В.А.Чудинов

Продолжаю публиковать наброски к монографии, посвященной русской эпиграфике вообще и микроэпиграфике в частности. Теперь я рассматриваю проблемы, связанные с  происхождением славянской письменности. Нумерация рисунков также продолжается.

Рис. 3. Глаголическая надпись Софии Киевской и ее чтение

Исследование глаголицы. Среди отечественных исследователей здесь далее всех продвинулась А.А. Медынцева, посвятившая этой проблеме специальную статью (МЕГ), рис. 3-1. На рис. 3-1 показана одна из надписей, которую эта исследовательница прочитала почти целиком; после моего чтения слогового руницы знака  (ТЬ) получается текст ПЪСЛЪ ТТЬ ПСЪСРЬ КОСТИА, то есть, ПИСАЛ ТУТ ПИСАРЬ КОСТЯ. Возникает впечатления, что и все граффити этого Новгородского собора написаны либо этим писарем, либо его коллегами. А из этого следует, что круг знатоков глаголицы на Руси ограничивался главным образом писарями - переписчиками книг. Иными словами, глаголица на Руси не получила сколько-нибудь заметного применения. Полагаю, что это открытие отечественной исследовательницы является одним из фундаментальных. Оно направляет усилия ее продолжателей главным образом на исследование кириллицы как основного типа русской письменности.

В отечественных эпиграфических материалах глаголическая азбука отсутствует. Однако она существует в болгарских материалах, переданных русскому читателю той же А.А. Медынцевой. «Большой заслугой Ивана Гошева является открытие на стене Крещального помещения глаголической азбуки», - пишет она (МЕП, с. 49). Иван Гошев - это академик БАН, один из крупнейших болгарских эпиграфистов. Азбука содержит 18 знаков, но многие из них видны плохо или не видны совсем; заканчивается она буквой П. Эпиграфистка отмечает: «Все глаголические надписи, начерченные на стенах Круглой церкви, отходят от древнейших рукописных образцов в начертании некоторых букв (таких, как М, И, Ж), представляя их сравнительно поздние варианты. В то же время Преславский абецедар дает такие начертания букв (Земля, Како), которые, скорее всего, являются одной из разновидностей местного глаголического письма» (МЕП, с. 53).

Эти строки эпиграфистки заставляют задуматься: если бы святой Кирилл изобрел глаголицу, то почему же именно в Болгарии, где она получила распространение раньше многих других славянских стран, в граффити на Круглой церкви применялись не наиболее ранние, а наиболее поздние ее формы? Не следует ли из этого, что Болгария стала, напротив, страной относительно позднего употребления глаголицы? Кроме того, как и кирилловские азбуки, данная азбука неполна. Не следует ли по аналогии сделать вывод о том, что и глаголица в ее законченном виде к моменту существования Круглой церкви в Преславе еще не сложилась? Во всяком случае, между постепенным созданием кирилловской и глаголической азбуки возникает весьма много параллелей. Получается, что в Х веке в существовании ни той, ни другой полноценной азбуки потребности вроде бы еще не было, но она очень быстро формируется позже, и сразу для двух азбук.

В целом же исследование глаголицы во всех славянских странах не продвинулось столь далеко, как исследование кириллицы. Несмотря на ряд остроумных схем ее возникновения, включая наиболее популярную в XIX веке гипотезу Исаака Тейлора (TAY), выводившего глаголицу из греческого курсива, все они представляются спекулятивными, кабинетными конструкциями, не опирающимися на реальный эпиграфический материал. И русские исследования имели дело в основном с болгарской разновидностью глаголицы, которая и до сих пор присутствует в качестве образца в отечественных учебниках старославянского языка, как если бы угловатой хорватской формы не существовало вовсе. Между тем, деление на две разновидности было предложено П.У. Шафариком (ШАФ) на основе изучения рукописных книг.

Если руководствоваться разделяемой большинством исследователей XIX века точкой зрения на создание глаголицы святым Иеронимом Стридонским (родился в 347 г.), то, поскольку город Стридон находился вблизи современной Любляны, первой страной глаголицы был Норик (современная Словения). Оттуда она легко могла попасть в соседнюю Хорватию (хорватский диалект сербохорватского языка близок к словенскому) и в Словакию (словаки до чих пор считают себя словенцами, хотя их диалект дальше от современного словенского, чем хорватский). Позже в ареал ее распространения могла войти Чехия и Болгария. Таким образом, болгарская разновидность глаголицы оказывается наиболее поздней и ориентированной на округлое греческое письмо, тогда как хорватская разновидность оказывается более ранней и ориентированной на латинское прямоугольное письмо.

