В.А.Чудинов

Этот цветистый Нецветаев

В.А. Чудинов

В «Литературной газете» № 35 (6135) за 5-11 сентября 2007 года, на с. 7, в разделе «Книжник» появилась рецензия на мою книгу «Тайнопись в рисунках Пушкина. Разгадка кода гения» (М., «Поколение», 2007, 488 с.), подписанная Львом Нецветаевым. Вот ее содержание.

«Какими же мы были слепцами! Неоднократно любуясь рисунками Пушкина, восхищаясь их лёгкостью и непринуждённостью, мы и ведать не ведали, какой адский труд вложен в каждый (!) его мнимолетучий набросок и как неизмеримо велик талант Пушкина - ...шифровальщика! Чтобы осознать это, попробуйте, например, нарисовать козу - так, чтобы в её изображении можно было последовательно отыскать буквы К, О, З, А и, соответственно, прочитать это слово. Для меня, художника-графика с немалым опытом, эта задача очень непроста и потребует многих предварительных эскизов. А вот Пушкин, представьте, безо всяких эскизов начинял каждый свой рисунок не просто словами, а порой чуть ли не рассказами. Фантастическая, невероятная способность! Ошеломительное открытие это сделал Валерий Чудинов, профессор кафедры культурологии и менеджмента в Государственном университете управления, и поведал о нём в солидном томе «Тайнопись в рисунках А.С. Пушкина. Разгадка кода гения». До сих пор считалось, что рука поэта чуть ли не машинально выводила все эти росчерки, профили, ножки, кустики. Какое почти двухсотлетнее заблуждение! Вот, например, профиль Гоголя, рисунок буквально из нескольких линий. Передаю слово В. Чудинову. «Изображение Гоголя 1833 года крайне лаконично; практически отсутствуют затылок, плечо и штриховка. Зато очень хорошо передан нос под очками, с этого места и следует начать чтение (рядом приведён рисунок и его «расшифровка»; всего в книге 279 иллюстраций. - Л.Н.). Это место читается руницей ГОГОЛЬ, но основная надпись сделана очень мелким шрифтом на диагонали, отделяющей воротник от шеи (т.е. на линии воротника. - Л.Н.). Там написано НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ, что, на наш взгляд, свидетельствует о весьма тёплых чувствах поэта к Гоголю... Ниже начертано чуть покрупнее: ЛЮБЛЮ И МОЛЮСЬ. На портрете выделены также верхняя и нижняя губы, которые читаются ГОГОЛЬ. Редкие волосы и верх уха образуют знаки слова ДРУГ, а бантик под воротником можно прочитать как слово ОРАТОР. Таким образом, весь текст получается таким: «Гоголь. Николай Васильевич Гоголь. Оратор, друг. Люблю и молюсь». Всего 9 слов. Ай да Пушкин, ай да такой-то сын! Запрятать в простенький с виду набросок 51 букву - это ведь надо попотеть! Это ему не «чудесный» с «прелестным» срифмовать. Только что же такого секретного, скажем, в имени-отчестве Гоголя, чтобы, вооружившись сильной лупой, вгонять в линию воротничка семнадцать микроскопических буквиц? Ответ прост: а и нет там никаких буквиц, а есть только страстное (если не болезненное) желание их увидеть. И все многочисленные (279) иллюстрации, несмотря на плохое их качество (автор работал не с подлинниками, а с репродукциями), вопиют именно об этом. Ставшие лохматыми от сильного увеличения линии произвольно разрубаются автором на дольки, отдалённо напоминающие буквы; при этом автор ещё и часто разворачивает их то на 90, а то и на 180 градусов - интересно выглядел Пушкин, вертящий бумагу так и эдак во время рисования. Быстрый росчерк также произвольно растаскивается Чудиновым на куски - и вот уже «заговорил» воротник Гоголя, а несложный росчерк на рукописи поэмы «Кавказ» предстаёт фразой: «А.