В.А.Чудинов

В самом деле: браслеты серебряные, то есть очень дорогие. Для жен бояр и князей они не годятся, ибо вся знать Руси была христианской. Не подходят они и для скоморохов: и дороговизной, и отсутствием среди этих плясунов, шутов, силачей и гусляров женщин, и, наконец, отсутствием необходимости как-то поднимать длинные рукава рубахи плясуна. На скоморошьих представлениях, судя по иллюстрации из Радзивилловской летописи, женщин среди зрителей тоже не было. Стало быть, отпадает и вариант одевания браслетов для участия женщин в русалиях. Но совсем другое дело — присутствовать на “святых ручках”жриц. Тут естественно, украшения должны напоминать о типичных проявлениях язычества, причем как земных — в виде разного рода плясок, пения под гусли, военизированных игр “силачей”, так и небесных, в виде небесных птиц, семарглов и других мифологических животных.

Данный текст интересен и с текстологической точки зрения. Итак, на первой створке начертано 16 слов, на второй — 33, а всего — 49. Это, конечно, абсолютный рекорд длины текстов на украшениях. И пусть многие слова на браслете повторяются, все равно для эпиграфической надписи это весьма много. Но главное, как мне кажется, не в этом, а в простой мысли: чем сложнее узор, тем очевиднее, что в его основе лежит письменный текст. Иными словами, письменный текст является первичным, основным содержанием изобразительного сюжета, а узор или картинка — его зримой формой.

Второй браслет из Рязани. На другом серебряном браслете из Старой Рязани того же времени⁹ изображен гусляр в центре, а по краям, как полагает Б.А. Рыбаков, “плясунья и русалец”¹⁰. Вторая створка этого браслета совпадает с первой створкой предыдущего, поэтому я ее не анализирую.

Рис. 11. Створка второго браслета из Рязани

Вообще говоря, Б.А. Рыбаков считает изображения подобного типа на браслетах русальными и подробно анализирует данную створку: «Рязанский браслет 1966 года. Элегантный браслет, изготовленный не по стандарту: арочки здесь расположены не на одной линии, а уступом, так, что средняя арка опускается до нижнего края, разрывая нижний ярус надвое и тем самым становясь центром всей композиции. На одной створке в таком срединном месте помещен гусляр, а на другом — грифон. Створка с гусляром композиционно построена так: в левой арке — плясунья, в средней — гусляр, а в правой — мужчина, пьющий из чаши. Над средней аркой — две птицы, а в нижнем ярусе по сторонам гусляра — знаки воды. Гусляр и сидящий мужчина смотрят на плясунью; в эту же сторону повернута и голова грифона.

Танцующая девушка одета в рубаху и поневу; одежда ее украшена вышивкой: на поневе вышиты птичьи лапы и струйчатые вертикальные лдинии, ворот и подол украшены точками. Браслеты надеты. Длинные, широкие рукава украшены 8-10 поперечными волнистыми линиями. Девушка пьет из чаши (аналогичной чаше музейных наручей), ораментированной точками и одновременно танцует, так как одна нога, обутая в изящный сапожок, поставлена на кублук. Около женской фигуры, у ее колен, изображена львиная маска. Мужчина-русалец показан сидящим на пне (?) с могучим отростком. На нем колпак и короткий кафтан, покрытый узором из птичьих лап. В левой руке он держит короткий жезл или свирель, а правой подносит ко рту чашу. Питье особого напитка входит в комплекс русальских экстатических действий, так как нередко танцующие падали без чувств и их отпативали водй с настоем разных трав и чесночным соком.

Гусляр изображен сидящим. Кафтан его тоже украшен; на голове — колпак. Со всех четырех сторон гусляра окружают завитки ростков. Этих завитков вокруг гусляра (и здесь, и на киевском наруче) больше, чем вокруг других персонажей. Гусляра на киевском браслете тоже окружают именно четыре ростка “со всех сторон”. Быть может, с гуслями изображался руководитель обряда, сам волхв-”облакопрогонник”? Его центральное положение в композиции подтверждает эту мысль. Знаки воды, находящиеся под плясуньей и под чидящим мужчиной (“свирельцем”?), очень выразительны: одна линия плетенки снабжена каплями влаги, а на другой показана волнистая струя, подчеркивающая водную сущность символа»¹¹. Как видим, Б.А. Рыбаков описал все очень поэтично; к сожалению, весь этот зримый ряд не имеет ничего общего с письменным текстом, включенным в изображения.