Рис. 4. Реймсское евангелие Анны Ярославны

Обычно не упоминается тот факт, что Евангелие Анны Ярославны, так называемой Реймсское, написано хорватской глаголицей (БЫЧ, с. 288, рис. 6), рис. 4. Как известно, Анна Ярославна (около 1024-после 1075) являлась дочерью великого князя Киевского Ярослава I Мудрого и после замужества стала второй женой французского короля Генриха I. На этом Евангелии приносили клятвы французские короли, следовательно, хорватская глаголица признавалась как допустимый вид письма в католических странах. Казалось бы, уже по одному этому историческому факту для русской эпиграфики исследование хорватской глаголицы в странах ее бытования представляло бы несомненный интерес. Однако так сложилось, что научные школы православной Болгарии показались русским ученым ближе, нежели католической Хорватии.

В конце XVIII века Г. Добнер выдвинул гипотезу о том, что Кирилл создал глаголицу. Его поддержал П.И. Шафарик (ШАФ), а затем постепенно к этому предположению склонились Н.С. Тихонравов, В.И. Григорович, И.В. Ягич, В.Н. Щепкин, А.М. Селищев, Л.А. Якубинский и другие. Согласно другой версии, выдвинутой В.Ф. Миллером (МИЛ) и П.В. Голубовским (ГОЛ) Константин Философ знал о существовании протокирилловского письма и обнаружил его в Херсонесе. Но использовал его как прототип глаголицы, добавив петельки и завитушки. Независимо от деталей, версия о том, что Кирилл создал глаголицу, стала в русской палеографии и эпиграфике преобладающей.

Однако другие ученые продолжали утверждать, что Кирилл создал кириллицу, а глаголицу предложили его ученики. Такую гипотезу предложил Й. Добровский (DOB) и ее поддержали И.И. Срезневский (СРЕ), А.И. Соболевский (СОБ) и Е.Ф. Карский (КРС). Наконец, ряд ученых поддерживал неизменную точку зрения о том, что Кирилл создал кириллицу, а глаголица сложилась еще в V-VI веках у западных славян. Автором такой гипотезы были Лингардт (LIN) и Антон (ANT). Ее поддержали П.Я. Черных (ЧЕП, ЧЕР, ЧЕЯ), Н.А. Константинов (КОН), Е.М. Эпштейн и ряд других исследователей. Правда, эти ученые в качестве исследователей письменности имели меньший авторитет, чем упомянутые выше.

На наш взгляд, проблема сложнее. До азбуки, созданной Кириллом, существовала глаголица, созданная, видимо, святым Иеронимом Стридонским. Но гораздо раньше, с древнейших времен, существовала и другая азбука, протокириллица, или руны Рода, известная и Кириллу. «Поэтому, как я и предполагал ранее, его заслуга состояла не в изобретении нового вида письма (его небольшие добавления в славянскую азбуку были в начале ХХ века изъяты в результате реформы орфографии), но в том, что равноапостольные славянские святые Кирилл и Мефодий освятили и канонизировали руны Рода, приспособив их для христианского богослужения. И после них уже в виде кириллицы руны Рода обрели новую жизнь, став проповедниками не только христианского учения, но и всей светской науки ряда славянских стран» (ЧУВ, с. 5-6). Таким образом, согласно моим взглядам, Кирилл и Мефодий не имели никакого отношения к созданию глаголицы.

А вообще говоря, в славистике происхождением глаголицы занимаются в основном хорватские исследователи, например, Марица Чунчич, доктор филологических наук из Старославянского института Загреба (ČUN), которая несколько усовершенствовала модель Васила Йончева (ЙОН) и свела буквы глаголицы к геометрическим элементам (секторам окружности и крестам). Модель оригинальна, но вряд ли соответствует действительной истории глаголицы, ибо скорее объясняет ее орнаментальные составляющие, а не основной семантический остов каждой графемы. Можно также отметить, что эпиграфических памятников глаголицы не так уж много, гораздо меньше, чем памятников кириллицы, так что глаголическая эпиграфика имеет дело с меньшим массивом надписей, и потому до решения проблемы возникновения глаголицы ей еще довольно далеко.

Проблема протокириллицы. Увлеченные решением проблемы азбуки, созданной Кириллом, ученые почти не обращают внимания на кириллические памятники, созданные до жизни Кирилла. Речь идет, прежде всего, о культовых камнях, буквально испещренных именами славянских богов (таких, как Макошь, Мара, Род, Яр, Перун и т.д.). К сожалению, культовые камни почти не входят в поле зрение археологов,  их открывают и исследуют в основном краеведы, а на хороших фотографиях видны многочисленные надписи (ЧУС). К сожалению, установить сколько-нибудь точно древность надписей на камнях не представляется возможным; кроме того, есть предположение, что надписи на камни наносились из века в век в качестве некого богоугодного дела. Поэтому пока этот вид кирилловской (точнее, протокирилловской) эпиграфики не вошел в круг исследований академической науки.