С. Пушкин смотрел стихи». Стоит ли эта нелепая фраза (кстати, что в ней секретного?) мучительной зашифровки в завиток, производящий впечатление начертанного сразу? Нет, конечно, как не было у поэта этого странного замысла. И это - практически с каждым примером. Исключая разве что случай с котом, в шифровке спины которого Чудинов нашёл сведения, которые безусловно стоило скрыть, щадя репутацию животного: «Кот Георгий писает и какает мимо». А три рисунка с женскими ножками поведали такое, что только научная добросовестность вынудила автора преодолеть неизбежное смущение. Восхищает уверенность автора, что всякий раз он воскрешает именно пушкинские слова. Правда, речь чудиновского Пушкина неудержимостью словоизвержения порой напоминает одного из гоголевских героев. Особенно болтлив маньяк-шифровальщик в пейзажных рисунках, чуть ли не полностью «состоящих» из уродливых микроскопических букв. В листве и ветках «Лесного пейзажа» 1828 года обнаружен текст из 61 слова(322 буквы!). Особенно запоминается последняя фраза, «засекреченная» в лапах ели: «Слова-то милы, как речь статского советника в помощь расселению Д. Митрохина. Зимой». Ну чем не Поприщин? В смиренный «пейзаж с соснами» «врисован» такой текст: «Пушкин госьтилъ в имении Хопкинских. Хопкинск. P. Hopkins. Парк в Англии. Методы насилия. Река. Лоза Никитская. То малолетний парк Хопкинкса. Парки малолетние. Пока живы, с ними нам не жить. Кончается случайный лес. Так же чащи. Жаль! Марака моя, моя же, моя». Сильно впечатляют «методы насилия» и «марака», на авторстве которой так настаивает то ли Пушкин, то ли его «поверенный» Чудинов. А что до «методов насилия», то это точная характеристика всего стиля книги, фонтанирующей безапелляционными «открытиями». В «текстах» всплывают десятки неведомых имён и фамилий, масса таких же фабул и ситуаций, которые автор книги бестрепетно комментирует как реальные, смело игнорируя «устарелую» трактовку. Так, в автоиллюстрации к поэме «Анжело» Чудинов в шляпе Луцио «вычитывает» слова «Мария Магдалина» и «праведница чудо-дева»; тут же переименовывает стоящую рядом Изабеллу, что не мешает ему в длинном «тексте» весьма фамильярно «читать» о ней вплоть до «грусти... по фаллосу, которого не имела». Впрочем, и автора несколько смущает европейский наряд собеседника Марии. Но Истина превыше всего!.. От истины порой уводит банальное незнание пушкинской биографии. Так, Смоленская церковь и Смоленская гора (с зарисовкой дома Карамзиных в Симбирске, в 1833 году) перенесены Чудиновым в Смоленск, где Пушкин ни разу не был. Дальше - больше. Как остановить исследовательский пыл? Вот уже и в немецкой книге 1477 года кудри на голове Марка Поло складываются из чисто русских букв в слова «То Марко Поло первопроходец». Комментарии вроде бы излишни. Впрочем, автор ещё в предисловии сам удивляется, что в европейской тайнописи «от античности до Нового времени... независимо от страны, ВСЕ НАДПИСИ ДЕЛАЛИСЬ НА ЧИСТОМ И ВПОЛНЕ ПОНЯТНОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ. Иными словами, тайнописный русский язык служил в рисунках в качестве международного РАНЬШЕ И ШИРЕ ПО РАЗМАХУ ПРИМЕНЕНИЯ, ЧЕМ ЛАТЫНЬ!» Фразы (выделенные, кстати, самим автором) - это, по-моему, сенсация не меньше пушкинской тайнописи. Историки, ау, где вы? Зато утешила и почти примирила с автором его попытка прочитать черновик «Бесов». Там, где как раз сравнительно ясно читается «Мутно небо, ночь мутна», - автор увидел куда более сильный, хотя и странноватый образ: «Могутно небо, ночь могутна». Определение запало в память, и я теперь думаю о книге почти стихами: «Она мутна или могутна? Она могутна иль мутна?» Наверное, неспроста три издательства, поразмыслив, отказались её печатать. А вот «Поколение» рискнуло, и немалым по нашему времени тиражом - 3000 экз. Сколько доверчивых душ будут отныне с опаской поглядывать на портрет Пушкина: кто знает, что он ещё там нашифровал? В любом случае гриф Российской академии наук, украшающий авантитул, сослужил академии не лучшую службу».

