В.А.Чудинов

В.А. Чудинов

С особым чувством я пишу это предисловие, ибо мне никогда прежде не доводилось рекомендовать читателю книгу моего единомышленника, о существовании которого до этого года я не подозревал, и который подарил мне ее в виде публикации издательского дома «Ра» в апреле 2009 года. Тогда я читал лекцию по своим изысканиям последователям учения Анастасии, которые на деле возрождали русские селения, перебравшись на Владимирскую землю и связав с ней своё будущее. Что меня поразило, так это то, что общественная жизнь, обмен информацией и духовный рост заняли основную часть их свободного времени, так что на собственно ведение хозяйства, которым они занимались тоже весьма усердно, приходилось специально выкраивать часы. Полагаю, что на написание данного труда Алексея Корелина вдохновила именно та творческая атмосфера, которая царила в поселке и выплескивалась в жаркие дискуссии после приглашения интересных для поселян людей.

Удивительно, но по тексту данной интересной книги я обнаружил очень хорошее знакомство ее автора с моим творчеством, что само по себе пока еще наблюдается очень редко. Однако после его изучения и после ряда собственных наблюдений Алексей Корелин пришел к очень ценному выводу: «Если в славянских языках сохранились смысловые связи, утерянные в германских и романских языках, значит, по отношению к оным, славянские языки первичны. Отсюда становится понятна тщетность поисков современными лингвистами индоевропейского праязыка путем сравнения звучания слов западноевропейских языков, латинского, древнегреческого, санскрита и других. Все они дают изменившееся (искажённое) произношение начальных слов, а, сравнивая одно искажение с еще большим, невозможно добраться до первоисточника». Из этого, разумеется, не следует, что вся компаративистика подлежит отрицанию, ибо она действительно показала близость одних языков к другим и вывела ряд интересных законов соответствия  слов одних языков словам других. Но свою основную задачу этот вид сравнительного анализа выполнил неверно. С каждым годом эта ошибка становится всё яснее, так что вывод Корелина подтверждается всё ярче.

Заслугой академической лингвистической науки является то, что она смогла понять морфемную структуру современных индоевропейских языков и на этой базе решить ряд проблем. Вместе с тем, именно современные морфемы, то есть приставки (родственные предлогам), корни (родственные кратким неслужебным словами), суффиксы (родственные приставкам) и окончания (родственные суффиксам) были этой наукой абсолютизированы, им приписан некий вневременной статус, как если бы морфемам не предшествовал во времени более простой строительный материал, из которого они возникли. Этот материал всем известен и лежит, так сказать, на поверхности. Строительным материалом для морфем являются слоги, которые с точки зрения современной лингвистики вовсе лишены семантики. Однако в одной из моих статей я показал, что слоги обладают полноценной семантикой, хотя и меньшей, чем морфемы; очень небольшой семантикой обладает и отдельный звук как часть слога. Иначе мы сталкиваемся с чудом: каким образом из совершенно бессмысленных слогов возникают вполне осмысленные морфемы? Современная лингвистика не только не предлагает никаких решений, она даже не видит проблемы.

Между тем, наиболее древние сакральные алфавиты были именно слоговыми, а русские дети в дореволюционных школах изучали склады, то есть, учились соединять звуки в слоги, ибо отдельные звуки (без специального лингвистического анализа) для современного уха ничего не значат. Поэтому, выбрасывая слоговой этап развития языка, мы, подобно евангелиям, которые нам сразу же после рождения, описывают жизнь взрослого Иисуса Христа, лингвистика нам преподносит этап современного бытия важнейшего средства человеческого общения, забывая, что любой предмет всегда имеет стадию детства, или начального развития. Такая позиция лингвистов, вовсе неглупых людей, объясняется, разумеется, не их забывчивостью, а тем, что, подобно тому, как «все дороги ведут в Рим», все осмысленные слоги ведут в Русь. А поскольку уже дешифрована и имеет сотни и тысячи подтверждений руница (руны Макоши), то ранней слоговой семантике соответствует и ранняя слоговая индоевропейская письменность. А именно - русская сакральное письмо. Но как раз этого и боится более всего современная академическая компаративистика, ибо это идёт вразрез с основным политическим постулатом Запада: «Запад выше и древнее всех, Русь отстала и молода».

Именно поэтому она заняла позицию: «ничего не вижу, ничего не слышу». Она не видит слоговое письмо, руны Макоши, и не слышит семантическую наполненность слога. Иными словами, страдает «руничной слепотой» и «силлабической глухотой». И если я показал слепоту современной лингвистики, то Алексей Корелин постарался продемонстрировать ее глухоту.