Современное теоретическое осмысление эпиграфики. Его мы находим во введении к фундаментальному труду А.А. Медынцевой 2000-го года (МГР). «Эпиграфика - историческая дисциплина, изучающая надписи на твердом материале» (МГР, с. 3). Полностью солидарен с опусканием слова «вспомогательная» перед словом «историческая» - действительно,  эпиграфика переросла уже в одну из самостоятельных исторических дисциплин. Однако с таким пониманием не вполне соглашается В.В. Нимчук, говоря: «Некоторые историки считают эпиграфику разделом исторической науки, однако корректным представляется определение ее как исторической и филологической дисциплины. Без надлежащего лингвистического исследования и лингвистической интерпретации текста во многих случаях невозможно его правильное прочтение и понимание, поэтому эпиграфика не столько общефилологическая, сколько языковедческая отрасль. Термином «эпиграфика» обычно обозначают и отдельную научную дисциплину, и совокупность надписей, относящихся к определенной культуре, эпохе, территории. Думается, что целесообразнее так называть только специальную научную отрасль, а совокупность надписей обозначить термином «эпиграфия» (сравни терминологическую пару топонимия-топонимика). Отельную конкретную надпись (начиная от буквы и кончая развернутым сообщение) предлагаем обозначить термином «эпиграфема» (поскольку за словом «эпиграмма» давно закрепилось другое содержание)» (НИМ, с. 35). Полагаю, что данные замечания являются весьма важными и полезными.

Проблема материала письма. Что касается понятия «твердый материал», то оно неясно. Бумага - это мягкий материал? А если надпись делается самолетом в виде светлых выхлопных струй на синем небе, то есть, твердой взвесью в газовой среде - разве такую надпись должна изучать палеография? Видимо, все-таки эпиграфика. Равно как и надписи лазерным лучом на воздушной взвеси. Другое дело, что пока такие надписи редки и экзотичны, однако самолетным надписям уже более 75 лет, и они запечатлены на старых фотографиях. Для нас это уже история. Можно также вспомнить такие надписи, как золотое шитье на церковных облачениях и различных накидках, вышивку на полотенцах, а также слова, вывязанные кружевами. Нитка и ткань - это тоже «твердые материалы»? Думается, что и здесь уместны замечания из уже процитированной статьи: «Древние тексты, нанесенные не на основной материал письма (пергамент, береста, бумага), а на стены помещений и зданий, камень, глину, кирпич, керамику, металл, дерево, кожу и др., вышитые на ткани, сделанные как мозаика (надписи нередко расположены на предметах искусства и быта) являются ценным достоянием духовной культуры восточных славян. Как известно, такие надписи - объект исследовании специальной научной дисциплины - эпиграфики» (НИМ, с. 35). Кое-что здесь представляется весьма интересным, например, термин «специальная научная дисциплина», без указания на статус, который может быть раскрыт позже; включение в этот научный статус и культурологического компонента. Вместе с тем, не вполне понятным оказывается термин «основной материал письма». Я, например, пишу данную статью, используя монитор компьютера, черными литерами на белом фоне, что и представляет собой «основной материал письма». Такие надписи со временем будет изучать палеография. Однако если бы я наносил какие-то надписи на фотографии предметов, или с помощью фотомонтажа писал бы их как бы на самих предметах, они относились бы уже к объекту будущей эпиграфики. Замечу также, что в разные времена «основными материалами письма» были грифельные доски, вощеные церы или закопченные глиняные черепки. А еще раньше - глиняные таблички. В наши дни все надписи на них однозначно относят к объектам эпиграфики. Поэтому понятие «основной материал письма» неоднозначно, завися от конкретной эпохи.

Различение надписи и текста. Размышляя далее, приходится признать, что физико-химический подход к надписям, опирающийся на характеристики твердости или мягкости поверхности письма, видимо, все-таки алогичен, ибо надписи относятся к духовной культуре человека. Полагаю, что уже термин «надписи» и является наиболее глубоким, характеризующим саму суть объекта эпиграфики. Ибо ни книга, ни статья, ни заявление, ни отчет, ни даже тезисы не являются надписями. Это - развернутые тексты. С этой точки зрения, например, вывески магазинов, указания о расположении некоторых агрегатов внутри крыла самолета, этикетка купленного товара и т.д. -  всё это надписи. Даже обложка книги или ее корешок, любой заголовок - это надпись, хотя внутреннее содержание книги - это уже развернутый текст. Поэтому эпиграфика может быть вполне однозначно определена как наука о надписях (но не о развернутых текстах). Кстати, замечу, что с грамматической точки зрения надписи выглядят чаще всего либо как назывные предложения (без сказуемого), либо как указания в повелительном наклонении или в инфинитиве (ЛЕТАЙТЕ САМОЛЕТАМИ АЭРОФЛОТА, НЕ КУРИТЬ, ПРИ ПОЖАРЕ РАЗБИТЬ СТЕКЛО).  Из этого, в частности, следует, что реконструировать древний язык по надписям весьма сложно; в них почти целиком отсутствует глагольная система и синтаксис сложного предложения.

