНХА. Более того, при наличии гласного звука на конце аббревиатуры побеждает все-таки не буквенное, а слоговое прочтение: МГУ-ЭМГЭУ, США-СЭШЭА; то же и при гласном звуке в начале слова:  АМН-АМЭЭН, АЗЛК-АЗЭЭЛКА. Иначе говоря, отдельные буквы мы все же воспринимаем как  слоги. Это поможет нам понять наших далеких предков, которые создавали славянскую азбуку из слогов, понимая букву как один-два слога (хотя на первый взгляд это абсурд, мы привыкли понимать слог состоящим из звуков, и потому слоговой знак для нас естественно должен разлагаться на буквы, а не наоборот)» (ЧУД, с. 18-20). Итак, выделено четыре основания для того, чтобы можно было перейти к исследованию слоговой письменности. О когда я ее исследовал и составил силлабарий руницы, появилось пятое и самое решительное основание для утверждения о том, что слоговой принцип языка предшествовал не только буквенному, но и морфемному: наличие слоговой письменности русских.

Вариативность морфемы. Морфема в ее классическом понимании очень похожа на фонему: «В большинстве концепций морфема рассматривается как абстрактная языковая единица. Конкретная реализация морфемы в тексте называется морфой или (чаще) морфом. При этом морфы, представляющие одну и ту же морфему, могут иметь различный фонетический облик в зависимости от своего окружения внутри словоформы. Совокупность морфов одной морфемы, имеющих одинаковый фонемный состав, носит название алломорф. Так, в предложении «Я бегу, и ты бежишь, а он не бежит» морфема «бег-» представлена тремя морфами (бег- в бегу, беж- в бежишь и беж- в бежит) и только двумя алломорфами (бег- и беж-).Соотношение между морфом, алломорфом и морфемой примерно такое же, как между фоном (звуком речи), аллофоном и фонемой. Важно понимать, что для того, чтобы два морфа относились к одному алломорфу, они не должны обязательно иметь полностью одинаковое звучание: должны быть лишь одинаковыми фонемный состав и ударение. Варьирование плана выражения морфемы вынуждает некоторых теоретиков (а именно, И. А. Мельчука и Н. В. Перцова) сделать вывод, согласно которому морфема является не знаком, а классом знаков. Так, в работах Н. В. Перцова утверждается, что «в обиходе, даже среди специалистов по морфологии, термин „морфема" часто употребляется в значении морф» и что «иногда подобное неразличение в словоупотреблении проникает даже в публикуемые научные тексты». Н. В. Перцов считает, что «следует быть внимательным в этом отношении, хотя в подавляющем большинстве случаев из контекста ясно, о какой именно сущности - конкретно-текстовом морфе или абстрактно-языковой морфеме  - идёт речь»» (Википедия).

Рассмотрим, например, морфему ВОЗ (приставку), которая может быть представлена четырьмя алломорфами: ВОЗ (вознести), ВЗ (взрастить, взрослый), ВОС (воспитать, воспеть), ВС (вспомнить). С одной стороны, она весьма похожа на другую морфему ВОЗ (корень), которая имеет, однако, другие алломорфы, например, ВОЗ (возить, повозка), ВЕЗ (везти). С другой стороны, видно, что внутри морфемы звуки могут меняться, причем более всего замене подвержены медиали (средние гласные звуки, которые могут изменяться вплоть до полного выпадения), и несколько менее - финали. Иными словами, роль гласных и согласных в морфеме различна: гласные менее устойчивы.

Гипотеза морфемогенеза. Наиболее простым видится такой переход от открытых слогов к морфеме: сначала имеются два слога СГ и СГ, которые затем соединяются и дают протоморфему СГСГ, которая за счет редукции последнего гласного (трансфинали) дают морфему в виде закрытого слога  СГС. Это можно представить наглядно так:

СГ + СГ (1) = СГСГ (2) - СГСЪ (3) - СГС (4)

Цифрами обозначены этапы морфемогенеза, а буквой Ъ - редуцированный гласный. Например: ВО + ЗА (1) = ВОЗА (2) - ВОЗЪ (3) - ВОЗ (4). Заметим, что слоги ВО и ЗА являются современными полноценными русскими словами, а именно предлогами. А это уже означает, что вопреки положению Матусевич, некоторые слоги и сегодня обладают полноценным смыслом. При этом предлог ВО означает движение внутрь, тогда как ЗА - выход за пределы некоторого пространства. Следовательно, сумма данных смыслов означает переход от говорящего куда-то вдаль и вовне, а позже приобретает и некоторый смысл движения вверх (ВОЗНЕСТИ - переместить вверх). Но при составлении корня дополнительный смысл движения вверх отсутствует (ВОЗИТЬ - перенести вдоль и за пределы видимости).

Напротив, если считать слог НИ имеющим смысл отрицания, а ЗА - имеющим тот же смысл, что и прежде,  получим НИ + ЗА (1) = НИЗА (2) - НИЗЪ (3) - НИЗ (4). Отрицая движение перенесения вверх и за пределы видимости, тем самым можно утвердить движение вниз. Если к этому добавить слог ТИ со значением «инфинитив», то может возникнуть следующее: НИЗА (3) + ТИ (5) = НИЗАТИ (6) - НИЗАТЬ (7). При этом вполне возможно и переразложение: НИ-ЗА-ТЬ (7) - НИЗ-А-ТЬ (8).

