В.А.Чудинов

Расшифровка славянского слогового и буквенного письма

Декабрь 12, 2016

Дмитрий Сергеевич Раевский как скифолог

Автор 04:08. Рубрика Персоналии эпиграфистов

Итак, «один из крупнейших скифологов» вовсе не обращает внимание на подписи, которые дают и иное время создания данного сосуда, и иное содержание композиции. А каковы же его соображения? - «Прежде всего, видимо, точнее говорить об отсутствии этого описания этих эпизодов не в «рассказе» вообще, а конкретно в изложении скифского мифа Геродотом. Выше уже приходилось останавливаться на том, что миф, функционирующий в условиях устной традиции, реализуется в многочисленных повествовательных вариантах, расхождение между которыми в пределах стабильной инвариантной семантики могут быть достаточно значительны. Полное совпадение версий сюжета, донесенных до нас письменными источниками (к тому же относительно поздними и вторичными) с его изобразительными воплощениями не встречается практически нигде» [3:18]. Но если этого совпадения нет «практически нигде», то почему не предположить очевидное, а именно, что на сосуде изображен ИНОЙ сюжет? - Но в таком случае все догадки Раевского окажутся беспочвенными, а его монография - некоторой не вполне удачной фантазией.

raevskiy2.jpg

Рис 2. Моё чтение надписей на двух других фигурах персонажей

Далее я перехожу к чтению надписей на двух других персонажах. Это для меня как бы контрольная проверка чтения надписей на первых двух персонажах. В статье [7] это взаимодействие двух персонажей названо так: «Сцена с кубка из Куль-обы. Выдирает зуб». У врача (фигура слева) нет никаких инструментов, он рвёт зуб голыми руками. Волосы на его голове образуют слова: ХРАМ РЮРИКА СКИФИИ МАРЫ, что подтверждает принадлежность данного сосуда Скифии. А на волосах его бороды я прочитал слова: МАСКА МАРЫ. Иными словами, на момент создания данного рельефа, этот врач уже был покойником.

Кстати, слова МАСКА МАРЫ образована складками рукава левой руки пациента (я не стал выносить чтения на поле дешифровки). Иначе говоря, пациент к моменту создания рельефа также был мёртв. Складки на правом рукаве пациента образуют слова: ВОИН ВИМАН. Что касается врача, то складки на его брюках складываются в текст: МАРЫ ХРАМА МИМ СТАНА ВИМАН 30 АРКОНЫ ЯРА. Из этого следует, что обязанности стоматолога брал на себя жрец храма Рюрика СТАНА ВИМАН ЗАПАДНОГО КАИРА.

Так что речь идёт не о древности, а о событиях эпохи Рюрика, однако персонажи одеты в традиционную национальную одежду. Да и в наши дни фольклорные ансамбли часто одевают национальную одежду, и даже иногда поют старые песни, будучи нашими современниками. Так что неприменимость к рельефу сюжета со сказанием о Таргитае теперь стала еще очевиднее.

Из этого следует, что в обязанности жрецов входили и некоторые медицинские функции. Однако то, что процесс вырывания зуба происходит без инструментов, без анестезии (хотя во времена Рюрика наркотики некоторых видов были известны) и прямо на голой земле, а также в пастушеской одежде показывает, что рельеф имел комическую направленность. Видимо, когда из кубка выливали воду на руки умывающихся воинов, они, глядя на изображенные на рельефе несуразности, улыбались или даже хохотали.

А что же Раевский? Полемизируя с Д.С. Лихачёвым, он пишет: «Дело в том, что меньшая конкретность, наглядность, составляет отличительную особенность любого словесного текста в сравнении с изобразительным, в какой бы сугубо реалистической или даже натуралистической традиции ни оформлялся первый. Изображение любого события всегда в известном отношении богаче, полнее, подробнее в деталях, чем его словесное описание, поскольку по необходимости актуализирует те его аспекты, которые для повествования совершенно безразличны» [3:19]. Это верно, однако всё равно никак не соответствует рассказу о сыновьях Таргитая, где вообще нет никакого упоминания о вырывании зуба, а тем более, о летательных аппаратах типа виман и о воинах ВВС Рюрика. Так что теперь видно полное несоответствие сюжет рельефа сюжету рассказа Геродота.

Поэтому дальнейшие соображения Раевского по поводу рельефа на этом сосуде для меня не представляют ни малейшего интереса.

