В.А.Чудинов

Оценка советской политической элиты. «Вместе с тем, революция породила новую элиту, которая приобрела постепенно кастовую, номенклатурную, партийную форму. Бюрократическая элита, овладев властью, не подавила революцию, она лишь расчищала государству путь от исторического хлама, от тех, кто пытался встать на ее дороге. Она явилась орудием расплаты с теми, кто пытался заставить Россию совершить не нужную ей мировую революцию, отведя ей роль жертвы во имя абстрактного «коммунистического будущего» [1:172].

Мне кажется странной эта мысль Пыхтина. От царской бюрократии новая советская взяла разве что самые низшие звенья, не игравшие особой роли, а в целом бюрократами стали именно члены партии. И чистка была произведена именно от старых революционеров, которые умели хорошо говорить и хорошо разрушать, хотя позже нужно было созидать. Самым горячим поборником идеи мировой революции был Лев Троцкий, с которым у Ленина и Сталина были не только идеологические, но и личностные противоречия, но и его вряд ли можно было назвать «историческим хламом», ибо на первой фазе революции он создал боеспособные соединения. Новая элита и появилась благодаря революции, расчищая себе путь не столько в борьбе с историческим хламом, сколько уничтожая наиболее активные классы русского общества - промышленников, купцов, ремесленников, крестьян, казаков, священников, интеллигенцию. Это был не хлам, а цвет нации. Вряд ли то же самое можно сказать об окружении Сталина и о последующем составе ЦК КПСС.

«Так называемые «жертвы сталинского террора» из среды государственного и партийного чиновничества и местечковой интеллигенции, эксплуатирующие идею «пролетарской культуры» - это отъявленные враги России, тянувшие ее на гибельный путь. Составляя в обществе фракцию бешенных ультрарадикалов, и рассматривая Россию как сырьё для мировой революции, они пытались направить русскую революцию на якобы социалистический путь» [1:172].

Здесь Пыхтин пытается оправдать хотя бы часть сталинских репрессий, направленных против наиболее радикальных коммунистов. Однако даже сталинские репрессии вовсе не ограничивались только указанной чисткой. Как мы помним, была борьба не только с левым, но и с правым уклонизмом, всякого рода  борьба с кулаками, с «врагами народа», «шахтинское дело», дело «промпартии», и прочие кампании, вплоть до борьбы с «безродным космополитизмом».  А ведь помимо сталинских репрессий имелись и ленинские, связанные с расстрелом в Крыму студентов университетов, с расстрелом священников и крестьян, с переселением в Сибирь ряда «неблагонадёжных», с высылкой на «философском» пароходе цвета русской интеллигенции. Приказы о массовых расстрелах отдавал даже Хрущёв. Так что ограничиваться только Сталиным и только его борьбой с сильными политическими конкурентами неправомерно.

Объективное и субъективное в репрессиях. «Ни одна революция не бывает без жертв, без личных трагедий. Борьба догматиков и практиков внутри народившейся элиты зацепила судьбы многих. Но саму борьбу, являющуюся объективным процессом, отменить невозможно. Можно только с удовлетворением констатировать, что в тот период победили люди дела, практики.

Если взять солженицынский «Архипелаг», то там, скорее всего, всё правда. Но это субъективная правда, правда отдельной человеческой судьбы. Русские писатели всегда обладали способностью рассматривать частное явление жизни под микроскопом и придавать этому явлению общественную значимость, возвести в ранг социального явления. Но в данном случае по большому счёту художник ошибается. Солженицын так же, как Бунин в «Окаянных днях», в развороте русской революции увидел только окаянство, только лишенный смысла беспощадный бунт. Конечно, «Архипелаг» тоже ценный документ, но ограниченный жанром свидетельских показаний» [1:173].

Очень странная логика, гласящая что люди - это не человеки. Иными словами, по Пыхтину, из судеб отдельных людей вовсе не складывается судьба сословий, классов, этносов, народа. Разве такое возможно? И разве исследование под микроскопом не является закономерным шагом перед выведением обобщений? - Коммунистические репрессии вовсе не ограничивались внутрипартийной борьбой, к каковой трактовке нас призывает Пыхтин. И трагедии отдельных человеческих судеб - это, всё-таки, характеристика эпохи. Убийственная характеристика!

А еще странно другое: с одной стороны, два писателя с мировым именем, два лауреата Нобелевской премии как художники ошибаются. А человек, о существовании которого до сего дня никто не знал, якобы вещает истину в последней инстанции.

Репрессии как стихийное событие. «Римляне античной эпохи оставили потомкам описание извержения Везувия как трагедии. Помпеи засыпало пеплом, погибло множество людей - это действительно была трагедия. Но разве можно отменить извержение? Бунин и Солженицын, не имея сил отменить извержение русской революции, не заметили геологического характера исторического процесса. Они увидели только его безжизненный пепел и оказались не в силах признать в историческом пепле начало новой жизни» [1:173].

