В.А.Чудинов

Этноцентрический вектор парадигмального смещения в гуманитаристике

В.А. Чудинов

Одно из основных положений Рене Декарта – научное знание должно быть построено как единая система, в то время как до сих пор оно было собранием случайных истин. Казалось бы, в духе Декарта гуманитарное знание должно было переходить от менее систематизированных парадигм к более систематизированным, и хотя на деле в ряде гуманитарных наук это именно так, однако в смысле объективности мы видим обратное движение: не приближение к истине, а удаление от нее. Иными словами, знание становится с каждым веком более систематизированным, но менее научным. Или напротив, более научным, но менее систематизированным.

Поясню это примерами. Римская империя не только установила латинский язык в качестве обязательного на всей завоеванной ею территории, но и с первого века н.э. запретило писать как на национальных языках, так и с использованием национальных шрифтов. Поэтому в Средние века вся Западная Европа имела один письменный язык, латынь – язык науки, медицины, юриспруденции, государственных актов. (В Восточной Европе менее сильное влияние имел греческий язык Византии). Воцарилась единая система, которая была взломана национальными языками в Новое время. Сначала появились художественные произведения эпохи Возрождения на итальянском языке, затем научные трактаты; постепенно в процесс перехода на письменные национальные языки втянулись все страны, хотя латынь все-таки просуществовала как письменный язык до XVIII века. Единая система распалась, национальные языки постепенно вырабатывали свой научный стиль, первоначально весьма уступавший уровню латыни, так что точность отражения языком действительности сильно упала в первое время. Иными словами, в первое время упала и объективность языковой картины мира, и системность некогда единого письменного языка. Постепенно, однако, примерно лет через двести, когда развился научный стиль национального языка, точность и объективность новых языков возросли, но былую системность восстановить так и не удалось. Из двух требований – объективности языкового отображения действительности и национальной субъективности выражения истины, победила последняя тенденция.

В тесном единстве с развитием языка развивалась и такая гуманитарная дисциплина как языкознание, лингвистика. И опять же, в основу формальной грамматики были положены всего две модели, латинская и греческая. Для романской группы языков преобладала модель латыни, для восточноевропейской группы – греческая. В этом смысле системность грамматики была налицо. Рассмотрим, например, русскую грамматику конца XVI века Лаврентия Зизания: «Грамматика словенска. Что есть грамматика? Грамматика есть известное вежество, еже благо глаголати и писати… Что есть орфография? Орфография есть ведение письмена право писати… Что есть просодия? Просодия есть ударение гласа письменного… Что есть етимология? Етимология есть яже части слова учить разделяти и в своем их чине благолепно полагати…» (1, с. 33, 34, 36, 43). Как видим, терминология пестрит греко-латинскими словами. При ближайшем рассмотрении выясняется, что русская грамматика составлена в прямом соответствии с греческой, то есть преимущественно отмечаются те явления, которые характерны для греческого языка. И напротив, те явления, которые отличают эти языки друг от друга, весьма смазаны. Так, в официальной грамматике русского языка присутствуют шесть падежей, как в греческом, хотя в реальной речи их больше. Так, если вам предлагают выпить чаю, а не чая, то используется так называемый партитивный падеж вместо родительного, но его описания вы не найдете не только в школьном, но и в вузовском курсе грамматике, как и объяснения того, почему следует говорить не в лесе, а в лесу, не на крае, а на краю, почему дети зовут мать не мама!, но мам, а мам! Отдельные лингвисты насчитывают в русском языке не 6 (принятых по аналогии с греческим), а до 19 различных падежей. Однако признание падежного богатства русского языка разрушит приятную картинку его мнимого родства с греческим. То же самое и с богатством глагольных форм. При изучении английского языка нас уверяют, будто бы в русском языке нет ни временных групп indefinite, ни групп continuous. Однако я еду сейчас, я езжу – неопределенно когда; я иду сейчас, я хожу неопределенно когда, я плыву сейчас, я плаваю неизвестно когда и т.д. И при всем при том – перед нами так называемое настоящее время, хотя группа indefinite есть не настоящее, а неопределенное, постоянное время. Таким образом, имеется довольно сильное расхождение между реально существующим русским языком и его грамматическим описанием, вызванное желанием систематизировать грамматику всех европейских языков, причесав их под греческий.

Тем не менее, и живой язык, и его грамматическое описание все-таки весьма консервативны. Имеются гораздо более подвижные гуманитарные науки, например, историография, которая проделывает по отношению к реальной истории такие кульбиты и сальто-мортале, что любой циркач мог бы позавидовать. Так, из американских учебников по истории можно почерпнуть такую любопытную истину, что, например, вторую мировую войну, выиграл не Сталин и Жуков, и не самоотверженная Красная армия со своим героическим тылом из женщин, стариков и детей, а Рузвельт с Эйзенхауэром и Монтгомери, а также привыкшая к комфорту и высокой оплате армия США и разбогатевший во время войны слой американских предпринимателей. К сожалению, эта беспардонная ложь уже просачивается и на страницы отечественных учебников, финансируемых различными фондами США.