Далее в первой главе Д.С. Раевский переходит к рис. 2, также контурному, где представлен «Воронежский серебряный сосуд и фрагменты украшающего его сюжетного фриза» [3:20, рис. 2]. Я копирую более крупное и более детализированное черно-белое изображение, заимствованное из монографии [8], рис. 3.

raevskiy3.jpg

Рис. 3. Серебряный сосуд из кургана близ Воронежа. IV век до н. э.

Сюжет весьма похожий, и даже можно было бы прочитать складки на рукавах, однако на брюках складки незаметны, а буквы на волосах головы и на бороде при всё желании прочитать невозможно. Но дело даже не в этом, а в том, что совершенно не видно надписей ни на внутренней части горлышка, ни на внешней. Раевский же пишет по этому поводу: «Сравним путь, по которому пошёл мастер куль-обского сосуда с тем, который был избран создателем кубка из Частых курганов (рис.  2). Оставаясь «ближе к тексту», этот последний воплотил содержащееся в повествовании сообщение об изгнании братьев-неудачников из страны - один из них, по предложенному мною толкованию, изображен отправляющимся в далёкий путь. Но при кажущейся близости потери информации здесь колоссальны, поскольку данная композиция просто не отражает ни самого испытания, ни того, что изгнание старших братьев - результат невыполнения ими поставленной задачи» [3:22]. Иначе говоря, и сам Раевский отмечает, что «данная композиция просто не отражает ни самого испытания, ни того, что изгнание старших братьев - результат невыполнения ими поставленной задачи».

Я нашел иное изображение кубка из-под Воронежа [9], рис. 4.

raevskiy4.jpg

Рис. 4. Кубок из-под Воронежа и моё чтение надписей на нём

Замечу, что изображенная на рис. 3 пара персонажей соответствует третьей паре на рис. 2. Для чтения надписей я опять усиливаю контраст, но при этом еще и увеличиваю размер изображения. И на внутренней части горловины я читаю слова: ХРАМ РЮРИКА, а на внешней - ВОИНОВ ВИМАН. Словом, тот же изготовитель эпохи Рюрика.

К сожалению, складки на рукавах тут видны хуже, чем на рис. 2. Однако, если взять складки на рукаве левой руки пятого персонажа (левого на нижнем ракурсе привой страницы) и обратить в цвете, получится надпись ХРАМА МИМ, однако с малым сходством, поскольку человек, делавший прорись, изобразил складки не слишком точно.

Как видим, в общих чертах подписи на сосуде из Воронежа соответствуют подписям сосуда из кургана Куль-Оба. И опять «один из крупнейших скифологов» Д.С. Раевский даже не предполагал наличие подписей, поскольку относил оба сосуда к очень древней, дописьменной эпохе. Но ошибся. А существование жрецов воинов виман в их любом виде не имеет ничего общего с сюжетом о Таргитае и его сыновьях.

В первой главе любопытно также остановиться на модели мира, упоминаемой автором. Он пишет [3:27]: «Уже анализ античных источников, посвященных Скифии, позволил выделить некоторые символические коды скифской культуры, элементы которых соотносились с персонажами пантеона как моделирующей системы [4:121]». - Очень интересно: археолог столкнулся с первоклассным отечественным материалом, но решил надеть его на второсортную, но зато иностранную схему, которая для него стала «моделирующей системой». Почему же так? Почему не наоборот? - Потому, что во времена Романовых отечественную культуру западные культуртрегеры заставили считать вторичной, производной от западной, хотя в действительности всё было наоборот. Просто Запад повсюду ищет рабов, а для этого всем окружающим странам следует внушить, что они - никто, и вся их культура, даже если она имеет выдающиеся образцы - это всего лишь повторение, иллюстрация основной культуры греко-римского мира.

Раевский продолжает: «Вследствие принципиальной важности этого вывода для темы данной работы представляется целесообразным воспроизвести здесь суммирующую его краткую таблицу, в которой горизонтальная ось отражает семантические связи между элементами одного кода, а вертикальная - парадигматические соотношения между кодами, рис. 5. 1.

raevskiy5.jpg

Рис. 5. Суммирующая таблица Д.С. Раевского

Три царя скифов, три главных гадателя и т.д. Все перечисленные триады, обозначая средствами разных кодов одну и ту же конфигурацию, в основе которой лежит представление о трехчленном по вертикали строении мироздания, отражают различные аспекты характерной для скифской культуры модели мира» [3:27].