Лев НЕЦВЕТАЕВ, почётный архитектор России, член Союза художников России, УЛЬЯНОВСК

Эта рецензия по-своему замечательна. Во-первых, она отрицательна, что, по особенностям нашей прессы, означает отличную рекламу моей книги, за что я приношу редакции «Литературной газеты» искреннюю благодарность. Правда, я о таком подарке ее не просил, да и не предполагал, что среди лиц, с которыми сотрудничает редакция, найдутся люди, одинаково компетентные в трех областях: литературоведении, эпиграфике и криптографии. Оказывается, такой человек нашелся; к сожалению он не являлся ни литературоведом, ни эпиграфистом, ни, тем более, специалистом в криптографии - он специалист в области архитектуры. Что ж, поздравим, во-вторых, «Литературную газету» с таким замечательным выбором оппонента; в следующий раз, как думается, они дадут архитектурные проекты на рецензию литературоведу или эпиграфисту. Так сказать, со стороны виднее, а знания специфики жанра для «Литературной газеты» значения не имеет. Понятно, что в Москве таких замечательных архитекторов не нашлось; какое счастье, что в России еще существует Симбирск, то бишь, Ульяновск! Вот подлинная кузница эпиграфических кадров!

Теперь рассмотрим нетленные строки Льва Нецветаева. Он полагает, что в мимолетный рисунок А.С. Пушкина вложен адский труд, коль скоро рисунок одновременно содержит и буквы. Замечу, однако, что это не так. Не будучи художником, я где-то за минуту составил, например, такой рисунок (этот рисунок можно видеть на моем сайте среди «Ответов на вопросы читателей во время дежурства по гостиной», которые я давал 5 лет назад, будучи дежурным по сайту Auditorium.ru в ноябре 2002 года.

Рис. 1. Надпись ОТВЕТ НА ВТОРОЙ ВОПРОС ЧИТАТЕЛЯ, вписанная в рисунок

А что пишет гениальный график Лев Нецветаев: «Для меня, художника-графика с немалым опытом, эта задача очень непроста и потребует многих предварительных эскизов». Мда... Я чертил не пером, а «мышкой» в редакторе PaintBrush (а это крайне неудобно, авторучкой писать намного проще), и понятия не имел, что для профессионала такая чепуха потребует многих предварительных эскизов. Возникает невольный вопрос: а насколько профессионален ульяновский архитектор именно в графике? Не присвоено ли ему звание «Почетный архитектор» именно за работы по архитектурным проектам, а не за его графику? Во всяком случае, его звание предполагает именно последнее. Но тогда он оказывается, как бы это помягче сказать, не вполне искусным графиком, хотя и с большим опытом. Бывает, что человек всю жизнь чертит или гравирует свои произведения, опыт у него колоссальный, а коллеги по цеху его считают весьма слабым и посредственным.

Примерно те же чувства у нас вызывает и следующая реплика гениального архитектора: «Ай да Пушкин, ай да такой-то сын! Запрятать в простенький с виду набросок 51 букву - это ведь надо попотеть!» - Я «запрятал» в свой простенький рисунок «всего» 27 букв, и не то, что не вспотел, но просто не заметил этого времени - его ушло не больше, чем на составления абзаца той же длины (в смысле строк) при ответе на вопрос читателя. Мог бы без труда вписать и вчетверо больше букв, если бы в этом возникла необходимость, и опять-таки никакого большого труда в этом нет. Возможно, что раньше, в годы обучения в Лицее, для вписывания некоторых букв А.С. Пушкин еще и задумывался, но позже, как и в любом деле, у него возник определенный автоматизм, так что начертание какого либо предмета в виде буквы со временем стало просто делом техники. К сожалению, гению Льва Нецветаева все-таки очень далеко до гения Пушкина, и потому почётный архитектор потеет там, где потеть вовсе не следует.