Рис. 12. Мое чтение надписей на створке второго браслета из Рязани

Я читаю текст на “танцующей девушке” так: НЕ ЖИВОТЪ, НЪ ВЕРУ МОЮ КЪЛАДУ, а плетенку под ней как ХЪЛОПЕТЪСЬ, то есть НЕ ЖИЗНЬ, НО ВЕРУ МОЮ КЛАДУ, ХЛОПЕЦ! Если предполагать, что перед нами браслет языческой жрицы, то данные строки полны печали и вполне понятны. Затем читаются знаки, входящие в изображения двух птичек: СЬВЕТИТЪ КЪРЕСЬТЬ, ПОСЬТЪ, СЬЛУЖЬБА, СИЛА ВСЬЕСЪЛАВЯНЪСЬКА, то есть СВЕТИТ КРЕСТ, ПОСТ, СЛУЖБА, СИЛА ВСЕСЛАВЯНСКАЯ. Так рисуется новая реальность старого славянского жречества. На фигуре гусляра можно выделить текст ЖЕСЬТЬ И ТО ЖЕСЬТЬКА. ВЕРЬ В ЖИЗНЬ. ТОЖЕ СЕРЬДЪТЬСЕ, то есть УКРАШЕНИЕ И ТО ЖЕСТКОЕ. ВЕРЬ В ЖИЗНЬ. А СЕРДЦЕ — ТОЖЕ...Наконец, юноша справа несет текст РЕТИВОЕ — ВЕРУЙ! ЧАЙ, ВЕЛИКА БЕДА НА НЪСЬ ГЪРОЗИТЪ ПОЖАЛОВАТЬ, и завершает все плетенка внизу со словом ХЛОПЕТЬСЬ, то есть (СЕРДЦЕ) РЕТИВОЕ — ВЕРУЙ! ЖДИ, ВЕЛИКАЯ БЕДА НА НАС ГРОЗИТ ПОЖАЛОВАТЬ, ХЛОПЕЦ!

Этот текст из 31 слова требует комментариев. Речь идет вроде бы от лица жрицы, которая говорит хлопцу о том, что она отдает не жизнь, но веру. Сопоставив это изречение с текстом на предыдущем браслете, особенно со словами о раненой Живиной Руси, теперь можно понять источник этой раны. Это — не нашествие врагов (брслет был изготовлен до него), а смена религии. Выражение “светит крест” вряд ли следует понимать в смысле современного сленга как “предстоит”, “предназначен”. Вероятно, тут употреблен прямой смысл. Но если раньше светили предметы языческого культа, камни, обереги, талисманы, то теперь светлыми считаются крест, пост ( воздержание от определенных видов пищи) и церковная служба. Довольно удивительно видеть в этом списке неприятных для бывшего язычника понятий и выражение “сила всеславянская”. Вероятно, общеславянское единство распалось уже к Х веку, к моменту официального крещения Руси, и ряд стран, в том числе и Русь, воспринимали себя вполне суверенно, без оглядки на бывшее славянское единство. Теперь же все славянские страны расстались с язычеством, став христианскими, и образовалось новое, теперь уже христианское славянское единство. Вот это-то и не устраивает автора текста. Но переход в другую веру с обещанным бессмертием не должен означать потерю ориентации — следует верить в саму жизнь. И если сердце ретивое отказывается это делать, ему тоже следует приказать: веруй! Гусляр сравнивает христианство с украшением, говоря о том, что даже жесть жестка. Иными словами, переход в христианство — это неизбежное зло, которому не следует противиться; надо его воспринять, ради самой жизни. Но хлопец справа напоминает о том, что за этим последует: великая беда. Теперь следует ее ждать. И действительно, эта беда вскоре последовала в виде нашествия на Русь монголов.

Тем самым, этот рязанский браслет четко фиксирует время, когда основная масса населения стала переходить в христианство не внешне, а по существу — начало XIII века. Стало быть, до этого была только игра в христианство, его имитация. Так что персонажи на данной створке браслета изображены как ностальгия по уходящему язычеству.

Помимо двух данных створчатых браслетов-бочонков Б.А. Рыбаков рассматривает еще три, также называя их “наручами” (слово, близкое к древнерусскому “ручица”). Каждый из них имеет по две створки.