В.А.Чудинов

Но не видеть знаки иной природы в собственных исследованиях археологов – это еще полдела. А как быть с теми, кто их сознательно пытался обнаружить? Таких исследователей было мало, но все же они были.

Конечно, простейший способ – не замечать и их. Многие так и поступали, не принимая во внимание результаты своих коллег. Однако чаще эти энтузиасты подвергались резкой критике. Вот как, например, отозвался В.А. Истрин о попытках И.А. Фигуровского построить предположенный им протоглаголический алфавит: «На базе... надписей на различных ремесленных изделиях и бытовых предметах, была построена... попытка воспроизведения протоглаголического алфавита, сделанная в 50-60-х годах И.А. Фигуровским и являющаяся образцом пренебрежения, как закономерностями развития письма, так и особенностями славяно-русского языка... Загадочным славянским знакам в одних случаях придается буквенно-звуковое значение, в других – маловероятное для славянского языка слоговое значение, в-третьих – логографическое. ... Использовал И.А. Фигуровский даже древнеегипетский принцип чтения логограмм, основанный на совпадении консонантных основ слов. ... В результате такой «расшифровки» И.А. Фигуровским был построен предполагаемый алфавит древнерусского протоглаголического письма»²⁶. Мы, правда, при тщательном анализе не обнаружили всех этих приписываемых Фигуровскому вольностей. Чуть ранее и более сдержанно В.А. Истрин покритиковал Н.А. Константинова и Н.В. Энговатова, заметив в заключение: «Появление некоторых из рассмотренных выше работ, пытавшихся воссоздать и расшифровать дохристианскую русскую письменность, вызвало возмущение специалистов-филологов»²⁶ – тут следует обратить внимание на точно найденное слово – «возмущение».

В.А. Истрин объясняет (но не оправдывает) появление статей энтузиастов так: «Появление таких работ было вполне закономерным. Наука, так же как природа, не терпит пустоты; поэтому вакуум, образовавшийся на каком-либо участке науки, неизбежно заполняется»²⁷. В этом месте можно усмотреть легкий выпад В.А. Истрина против признанных исследователей, которые создали вакуум в проблеме происхождения славянского дохристианского письма и тем самым предоставили поле битвы энтузиастам.

Если работы И.А. Фигуровского В.А. Истрин называет «образцом пренебрежения закономерностями развития письма», не приводя причин такого хода мыслей исследователя (хотя В.А. Истрин все же поместил результат – предполагаемы протоглаголический алфавит, составленный И.А. Фигуровским), то критика со стороны А. Медынцевой и К. Попконстантинова болгарского академика Ивана Гошева за его попытку реконструкции протокирилловских букв носит более сдержанный по форме, но и более обстоятельный характер. В результате проверки надписей-граффити на стенах Круглой церкви в Преславе они пришли к следующему выводу: «Развитие негреческих «Протоглаголических» букв путем их упрощения под влиянием кириллицы в буквы, изветсные нам по кирилловскому письму, представленное на таблицах И. Гошева, хотя и выглядит убедительно, но не более чем очередное теоретическое предположение, не подкрепленное никаким фактическими материалами.напротив, пересмотр эпиграфического материала из Круглой церкви ясно показывает бездоказательность гипотезы Ивана Гошева, казалось бы такой обеспеченной новыми и неопровержимыми данными, точно локализованными и датированными»²⁸. Для научной критики даже академическое звание – не защита; вероятно, русская исследовательница и ее болгарский коллега правы и академик И. Гошев действительно принял желаемое за действительное – но в нашем исследовании следует обратить внимание только на один аспект: если уж и академика можно обвинить в «бездоказательности», «фантастичности» прочтения надписи с йотированным юсом малым²⁹, в отсутствии на алтарной колонне надписи, упоминаемой Гошевым как имеющейся и т.п., то стоит ли браться обычному смертному ха рискованное дело поиска неизвестных дохристианских форм письменности?

Что ждет простых смертных, показывает статья В.Л. Янина и Б.А. Рыбакова «По поводу так называемых «открытий» Н.В. Энговатова». – «В апреле-июне 1960 года в ряде газет и журналов, а также в радиопередачах одно за другим появились сообщения о так называемых «открытиях» Н.В. Энговатова. В этих статьях было все, что составляет не свойственный советской журналистике дух сенсации и нескромной рекламы – от умиления по поводу замечательных не по возрасту талантов автора «открытий» до броских заголовков, составленных по канонам футбольного репортажа, – сердито начинают свою статью маститые ученые. – Суть «открытий» заключалась в том, что Н.В. Энговатов, исследовав надписи на русских монетах Х-ХI вв., якобы обнаружил на них присутствие неизвестного ранее алфавита, который предшествовал глаголице и кириллице и был назван им «русским письмом». В статьях сообщалось, что при помощи этого алфавита Н.В. Энговатов прочитал ряд надписей, бывших до сих пор нечитаемыми.