Вот ведь как повернул дело Пыхтин! Если Ленин за границей несколько лет готовил революцию, если он получал деньги от немецкого генерального штаба, Троцкий - от Ротшильда, а Яков Свердлов - от европейских банкиров, если миллионы людей были расстреляны - то это, оказывается, всего-навсего геологический характер исторического процесса. Но если встать на такую точку зрения, то зачем нужно бороться с любой преступностью? Не проще ли все грабежи, убийства, поджоги и репрессии объявить геологическими явлениями, и взирать на них, как на стихийные бедствия?

«Россия периодически извергается, но губительное извержение одновременно является переходом, точнее - прорывом в новое качество. Тех, кто проклинал пепел вместе с породившими его причинами, не могли увидеть перспективы. Они перепутали, не осознали причин и следствий, не предугадали, что в историческом катаклизме родилась русская нация. Нельзя негодовать на стихию. Бесперспективно бороться с вулканом и с его способностью периодически извергаться, покрывая страну пеплом и лавой, но давая вместе с тем энергию для новой жизни» [1:173-174].

Фридрих Энгельс назвал такой способ представления сознания материальными явлениями «вульгарным материализмом». Правда, он имел в виду К. Фохта, Л. Бюхнера, и Я. Молешотта. Те полагали, что человеческий мозг выделяет мысль примерно так же, как печень выделяет жёлчь. Теперь Пыхтин полагает, что если Ягода «руководил разгромом антисталинских демонстраций в октябре 1927 года» (Википедия),  а позже «Под руководством Ягоды был учреждён ГУЛАГ» (Википедия), то с этим бесперспективно бороться.

К сожалению, дальше исследовать подобное оправдание политического террора, который начался еще при царском режиме, и захватил всю первую половину ХХ века, у меня желания нет. Поэтому я перехожу к основной части.

Обсуждение. Один юрист-заочник, сын калмыка и еврейки, уже осчастливил русскую историю насильственным захватом власти, и положил начало многочисленным репрессиям русского народа, не чувствуя перед ним ни малейшей ответственности (об этом говорит его статья «О национальной гордости великороссов»), поскольку к нему не принадлежал, хотя и пользовался всеми его достижениями. Теперь другой юрист-заочник, по внешним признакам этнический русский, признал массовые репрессии способностью русского вулкана периодически извергаться, то есть, по сути дела, оправдал массовые убийства, тюрьмы и ссылки. Я не выскажу ничего оригинального, если категорически не соглашусь с этим людоедским выводом Пыхтина, а также с тем, что он был «русским мыслителем и идеологом». Он - идеолог вульгарного материализма в социологии.

Как в любом исследовании, здесь переплетаются и негодные, и вполне здравые мысли. Индустриализация и милитаризация нашей экономики накануне Второй мировой войны России были необходимы, и по иронии судьбы их возглавил человек, который вместе с Камо (Тер-Петросяном) грабил банки в Тифлисе. На эти деяния его изворотливости хватило. А вот на то, чтобы удержать город Царицын в качестве члена Реввоенсовета, или на то, чтобы накануне войны оградить верхушку РККА от репрессий - увы, нет. Равно как и на то, чтобы на всякий случая рассмотреть накануне войны планы ведения обороны, а не только наступления. Тогда многих ненужных жертв первых месяцев войны можно было бы избежать. И назвать Сталина изворотливым можно вполне, а вот назвать его дальновидным - вряд ли. И те необходимые меры, которые он осуществил с некоторым запозданием и ценой огромных лишений для основной массы населения никак нельзя признать замечательными. Они - вынужденные.

Можно ли сказать, что Камо, Сталин, Ягода действовали в интересах армянского еврейского, калмыцкого народа? - Полагаю, что нет. У них был другой лозунг - пролетарского интернационализма. В первом приближении лозунг замечателен, ибо настаивает на равенстве всех этносов. В юридическом смысле это общеизвестно и не вызывает ни малейшего возражения. Но в смысле культуры он абсолютно неверен. Отнимите у евреев Моисея и 40 лет скитания по пустыне, отнимите у арабов Мохаммеда, Мекку и Каабу, отнимите у латиноамериканцев Боливара и Че Гевару - ни один из этих этносов благодарности вам не скажет. Каждый этнос гордится своим прошлым и именно своей неповторимой культурой, которая по большому счёту и делает этнос этносом. Это в конце жизни осознал и сам гений всех времен и народов, начав бороться с «безродным космополитизмом». А ведь данное явление - всего лишь тот же самый «пролетарский интернационализм», названный чуть иначе. Более того, под старость в Сталине вдруг проснулась какая-то любовь именно к русскому народу, хотя ни русской партийной организации, ни русской академии наук России он так и не подарил.

