В.А.Чудинов

Комментарий к мыслям Пыхтина о революционном процессе

В.А. Чудинов

Издательство «Традиция» в 2011 году выпустило книгу о веке революций [1]. Сергей Петрович Пыхтин - русский мыслитель, идеолог, общественный деятель. Родился 23 ноября 1946 года в г. Москва, окончил Всесоюзный заочный юридический институт. Был одним из инициаторов создания Союза русских общин. В 2003-2007 гг. - помощник депутата ГД А.Н. Савельева, 2007-20011 - главный редактор издательства «Клиония». Автор одного из официально зарегистрированных проектов российской Конституции (1993), автор нескольких сотен статей. Публиковался в журнале «Русский дом», «Москва», «Российская Федерация сегодня» и др. Скончался 11 мая 2011 года.

Русские революции ХХ века. Общая характеристика процесса. «Как выстроить картинку процесса, в котором мы живём, чтобы причины и следствия заняли свои места? Необходимо так изменить точку зрения, чтобы видимая иллюзия исчезла, миф рассеялся, и перед глазами предстала неискаженная действительность. Поимо мифов о русской экономике, мифов о социальном укладе, нам надо избавиться от мифов о собственном народе. Например, от мифа о том, что русский народ ленив, что он на печи лежит беспробудно уже не менее трехсот лет» [1:162].

Действительно, мы уже несколько веков живём в мире иллюзий. Одна из них - вера в современную науку об обществе как в истину в последней инстанции. Из трёх составляющих объективного мира, а именно плотного мира, тонкого мира и человеческого духа, как представляли себе устройство мира наши предки еще в недавнем прошлом, Новое время Европы выкинуло тонкий мир (знатоков которого объявляли ведьмами и лицами, общавшимися с нечистой силой, и жгли на кострах инквизиции), а также человеческие представления (в устах Карла Маркса в работе «Немецкая идеология» термин «идеология» означал нечто вроде лжеучения или мракобесия). Осталась одна материя, что в применении к обществу означало наличие производительных сил в виде деятельного класса общества - рабов, феодальных крестьян и рабочих, вкупе с их средствами производства, и класса общественных паразитов - рабовладельцев, феодалов и капиталистов, которые только пользовались плодами труда класса деятелей. И это якобы порождало вечную борьбу между ними, которая должна была закончиться окончательной победой класса тружеников и уничтожением класса тунеядцев в ходе победоносной пролетарской революции. После которой, якобы, довольно скоро отпадёт государство и люди заживут в достатке, привольно и весело.

Примитивность этой картинки была осознана не сразу. Любимый ученик Маркса Карл Каутский показал, что капиталист, оказывается, вносит свой вклад в так называемую прибавочную стоимость, которую Маркс трактовал только как неоплаченную часть труда рабочего. Причём вносит не только за счёт создания тех самых средств производства, которые использует рабочий, но и за счёт самой организации производства как внутри своего предприятия, так и путём встраивания своего предприятия в цепь производства между поставщиками и потребителями. Удачно организовал и удачно встроил - получил прибавочную стоимость, которую взял себе, но также частично - а частично поделился с рабочими. Оказалось, что капиталист - не мироед, не захребетник, а организатор производства, что давно знали представители немарксистских экономических учений.

Однако в СССР марксистский миф развеян не был, а на самого Каутского был навешен ярлык «ренегат». Стало ли от этого лучше? Коммунизм за 70 лет построен так и не был, несмотря на огромный трудовой порыв советского народа, а когда перешли  якобы «к рынку» (эвфемизм слова «капитализм»), то вместо капиталистов предприятия достались бывшей партийной номенклатуре, которая, хотя когда-то научилась организовывать производство и вписывать его в цепь поставщиков и производителей, но лишь в командно-административной экономике. Позже и это стало обременительным. А теперь она стала понимать производство как источник собственной ренты, за развитие которого душа не болела. И если производство умирало, новых собственников это не беспокоило, ибо в него не был вложен ни их труд, ни их капитал, ни их организационная хватка и сметливость. Зато бывшая партийная номенклатура правдами и неправдами получала себе новое производство, и снова его гробила. Иными словами, появился на деле тот самый класс общественных паразитов, против которого якобы и следовало совершить революцию. Получилось, что миф после его воплощения в жизнь привёл к той картине состояния общества, против которой он и был направлен. Это - не гримасы истории, а совершенно закономерная череда причин и следствий. Так что миф - это не безобидные фантазии, а судьба целого государства на протяжении столетия.

Далее С.П. Пыхтин иронизирует по поводу ленивости русского человека: «Вот так лежит-полёживает, а тем временем как по щучьему велению появилась страна в одну шестую часть суши. Творцы мифов говорят, что русский народ не любит свою страну, а государство ненавидит. Почему же тогда русские насмерть стояли за свою землю, усеивая ее костями завоевателей и своими костями?