Несомненно, что такое открытие в случае его достоверности было бы крупнейшим шагом вперед в развитии языкознания и заслуживало бы самого широкого освещения в массовой печати. Между тем, газетная сенсация с самого начала развивалась в полном отрыве от научной критики, хотя необходимость тщательной проверки выводов молодого исследователя объединенными усилиями нумизматов, археологов, палеографов и языковедов ни у кого не могла вызвать сомнения. Она не вызвала сомнений и у самого Энговатова, сделавшего доклады в отделе нумизматики ГИМ на заседании Славяно-Русского сектора ИА АН СССР и в институте русского языка АН СССР. Уже первые два доклада вызвали серьезную критику построений молодого исследователя, которому были указаны методические пороки в нумизматической и археологической частях его работы, предложены возражения по существу его концепции и, в частности, отвергнуты предложенные им чтения текстов, выполнявшие в схеме его построений важную роль контрольного средства. На обсуждении в Институте русского языка тщательному анализу было подвергнуто существо палеографической и лингвистической частей его работы и главных выводов, которые были признаны не имеющими научного значения»³⁰. – Не правда ли, на молодого исследователя пролился очень холодный душ? Половину его работы отверг Институт археологии, другую половину – Институт русского языка, а за обращение к средствам массовой информации он получил обвинение в «нескромной рекламе».

Досталось не только Н.В. Энговатову, но и его покровителям – археологу-нумизмату, зав. Отделом ГИМ Н.Д. Мец, а также журналисту Г.Горячеву, «взявшему на себя неблагодарную задачу защиты методически безграмотных упражнений от научной критики, которой в статье дается совершенно извращенное толкование»³¹. – «Объявив исследования Н.В. Энговатова крупнейшим открытием нашего времени, Н.Д. Мец не заметила, что методика этого «открытия» находится в противоречии с современными методами исследования, с существующим состоянием материала, с самим принципом последовательного историзма, лежащим в основе советской исторической науки, и возвращает нумизматическую мысль к тому состоянию, в котором она находилась в ХI-начале ХХ века»³², – выговаривают маститые критики. Обвинения были, прямо скажем, незаслуженные; тот же Н.В. Энговатов стремился выяснить характер древнего русского письма, сравнивая надписи на монетах, однако ему просто не повезло: он изучал киевские монеты, где надписи делались только кириллицей, в том числе и искаженной до неузнаваемости, а не, допустим, тверской пул № 1075-1076, где половина надписи сделана кириллицей, а половина – слоговым письмом. Так что если бы молодой исследователь начал свое изучение с областных монет, его, вероятно, уже нельзя было бы обвинять в том, что он принимал неясные оттиски стершихся от частого употребления чеканов за особые древние буквы, а его покровителей – в том, что они «возвращают нумизматическую мысль к тому состоянию, в котором она находилась в ХI-начале ХХ века». Кстати, в числе его покровителей был и известный специалист в этой области, Н.И. Толстой, приславший положительный отзыв на исследования молодого специалиста в редакцию журнала «Знание-сила»³³. Но поддерживали Энговатова только в средствах массовой информации, но не в специальной литературе. Его собственная статья в журнале «Советская археология» появилась в траурной рамочке, то есть посмертно в последнем номере этого издания за 1964 год³⁴ – молодой исследователь прожил после своего триумфа и публичного выговора неполных 4 года!

Академик Б.А. Рыбаков, тем не менее, посчитал, что публичное порицание перед археологической общественностью СССР – еще не вполне достойная отповедь энтузиастам типа Н.В. Энговатова. В официальном докладе советской делегации на пятом международном съезде славистов (София, 1963), он отметил: «Совместные усилия всех славянских ученых должны привести к ясному решению вопроса о происхождении и истоках славянских азбук – кириллицы и глаголицы. При этом следует учитывать, что романтика славянской архаики привлекает к этому вопросу большое количество дилетантов и фальсификаторов, постоянно наводняющих литературу новыми «открытиями».»³⁵. И далее перечисляются эти дилетанты и фальсификаторы (в сноске): Н.А. Константинов, Джордж (Георгий) Вернадский (за то, что он «доверчиво отнесся к фальсификации Ю. Арбатского и опубликовал в своей книге отрывки подложного «Жития Владимира Красного Солнышка»), открытие «прапольской азбуки» в одном из польских изданий 1954 года; Н.В. Энговатов (за то, что «в разных изданиях 1960 г. освещалось с неумеренными похвальбами мнимое открытие им древнейшей русской азбуки»). – Получается, что всякое исследование дохристианских азбук – это «наводнение литературы фальсификациями». Спрашивается, много ли желающих появится заниматься изучением древнейшего письма при таком отношении к его исследователям?