В.И. Ленину принадлежала «партийная касса»; так благородно назывался воровской «общак». По терминам древней Руси и Ленин, и Сталин, и все представители когорты «пламенных революционеров» могла характеризоваться одним словом: ВОР. В те времена им бы светила возможность быть четвертованными, колесованными, посаженными на кол. А их сподвижники - это ЛИХИЕ ЛЮДИ, ЛИХОДЕИ. И если февральская революция 1917 года была капиталистической, и одновременно ремесленной, крестьянской, то октябрьская - криминальной, хорошо спланированной и удачно проведенной на зарубежные деньги, используя фальшивые лозунги, которые практически никогда не выполнялись. В результате власть стала принадлежать не Советам депутатов трудящихся, а стоящим над ним партийным организациям разного уровня, и термин «советская власть» был эвфемизмом «партийной власти». Земля так и не стала принадлежать крестьянам; ее отдали колхозам, совхозам; сейчас ее продают под городскую застройку, под создание домов отдыха и полей для гольфа. Фабрики и заводы как не принадлежали трудящимся, так и не принадлежат; после ельцинской «криминальной революции» (термин Говорухина) их приватизировали бывшие директора, входившие в состав партийно-хозяйственного актива. Почти всё окружение Ельцина - это бывшие секретари обкомов, горкомов или райкомов партии. Понятно, что когда им надоело делать вид, что они - потомственные пролетарии, надоело жить на казенных дачах и в казенных квартирах, а захотелось купить домик где-то на Канарах, они сбросили партийное руководство именно как исторический хлам. Сбросили вполне легально, а получили в собственность заводы и фабрики криминально - но так, как умели. Криминальная революция 1917 года, выпестовшая из горстки революционеров новый класс партноменклатуры, породила именно в ее среднем звене,  как справедливо писали Маркс и Энгельс, своего могильщика, тех национальных и областных партийных деятелей, которые и растащили Россию на ряд «независимых государств» и на ряд «частных предприятий». Ничто не продавалось с аукциона с целью принести максимальный доход для бюджета, всё отдавалось за гроши или вообще даром (наиболее памятна продажа боевого крейсера ВМФ России Китаю за 1 доллар). Приватизация оказалась гигантской экспроприацией национального богатства России и безвозмездной передачей его случайным лицам, имевшим отношение к элите.

Конечно, с точки зрения многотысячелетней истории России всё это является кратковременным изгибом, препятствием на пути нормального завершения буржуазно-крестьянской февральской революции. Однако мы видим, что постепенно реликты того воровского строя ослабляются или исчезают. Компартия России как наследница компартии СССР тает от одних парламентских выборов до других. Купленные за бесценок детские садики в ряде городов возвращают к их нормальному существованию или строят новые. Предприятия, приватизированные по знакомству, от отсутствия реконструкций разоряются и исчезают. А там, где собственники стали настоящими владельцами, предприятия процветают, и появляется класс настоящих промышленников.

То, что Маркс в качестве результата революции считал новыми производственными отношениями, на деле оказалось лишь новыми привилегиями, то есть, привилегиями тем слоям общества, которые ранее без них обходились. Октябрьская революция 1917 года в России в качестве политического переворота отняла привилегии у дворян, капиталистов и крестьян, и передала их партийной номенклатуре. Создалось, говоря языком физики, метастабильное состояние, то есть, положение неустойчивого равновесия, которое могло осуществляться только благодаря непрерывному изменению правил игры в экономике со стороны партийного аппарата. Как только партаппарат перестал вносить изменения, как только перестала осуществляться ротация партийных кадров, так члены партийной номенклатуры пожелали стать самыми обычными капиталистами-собственниками, но не несущими никакой ответственности за вверенный им участок хозяйственной деятельности, поскольку они привыкли поступать безответственно. Для этого им пришлось развалить свою партию (а заодно и СССР) и некоторое время насладиться новыми привилегиями. Однако никакого светлого будущего на этом пути им не уготовано, а новое государство без партийных костылей захромало на обе ноги.

Положительное в основных мыслях автора я усматриваю только в том, что он приветствовал завершение буржуазной революции как необходимого шага в социальном преобразовании России. И этот социальный переворот произошел бы при любом политическом режиме - при демократическом менее болезненно, при тоталитарном строе - очень болезненно и долго. Но ведь автора извиняет то, что он не только не был доктором философии или социологии, он не был даже дипломированным специалистом в этой области. Человеком он был, как мне представляется, незаурядным, однако конкретных знаний ему явно не хватило.

Заключение. Издательство «Традиция» поступило весьма правильно, что опубликовало работу Пыхтина. Протестуя против марксизма в частностях, он оправдывает его в целом, полагая, что марксистское руководство возродило Россию и дало ей новый шанс на развитие. Такое нетрадиционное понимание будит мысль, заставляет думать и переоценивать многие устоявшиеся понятия, и этим оно ценно. Но оправдание репрессий под флагом построения сильной России совершенно неверно.

Литература

1. Пыхтин С.П. Век революций. Судьба и пути России. - М.:- Традиция, 2011. - 400 с.