В.А.Чудинов

Заключение. Прочитав 17 надписей на предметах, найденных в белорусском селе Масковичи из 48, рассмотренных Е.А.Мельниковой, и три надписи из других мест прочитанные этой же исследовательницей, а также сопоставив их с аналогичными надписями руницей из других мест, я прихожу к ряду выводов, которые считаю достаточно обоснованными проведенными исследованиями.

1. Надписи из деревни Мáсковичи (что означает просто белорусское произнесение слова «Москвичи»), названной так в силу переезда москвичей из Москвы в Белоруссию, не содержит ни одного знака из рун Одина, а только буквы протокириллицы и руницы. Совершенно естественно, что русские, переехавшие из Москвы в Белоруссию на постоянное место жительства, делали все надписи русской графикой и по-русски. Было бы странным, если бы они писали по-скандинавски.

2. Довольно странным для меня было обнаружение у большого числа дворовых людей среди подъемного материала Масковичей баджиков с обозначением профессий: ПЕВЦЫ, СТРЯПУХА, ГОЛИЦИНА ДЕВКА, НЯНЯ, ЧЕЛЯДЬ, ЛЮДИ, ИНОК, ДЕВКА РОЗА. Кроме того, имелись украшения (ЖЕСТЬ), ЗАКОЛКИ, КОСТЯНЫЕ ЗАПЛАТКИ, ГРУЗИЛА. Таким образом, были подняты вещи бытового назначения, принадлежавшие обслуживающему персоналу дворян. Они проливают свет на особенности средневекового быта русских людей, на ту отделку костюма челяди, сведения о которой до нас не дошли.

3. Несмотря на то, что ни одного вразумительного чтения Е.А. Мельникова не предложила, она не только включила данный материал в монографию о скандинавских рунах, но и имела смелость утверждать следующее: «Таким образом, поселение, существовавшее на месте масковичского городища, являлось военно-политическим, торговым и культурным центром в русско-латышско-литовском порубежье. Здесь проживало разноэтническое население, в том числе и скандинавы, которые могли быть славянизированными потомками варягов предшествующего времени, воинами-наемниками полоцких князей, позднее участниками походов крестоносцев» (МЕЛ, с. 214). Мы видим, что название поселения во внимание не принимается, а предположение о наличии скандинавов на Полоцкой земле перерастает в уверенность. Но почему? «При преобладании славянских предметов материальной культуры здесь найдено много восточноприбалтийских украшений. К украшениям относятся и немногочисленные предметы скандинавского происхождения: равноплечая фибула, подвеска-цепедержатель со спиралевидными кругами, непрорезная подвеска-уточка, подковообразная фибула с тордированной дугой и драконообразными концами» (там же). Не проще ли предположить, что модницы-москвички, ставшие полочанками, просто приобрели для украшения скандинавский импорт? Перенося ситуацию на современность, можно спросить: означает ли находка в Москве колготок фирмы Леванто указанием на проживание тут большого слоя итальянцев? Однако для объяснения граффити скандинавского типа Мельниковой требуется наличие живых скандинавов на территории московитов, и она превращает находки скандинавского импорта в прямое доказательство наличия “участников походов крестоносцев”. Замечательная логика! Однако, когда предположение без достаточных оснований переходит в уверенность, можно предвидеть печальный финал подобных построений, то есть либо неверное прочтение надписи, либо вообще невозможность ее прочтения. Что, собственно говоря, и произошло. Не прочитав по-скандинавски ни одной надписи, исследовательница примыслила не больше, ни меньше как «участников крестовых походов» – по баджикам стряпух и дворовых девок князя Голицына!

4. До знакомства с материалом из Масковичей я предполагал, что сотрудники Института российской истории РАН, особенно доктора наук, не занимаются фальсификацией исторических документов. Теперь я вижу, что ошибался. В угоду нужному чтению изображение грузила № 6.48 было прорисовано так, чтобы исключить возможность отобразить на нем все действительно имевшиеся знаки, которые однозначно свидетельствовали против скандинавской их интерпретации. Налицо научный подлог.

5. Остальные чтения, где следует стереотипный вывод исследовательницы о том, что интерпретация надписи не представляется возможной, не сопровождается ни одной ее мыслью о том, что, возможно, она имеет дело просто с другим видом письма. Однако эпиграфиста, не имеющего представления о смежных видах письменности (тем более, когда его специально ознакомили с этими видами письма) невозможно считать профессионалом.

6. В силу сказанного к научной продукции рунолога Е.А. Мельниковой следует подходить с особой осторожностью как к весьма непрофессиональной и перепроверять каждый ее вывод.