Вообще говоря, русский ведизм, существующий много тысяч лет, делит мир на Правь, Явь и Навь, где Правь - уровень неба, Явь - земли, а Навь - подземный мир душ предков. Так что для обнаружения данной триады вовсе не нужно было извлекать материал из Гомера, он находится, можно сказать, у нас под ногами. Другое дело, что археологи не изучают славянскую мифологию, хотя вникают в малейшие детали более поздней и заимствованной у славян мифологии греко-римской. Но это - последствия того, что двойник Петра великого Анатолий «прорубил окно в Европу».

Понятно, что скифы, как и остальные народы, придерживались этой схемы. Точно так же существовало три свободных сословия, которые в Индии обозначались так: брахманы - первое сословие жрецов, поэтов, музыкантов и прочих творческих профессий, второе сословие - кшатрии: воины, цари, князья, администраторы; третье сословие - вайшьи. Это земледельцы, скотоводы, торговцы. Правда, имеется еще четвертой сословие шудры: слуги, рабы, неприкасаемые. Они рекрутируются из инородцев и военной добычи.

В таблице у Раевского мы видим, что брахманы и кшатрии поменялись местами. В этом я не усматриваю никакого дефекта у Раевского, поскольку такое соотношение между сословиями сложилось после Рюрика. А это означает нечто ужасное для всей скифологии: она анализирует не древнее, а более молодое состояние греческого и скифского общества, чем она провозглашает. А именно: состояние после Рюрика, то есть, после IX века н.э. А вовсе не тысячелетия до н.э.

Глава II. Она называется «К изучению скифского повествовательного фольклора». Я опускаю те моменты, которые относятся к письменным текстам, поскольку меня интересуют изобразительные сюжеты. Вот один из них: «Обращают на себя внимание два фрагмента, обладающие определенной спецификой и заслуживающие специального анализа. Первый - эпизод с пробежавшим между противостоящими войсками зайцем. Эпизод этот (вернее, его изложение у Геродота) настолько важен, что необходимо привести его дословно: 134... Скифы, пешие и конные, выстроились против персов для боя; когда они [уже] стояли в боевом порядке, [вдруг] между ними проскочил заяц; скифы, чуть заметили его, бросились за ним вдогонку. Когда у них поднялись суматоха и крики, Дарий спросил [о причине] тревоги среди неприятелей. Узнав, что они гоняются за зайцем, он сказал лицам, которым обыкновенно сообщал свои мысли: «Эти люди относятся к нам с большим пренебрежением, и мне теперь ясно, что Гобрий теперь правильно объяснил смысл скифских даров. Положение дела и мне самому представляется уже таким, и потому следует хорошенько обсудить, как нам обеспечить себе возвращение?» ... Геродотово толкование правомерно лишь в контексте рассказа об этой войне и предполагает отсутствие у интересующего нас мотива преследования зайца более универсального «подтекста». Между тем привлечение изобразительных данных настойчиво заставляет предполагать существование такого подтекста. Изображение зайца вообще достаточно широко представлены у народов степного пояса ..., что свидетельствует об их семантической нагруженности, рис. 3. В частности, популярны здесь сцены его преследования и поражения, причём по-разному трактованные. Иногда это охота всадника за зайцем, как на золотых бляшках из Куль-Обы или на серебряных из Александропольского кургана....

Какова семантика этих изображений? А.А. Передольская [10:80] включала куль-обские костные пластины «в серию памятников, так или иначе связанных с изображениями бытовых сцен из жизни скифов». Близок к такому пониманию» [3:60-62] и далее следует перечисление ряда авторов и их точек зрения. А каково мнение Раевского? - Он пишет: «Если осетинское сказание и скифская мифологема действительно имеет общий генезис (что вполне вероятно), то заяц в скифской зооморфной символике должен соответствовать этой стихии.

Такое толкование подтверждается широко документируемой связью образа зайца именно с этим кругом представлений в разных индоевропейских традициях. Так, в античном мире он устойчиво связывался с идеей плодородия, что диктовалось скорее всего его исключительной плодовитостью, а отсюда - и со сменой времен года; ему также приписывались и магические свойства в сфере любовных чар. Вероятно, аналогичная семантика в известной мере была присуща зайцу в Иране, чем, по всей видимости, и следует объяснить частое присутствие этого животного на персидских миниатюрах с изображением любовных сцен...

Комментарии недоступны.






[сайт работает на WordPress.]

WordPress: 7.17MB | MySQL:11 | 0.301sec

. ...

информация:

рубрики:

поиск:

архивы:

Март 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
« Июнь    
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

управление:

. ..



20 запросов. 0.455 секунд