Может быть, гнусные мифы о русском народе изобретают надежды и подлецы, заключившие между собой союз против России? Нет, русским, негоже верить этому злобному бреду. Нам ведомо другое - и тысячелетняя традиция русской духовности, и тысячелетняя история русской государственности, и тысячелетний опыт своеобразных форм русской демократии. У нас всё есть. Нет пока только достаточного числа честных и умных политиков, способных понять русскую душу и найти путь к возрождению страны. Хотелось бы видеть слуг народа, поднимающих Россию из пепла, осмысляющих ее историю спокойно, достойно, без заламывания рук и закусывания губ» [1:163].

Здесь Пыхтин протестует против прямо противоположного мифа о том, что русский народ ленив, неактивен, инертен. Такой миф был удобен для бездарных правителей, которые вели русский народ совсем не в ту сторону, которая обеспечивала русским процветание и изобилие, а радели только о собственных интересах.

Гимн Российской империи. «Смотрите, какая величественная картина открывается взору! В начале века Россия - огромная страна, богатая по своим абсолютным запасам и по производству, но жившая весьма умеренно по доходам на душу населения. Ведущие индустриальные страны были в состоянии обеспечить своим гражданам более высокий уровень существования, но Россия тоже не бедствовала и энергично развивалась. Настолько энергично, что никакое японское чудо не идёт в сравнение с этим русским чудом.

Россия не была примитивной крестьянской страной с клеймом отсталости и нищеты. Сельский образ жизни у нас не был однозначно связан с сельскохозяйственным производством, и городские поселения не обособлялись от остального мира крепостными стенами и своим «магдебургским» правом. С древних времён Россия - страна городов, которые основывались, как правило, по берегам многочисленных и судоходных рек и озёр, соединённых между собой, русской системой дорог - зимой санными путями, в остальные времена года - водными. Подвергшись разрушительным набегам, страна несколько трансформировалась во внешних формах организации, но сохранила многое в своём внутреннем строе» [1:163-164].

Полагаю, что этот панегирик России был бы еще более могучим, если бы автор знал, что Руси - не тысяча лет, а сотни тысяч лет, и что более древней историей не может похвалиться ни один другой народ!

Русский город как продолжение сельского быта. «Города российские были ничем иным как сгрудившимися помещичьими усадьбами, продолжением привычного образа жизни в иных условиях. Индустриальный пейзаж промышленных зон в городах не пересекался с сельским усадебным пейзажем. Русский крестьянин в силу климатических условий трудился непосредственно на земле меньшую часть года, а в холодное время отправлялся на заработки, в отхожие промыслы, занимался ремеслом» [1:164].

Вот, на взгляд Пыхтина, отличие русского крестьянина о европейского: участие в ремесле и в промысле. При всей близости слов «промысел» и «промышленность» понятие промысла не нашло себе места в учении политической экономии. Крестьянин строил дом, изготавливал мебель и предметы быта, создавал сельскохозяйственные орудия, занимался извозом. Иными словами - промышлял!

«Символом нищеты русских поверхностно считался дом под соломенной крышей. Обожженная глина, из которой изготавливалась кровля сельских домов Европы, ценилась куда выше. Но солома - это просто местный и весьма практичный материал, а дом - не землянка. Солома на крыше - это не символ нищеты, а отражение скромности русского быта» [1:164-165].

Я бы подобрал другое слово - отражение практичности русского быта. Солома всегда под рукой, ее не нужно покупать. Она неплохо справляется со своими обязанностями, если ее достаточно своевременно обновлять. Такой дом показался бы роскошным, если бы оценку ему давал африканец. Но оценивали русскую избу европейцы, обогатившие свою казну грабежом колоний и эксплуатацией более богатых климатических условий. А на взгляд грабителей нормальный быт здоровых людей всегда кажется бедным и примитивным.

«В конце XIX века В. Ульянов (он же Ленин) написал толковую книжку «Развитие капитализма в России». Сейчас мало кто к ней обращается. А ведь будущий «вождь мирового пролетариата свёл воедино массу статистических данных и показал, что крестьянство является слоем мелких собственников-ремесленников

У нас, правда, не было ни европейского капитализма, ни капитализма пролетариев. Крестьянской в нынешнем понимании слова России никогда не существовало. Поэтому не было и противоречий между городом и деревней. Наоборот, обеспечивалась относительная гармония природы и социума, образа жизни и производительных условий, в которых они развивались. Были сложности, но не было безысходности» [1:165].