Работа Корелина начинается с очень интересной таблички, которую можно было бы назвать «Периодической системой звуков русского языка». Она состоит из окружности со вписанной в нее восьмёркой. Внешняя часть окружности содержит согласные звуки, внутренняя - гласные. В центре находится звук Й, что я могу подтвердить как реальный центр значений. Это мне напомнило мои работы 1975 года, когда я пытался строить лексические гнёзда слов, и начинал именно со слова ЙАЙ. Правда, у меня было чередование не Й-Н, как у Корелина, а Й-В, однако каждый исследователь идёт своим путём. Кроме того, после рассмотрения Й, Корелин рассматривает именно В. Важно то, что начало «Периодической системы» у нас совпадает. Весьма интересно в данной системе и наличие шипящих как самого внешнего кольца, хотя оно и не проведено автором (шипящие разного образования даны в скобках). Понятно, что шипящие являются наиболее молодыми звуками, присущими далеко не всем индоевропейским языкам (например, в испанском отсутствует Ш, в немецком - Ж). Во всяком случае, представлена весьма интересная систематизация звуков, с которой можно работать.

Собственно говоря, этот итог всей творческой деятельности автора является ключом к пониманию последовательности выявления смыслов каждого слога, и автор даёт разделы в соответствии с движением по этому «коло»,  то есть, по своей «периодической системе». Особенностью его построения является то, что автор сначала даёт значение каждого звука (скорее философское, чем лингвистическое), а потом показывает существование соответствующих русских слов с данными слогами. У меня всё было наоборот, я действовал не индуктивно, а дедуктивно, пытаясь из современных слогов выяснить их древний смысл. Поскольку мне этот смысл был неизвестен. Но именно поэтому моя работа должна была стать очень большой; в то время ни у кого из лингвистов я интереса к ней не обнаружил, и постепенно отошел от данного замысла. Осталась только масса черновиков.

Теперь, судя по работе А. Корелина, интерес к русским слогам вновь пробуждается, и если данное построение, а именно система русских слогов, будет каким-то исследователем завершена, это поможет объяснить и русский корнеслов, то есть, систему русских морфем. Тогда словообразование окажется не случайным, а вполне закономерным, так что здание лингвистики окажется многоэтажным, поскольку семантикой будет обладать 1) отдельно взятый звук, 2) слог, 3) морфема, 4) лексема (слово), 5) словосочетание или фразеологическая единица, 6) простое предложение, 7) сложное предложение, фраза. В таком случае, этажи с 3-го по 8-й лингвистикой исследованы, тогда как первый и второй этажи, так сказать, основание всей конструкции, пока выброшены за борт, и тем самым исследование языка оказывается незавершенным. И автор старается внести посильный вклад в исследование этого «белого пятна» науки.

Разумеется, как любая работа на начальной стадии, данное исследование А. Корелина не претендует на исчерпывающее объяснение всех значений русских слогов и пока не может выступить даже основой для «Толкового силлабария» русского языка. Она скорее даёт направление подобного поиска для последующих исследований. Равным образом автор не перекидывает мостик между слогами и морфемами, рассматривая только знаменательные слова, но не служебные, не детские и не звукоподражательные. Кроме того, автор просто высказывает своё мнение по поводу значения тех или иных слогов, но не старается каждый раз подкрепить своё мнение многочисленными примерами из ряда родственных языков или ссылками на работы других учёных. В этом смысле данное исследование следует отнести скорее к разряду популярных, чем научных. Но автор именно так и понимал свою задачу - пробудить родовую память своих соотечественников, а не создать очередной филологический труд, которым будет пользоваться десяток-другой специалистов.

Именно поэтому в конце своей работы А. Корелин, обращаясь к читателю, пишет: «Не принимайте всё, поведанное мной, за аксиому. Я писал эту книгу, полагаясь на своё понимание...». Так что автор призывает нас размышлять и анализировать.

В приложении под названием «В помощь ищущим смысл» автор приводит ряд интересных этимологических наблюдений, а заодно критикует существующую этимологию академического типа. Например: «слово крыса, явно родственное слову грызть, можно трактовать и как родственное древнеиндийскому слову крудъяти «гневается». Даже если такое родство существует, оно мало что даёт для расшифровки смысла этого слова». Действительно, от слова «грызть» мы имеем слово «*грыза», а при фонетическом развитии данного слова звонкие согласные оглушаются: «*грыза-крыса». А это означает, что при составлении лексического гнезда однокоренных слов в одно гнездо должны попасть и глагол грызть, и его субстантивация, существительное крыса. В то время как древнеиндийский глагол крудъяти следует считать ложной этимологией. В отличие от «народной этимологии», к которой у учёных выработалось презрительно-насмешливое отношение, я давно называю такого рода фантазии академических этимологов «кабинетной этимологией». В самом деле: разве крыса - это зверек, который гневается? А вот «грызун», это как раз то самое.

Итак, после данной работы Алексея Корелина возникает приятное ощущение: начало положено. Конечно, за данной работой потянется серия аналогичных исследований, уточняющих, расширяющих и углубляющих данное, однако всегда желательно иметь точку отсчёта. Теперь она появилась.