Наконец, хотел бы обсудить и термин «надписи» в другом смысле. Эпиграфика изучает не надписи как таковые (это всего лишь отдельные примеры), а данный вид письменности в целом. Тогда как палеография - только одну разновидность этой письменности, развернутые тексты. Подобно тому, как лингвистика изучает язык в целом, а не только произнесенные слова. Ибо грамматология изучает письменный знак как таковой, являясь общетеоретической дисциплиной. А наука именно о кирилловских надписях так и называется - кирилловская эпиграфика. Тогда как кирилловская палеография вникает в более частные вопросы - изменение форм букв, стилей письма и состава бумаги во времени. Эпиграфических источников всё равно гораздо больше, чем палеографических, и они много разнообразнее, так что изменение их знаков во времени  выявить гораздо сложнее. Со временем, видимо, палеография станет разделом эпиграфики.

«Ее название образовано от греческого существительного επιγραφη - надпись, прочерченная, процарапанная на чем-то твердом» (МГР, с. 3).  Согласен, этимология данного имени именно такая, но только в наши дни материал письма и пишущий предмет стали гораздо разнообразнее, и данное названия понимается несколько анахронично, как перевод другого греческого слова, геометрия, что дословно означает землемерие. Ни один школьник, решавший геометрические задачи, не ассоциировал плоскости, окружности, круги или конусы с земельными участками. Поэтому придерживаться этимологии данного слова как «надписей на чем-то твердом» представляется неоправданным буквализмом.

Историческая эпиграфика. «Древнерусская эпиграфика первоначально не отделялась от палеографии - изучения древнего письма чернилами на мягком материале: пергаменте, бумаге. Но первое научное исследование, с которого началась разработка славянской кириллической палеографии, посвящено именно эпиграфическому памятнику - надписи на известном Тмутараканском камне, найденном в 1792 году в Тамани (ОЛЕ).  С середины прошлого века исследователи начали осознавать, что изучение древнерусской письменности не может ограничиваться памятниками рукописными - рукописными книгами на пергамене и бумаге, грамотами и столбцами (свитками), но обязательно должно включать и надписи на различных предметах. Случайный характер находок эпиграфических памятников, их небольшое число были причиной, по которой на фоне значительных успехов палеографии рукописей только во второй половине XIX века были предприняты попытки систематизировать надписи на предметах. И только в начале нашего века И.А. Шляпкин выделяет из палеографии рукописей палеографию надписей на всевозможного рода предметах, так называемую «вещевую палеографию» (ШЛЯ). Е.Ф. Карский в работе, написанной в то же время, но изданной в 1928 году не только рассматривает и некоторые надписи, но и отмечает, что разделы палеографии, изучающие надписи на предметах, превращаются в самостоятельную дисциплину - эпиграфику (КРС, 1928)» (МГР, с. 3). В целом данный текст не вызывает возражения, хотя несколько непонятно, что значит «написанная в то же время» - не имеется ли в виду работа Е.Ф. Карского 1901 года (КРВ)?

«Таким образом, русская эпиграфика практически отделилась как часть палеографии в начале нашего века» (МГР, с. 3) - естественно, имеется в виду ХХ век. «Но до сего дня не существует единого взгляда на предмет и задачи палеографии. Высказываются две точки зрения: одна из них сужает задачи исследования палеографии до изучения вопросов графики, практических задач прочтения и определения времени и места написания рукописи (ЖУК, с. 4-5, 103). Согласно другой точке зрения, в задачи палеографии входит изучение не только графики, но и всех других внешних признаков - писчего материала, орудий письма, украшений рукописи, что тоже дает материал не только для ее прочтения, но и определения времени и места изготовления;  и в конечном итоге всесторонний источниковедческий анализ, служащий непосредственному исследованию исторического процесса (ЧЕР, с. 16-19)» (МГР, с. 3). Полагаю, что между этими точками зрения на палеографию противоречия нет, речь идёт лишь о более узком или о более широком ее понимании. Для эпиграфики вопрос датировки надписи важен, но это - лишь один из частных вопросов.