Как видим, в качестве протоморфемы может пониматься и простой слог (1), и сложный слог (2 и 6), то есть совокупность от 2 до 5 слогов. Однако состояния морфем слова достигают тогда, когда возможно выделить трезвучный алломорф (4 или 8 ступень эволюции слова).

Здесь показана всё-таки не реальная трансформация исходных слогов (чья семантика определена неточно, а с достаточной степенью приближения), а некая модель, схема. Иными словами, если слоги наделить исходной семантикой, то получаемые из них в процессе морфемогенеза морфемы могут нести новый, объединенный смысл. А структура появившегося слова несколько видоизменяется: вначале в нем чётко видны протоморфемы, то есть, слоги, а затем, в результате редукции трансфинали и/или переразложения протоморфемы становятся морфемами, и слово приобретает не слоговое, а морфемное строение.

Таким образом преодолевается разрыв между якобы «бессмысленным» слогом и «несущей смысл» морфемой. Вместо непонятного акта возникновения смысла из ничего у морфем мы имеем цепь событий последовательной эволюции смысла от более абстрактного у слогов к более конкретному у морфем.

Причина отсутствия гипотезы морфемогенеза в лингвистике. Антуан Мейе предложил теорию трезвучного корня, однако процесс морфемогенеза он не описал. Это кажется странным: признавать наличие морфем и не указывать процесс их образования.

Предложенную мною выше гипотезу я не считаю ни особенно изощрённой, ни, напротив примитивной. Она весьма правдоподобна, и именно в силу этого должна была возникнуть в головах многих учёных до меня. А своих предшественников я считаю людьми и достаточно умными, и достаточно образованными. Поэтому отсутствие таких построений наводит на мысль о том, что по каким-то веским соображениям они от выдвижения данной гипотезы отказались. По каким же?

Лингвистические соображения у моих предшественников уступили место чему-то более важному. Чему? Я бы долго пытался искать ответа на мой вопрос, если бы не очевидное: когда я смог построить силлабарий русского слогового письма (руницы или рун Макоши) и стал последовательно читать с его помощью русские тексты, я встретил со стороны лингвистов не только глухую стену молчания, но и уловил нотки осуждения. Как если бы открытие новой письменности не укрепляло, а разрушало фундамент современной лингвистики. Это странно. Ведь прежде любая дешифровка письменности приветствовалась, а СМИ наперегонки спешили уведомить читателя о новом триумфе человеческого разума. Что же произошло на этот раз?

Насколько я понимаю, я нарушил негласную конвенцию лингвистов. Во-первых, я показал наличие у русских не только кириллицы и глаголицы, но и третьего вида письменности, слоговой руницы, что сразу выводило русскую письменность из разряда «обычных» в разряд «экстраординарных», а русский язык - в число наиболее древних. А именно против такого понимания место русского этноса в человеческой истории много веков боролся Запад. В принципе, на меня можно было не обращать внимания до тех пор, пока я не стал читать древние тексты - мало ли существует дилетантов, которые ежегодно «дешифруют» Фестский диск? Но когда я стал читать тексты, а они показывали древние слова, то и тут можно было обратить внимание не на них, а на те слова, которые не подверглись изменению, объявив, что я демонстрирую якобы современный язык, чего не может быть по определению. Следовательно, никаких дешифровок на самом деле нет (эта логика мне хорошо знакома по выступлению оппонентов на моём сайте: из всего английского резюме был вычленен один глагол, у которого было несколько значений, его умышленно прочли не в том смысле, какой я предложил, на этом основании сделали вывод о том, что я не знаю английского языка, из этого был сделан вывод о том, что я не имею права говорить о лингвистике вообще - а по сути самой статьи не было высказано ничего!). Иными словами, пошли придирки по пустякам, из-за которых якобы руницы не существовало.

Во-вторых, я подчеркнул наличие в русском языке мощных следов именно слоговой структуры, которая стерлась в других европейских языках как более молодых. А это уже криминал. Ведь до сих пор почти весь лексический фонд русского языка объявлялся этимологами (типа Фасмера) либо прямыми заимствованиями, либо кальками из других языков. А переход к морфемогенезу на основе открытых слогов означало не только возможность этимологии основного лексического фонда русского языка из русских же слогов, но и (а это - самое главное!) - построение лексического фонда европейских языков на русской слоговой базе. Иными словами, это показало бы, что все европейские языки вышли из языка русского как своей первоосновы.  Или, иначе говоря, что русский язык и является праязыком Европы.  А это - именно то, против чего и боролась научная мысль всей Европы в течение нескольких столетий. Возможно, я бы и не понял, что это - научный криминал, если бы ни слишком эмоциональная реакция Виктора Марковича Живова на слоговые изыскания Михаила Задорнова в передаче «Гордон-Кихот против Задорнова». Когда он назвал этимологические упражнения Задорнова «вонючей похлёбкой», он выдал с головой научный заговор. Он ответил пулеметным огнем на, в общем-то, невинную шалость русского сатирика.