Тут я не могу согласиться с автором в отношении «толковости» книжки. Если бы она называлась чуть короче, «Развитие России», ее можно было бы назвать толковой. Тогда добытые Лениным статистические данные были бы применены по назначению. А так они там использовались в прямо противоположных целях - показать, что Россия не имела никакой национальной специфики, а в точности подчинялась закономерностям развития Западной Европы. Если вспомнить, что для Маркса типичной страной капитализма являлась Великобритания, а страной типичного феодализма - Россия, то данная работа Ленина, опровергающая Маркса, на мой взгляд, явилась наиболее антимарксистской. Недаром как раз работу Маркса о России в советское время на русском языке не издавали. Принеся в жертву вывод Маркса о России, но опираясь на его метод политической экономии, Ленин сильно рисковал своим именем в международном марксистском движении. И, как мы знаем из последующих событий, он не нашел в нём отклика - марксистская Западная Европа отвергла его как теоретика.

Но зато, создав миф о существовании капитализма в России, и подкрепив его еще более мифологизированной работой «Империализм как высшая и последняя стадия капитализма», Ленин придал подготовке революции в России видимость научного обоснования. Так что книга Ленина является толковой только в плане подготовки разрушения России и в плане осуществления его личных амбиций.

Критика марксизма. «Причины для революционного взрыва в начале века возникли из совершенно другой области. Совокупность условий, предшествовавших тому, что мы называем «Великой октябрьской социалистической революцией» показывает, что предпосылки для социалистического характера революции отсутствовали. Те проблемы, с которыми сталкивалась Россия, - это были проблемы роста, а не упадка и загнивания».

Очень интересная и правильная мысль Пыхтина. Та же проблема возникла и в Иране во время правления монарха шахиншаха Реза Пехлеви. А победой в революции стала полная исламизация страны и приведение к власти аятоллы Хомейни. Возможно, что результатами ряда революций этого года в арабских странах Северной Африки станет победа таких же радикальных группировок, например, организации «Братья мусульмане» в Египте. Словом, любая страна, которая встала на путь быстрой модернизации и индустриализации (я бы сказал, «ускоренной вестернизации»), начинает испытывать от своего ускорения воздействие противостоящей ей инерционной силы, которая в потенции может разорвать страну или сместить правящий режим. Особенно, если вовне найдутся добровольные помощники такому распаду.

«Социалисты и марксисты ошиблись, приняв муки родов за агонию системы, увидев в противоречиях рождающегося социально-экономического уклада его умирание, тем более, что капитализм, который возникал тогда в Европе, в России существовал лишь в зачаточной форме.

Откорректировав в определенной степени эту ошибку, Ульянов открыл переход реально имевшегося в России хозяйства в новую стадию и НЭП, но тоже остался в плену марксистского заблуждения. Источник роста в России заключался в реформах  второй половины XIX века, в реформах Александра II, продолженных Александром  III на стадии приспособления вновь открытого качества к специфике России. Это были не столько контрреформы, сколько их адаптация к условиям самобытного развития. Контрреформами новую политику считали только догматики реформ» [1:166].

Полагаю, что тут Пыхтин несколько сглаживает острые углы. Победив в социальном перевороте, Ленин не откорректировал ошибку, введя НЭП, а вместо нормальных экономических отношений ввёл режим военного коммунизма, занимаясь конфискацией и продразвёрсткой, иными словами, решительно ломал экономические условия существования русского государства. И только тогда, когда наломал дров и понял, что такую экономическую политику осуждают все слои общества, которые того и гляди сбросят эту власть, он сделал уступку в виде НЭПа. Уступку, а вовсе не коррекцию ошибки, ибо никакой «ошибки» в своих марксистских действиях он не усматривал.

Причина противоречий. «Великие реформы создали такие предпосылки для огромного социально-экономического роста, что одновременно созрели противоречия между потребностями этого роста и обветшалыми институтами власти, методами патриархального управления. Русский паровой котёл взорвался из-за того, что власть не смогла приспособиться к потребностям и темпам роста» [1:166].

Красивая фраза. Однако термин «власть» слишком расплывчат. Правильнее было бы сказать «русская политическая элита». - В связи со сказанным меня удивило одно обстоятельство, которое всплыло в связи с этим. Если основным орудием марксизма был классовый подход, то кажется странным, что за все 70 лет существования советской власти не возникло таких трудов, как «История русского крестьянства», «История русского пролетариата», «История русского дворянства», «История русских капиталистов» и, наконец, «История русской политической элиты». Тогда можно было бы подтвердить тезис Маркса о том, что вся история человечества есть история борьбы классов. Полагаю, что как раз потому такие труды созданы и не были, что их материал скорее опроверг бы, нежели подтвердил названный тезис. Так что их отсутствие - это как раз очко в пользу критиков марксизма.