Но это, так сказать, недавние веяния. С XVIII века, когда Екатерина Великая широко открыла дверь в Россию иностранцам, первыми академиками-историками стали Миллер, Шлёцер и Байер. И тут выяснилось, что, оказывается, славян вообще и русских в частности в античности не существовало, хотя еще в XVII веке историки приводили свидетельства того, что русские помогали грекам в их походах. И даже в XVIII веке та же Екатерина писала: «Сказывают, будто русы Филиппу Македонскому еще за триста лет до Рождества Христова в войне помогали, також и сыну его Александру, и за храбрость от сего грамоту, золотыми буквами писанную, достали…». Однако все эти упоминания были вымараны рукой немецких академиков на русской службе. И такая кургузая, усеченная историография России, где начало ее существования было отодвинуто в VIII век н.э., стала считаться академической. А нынешние украинцы не согласны и с этим, и считают что вся история Киевской Руси – история не русская, а украинская, и на этом основании отрезают от нашей истории еще шесть веков, признавая начало Руси-Московии лишь с XIV века. Словом, каждая новая историографическая парадигма оказывается много хуже прежней.

Между тем, во всех приведенных примерах четко проглядывают национальные интересы. Когда Рим вошел в силу, он задавил национальную самобытность все входивших в его орбиту славянских народов – венетов, этрусков, ретов и других. «Системность» единого языка была достигнута за счет насилия и подавления всех неиталиков. Византия смогла привить входившим в ее орбиту народам не только православие, но и ее видение ряда гуманитарных наук, в частности грамматики. Финансовая мощь США позволяет этой стране не только поднимать свой престиж за счет явной лжи, но и поддерживать эту ложь в России за счет щедрых чаевых чиновникам, ответственным за образование. А мощь немецкой науки XIX века была направлена на доказательство того, будто не славяне, а германцы являются самим древними жителями Европы. И хотя это «системно», но вовсе не научно.

Хочу заметить, что хотя взгляды иностранцев на русский язык или историю Руси не объективны, полностью субъективными их признать тоже нельзя. То есть и все общество, и отдельные его подсистемы, конечно же, являются субъектами и познания, и исторической деятельности, однако по отношению к отдельной личности такой коллективный субъект, как этнос, разумеется, объективен. Позиция этноса выглядит как точка зрения «большинства людей», как нечто весьма объективное. Классическое философское противопоставление объекта и субъекта в познании, постулированное самим же Декартом, в случае этноса занимает промежуточное положение между этими двумя категориями. Этносы субъективны в сопоставлении друг с другом, но не с познающим субъектом. И понятие истины для них связано с самим их правом на существование, а, следовательно, с возвеличиванием собственных достижений в истории за счет умаления достижений других этносов.

Замечу, что речь идет не о какой-то философской казуистике, а о том, что уже прочно вошло в физику под наименованием «положение наблюдателя». Если два наблюдателя находятся друг к другу лицом, то любой предмет, находящийся от одного наблюдателя слева, будет находиться от другого наблюдателя справа. Вопрос о том, где предмет находится «на самом деле» – бессмысленный. Предмет именно и находится от одного наблюдателя слева, а от другого справа. Именно поэтому при учете вклада союзников в разгром врага побеждает точка зрения того из них, кто сильнее в данный момент, независимо от того, как было на самом деле.

Поэтому парадигмальный сдвиг (независимо от того, когда он произошел – в данном веке или тысячу лет назад) в гуманитарных дисциплинах имеет четко направленный вектор: побеждает и выстраивает собственную систему точка зрения того этноса, который на данный момент становится сильнее (в военном, культурном или экономическом отношении), разрушая систему предыдущего этноса и поступая несправедливо (= неверно, не истинно) по отношению к своим союзникам. Старая системность и старая научность рушатся, уступая место новым. Отдельный фрагмент такого движения может выглядеть как усиление системности, либо, напротив научности, и в этом отношении точка зрения Декарта достойна уважения.

Но весьма интересна и заявленная тема конференции: смещение парадигмы именно в гуманитарном знании. Дело в том, что по отношению к природе все этносы выступают как единое человечество, и потому естествознание едино. В гуманитарном знании этносы выступают как соперники. В Европе противостояние проходит между романо-германскими с одной стороны и славяно-русскими с другой стороны этническими группировками, которые ухитрились даже поляризовать и разорвать некогда единое христианство на католицизм и православие. Заметим, что и в язычестве противостояли друг другу мощные этнические группировки лунопоклонников (коровичи) и солнцепоклонников (сварожичи), которые ухитрились расколоть на эти направления некогда единое язычество. Ныне этническое противоборство принимает иные формы: сторонников «мировых ценностей» (глобалистов), выражающих романо-германские интересы, и «антиглобалистов», имеющих пока более расплывчатую идеологию и выражающую интересы более размытых этносов. Однако до тех пор, пока сохранится соперничество разных этносов, борьба между их научными парадигмами останется, подобно тому, как имеется соперничество между национальными футбольными командами, или конкурс между фольклорными коллективами на звание лучшего.

Таким образом, научная парадигма в гуманитарной области знания неизбежно должна трансформироваться при переходе от одного этноса к другому.

Опубликовано в (2, с. 48-53).

Литература

1. Лаврентий Зинзаний. Грамматика // Кузьминова Е.А., составитель. Грамматики Лаврентия Зинзания и Мелетия Смотрицкогою. М., МГУ, 2000, 528 с.

2. Чудинов В.А. Этноцентрический вектор парадигмального смещения в гуманитаристике // Образование, наука, общество в XXI веке. Декартовские чтения – 2005. Материалы первой межвузовской научной конференции. М., 2005, 223 с.