В.А.Чудинов

Украденный фрагмент Стоунхенджа и другие новости

Чудинов В.А.

Рис. 1. Момент реконструкции Стоунхенджа в 50-е гг. ХХ века

Археологи весьма негодуют на «чёрных копателей», которые растаскивают ценные артефакты по частным коллекциям, не позволяя создать полноценную картину прошлого, и правильно поступают! Однако, так ли честны сами археологи? Разумеется, не вся армия вполне честных и преданных науке людей, а некоторые «паршивые овцы»?

Этот вопрос невольно приходит на ум, когда знакомишься с заметкой [1]: «Пропавший фрагмент Стоунхенджа 60 лет назад украл один из археологов. Ученый сам решил вернуть часть уникального монумента...  В Великобритании смогли найти фрагмент Стоунхенджа, который пропал около 60 лет назад. Оказалось, что ответственность за инцидент несет один из археологов, проводивший там раскопки, сообщает Bloomberg. Об исчезновении фрагмента стало известно 1958 году, об обстоятельствах происшествия стало известно только сейчас - археолог Роберт Филлипс сам вернул его, рассказав, что камень хранился в его офисе. Он решил его забрать к себе домой в США. 

Рис. 2. Моё чтение надписей на грунтоглифе Стоунхенджа

Ученые предполагают, что фрагмент доисторического памятника поможет изучить происхождение этих огромных камней. Однако ответить на главные вопросы Стоунхеджа он вряд ли поможет. Исследователи до сих пор не знают, для каких целей он был построен. В настоящее время выделяются вде основные версии: Стоунхедж использовался для религиозных обрядов либо служил обсерваторией....  Интересно, что судьба еще двух фрагментов, извлеченных в тот день из Стоунхенджа, остается неизвестной.  Вероятно, они до сих пор украшают чью-то домашнюю коллекцию. Представители британской государственной Комиссии по историческим зданиям и памятникам Англии призывают людей, которым что-либо об этом известно, связаться с представителями ведомства».

Понятно, что первая реакция на это сообщение будет снижение общего доверия к деятельности археологов. Однако нечистые на руку люди имеются в любой профессии, а археологические артефакты имеют на чёрном рынке большую стоимость. Однако я решил обратиться к цитированию этой заметки не столько для того, чтобы показать, что археология привлекает к себе, в том числе, и не чистых на руку археологов, сколько для возможности прочитать некоторые надписи, в частности, на грунтоглифах.

Я читаю надпись на грунтоглифе, находящемся на рис. 1 за бутылкой, рис. 2. Там я читаю слова: ХРАМ ХАРАОНА МАРЫ ВОЙСКА МАРЫ ВИМАН РЮРИКА, что на современном русском языке означает: ХРАМ ХАРАОНА, ЖРЕЦА МАРЫ РЮРИКА, ВОЙСКА ВВС (или ВКС). Это к вопросу о том, что «Исследователи до сих пор не знают, для каких целей он был построен». Это - воинский храм Мары ВВС/ВКС Рюрика.

А ближе, на траве, я читаю слова: МИМА МАРЫ И МАКАЖИ РЮРИКА. МАСКА МАРЫ, что на современном русском языке означает: ЖРЕЦА МАРЫ И МАКОШИ РЮРИКА. МЕМОРИАЛЬНОЕ КЛАДБИЩЕ. Иначе говоря, военное кладбище при военном храме. Хотя, собственно говоря, я уже давно прочитал ряд надписей на фотографиях, сделанных на Стоунхендже в 1954 году [2]. И данные надписи на грунтоглифе выражают решение «Загадки Стоунхенджа»  в наиболее коротком и явном виде.

Перехожу к другому сюжету, но тоже не характеризующему историков положительно.

Рис. 3. Лист № 153 на карте Ремизова

Кража карт России. Об этом неприятном факте можно прочитать в заметке [3]: «В этом захватывающем историческом детективе местом действия стали самые отдаленные территории Евразии и Америки, время действия растянулось на века, а в роли воров выступали не прожженные преступники - ученые, порой знаменитые. Сюжет: похищение и вывоз за границу бесценных географических карт, принадлежавших России.
Над крышами зданий видны башни Кремля, я, уткнувшись в экран телефона, бреду мимо гудящих машин. Приложение никак не определит мою геолокацию - смотрю на номера домов, пытаюсь сориентироваться так, словно передо мной не устройство с GPS-датчиком, а обычная карта. Готово! Ныряю в переулок и вскоре вхожу в Ивановский зал Российской государственной библиотеки - здесь проходит выставка «Карты земель Российского Севера. Реальность и мифы». Прохожу мимо изображений Сибири, Аляски, каких-то фантастических земель на Северном полюсе... А вот и то, что я ищу: на пожелтевших листах от руки нарисованы маленькие деревья, юрты, выведены ярко-желтые зигзаги гор. Север, по старинной русской традиции, внизу, там, вдоль кромки, плещется расчерченный на льдины океан. Это один из самых старых русских атласов, дошедших до наших дней, - «Чертежная книга Сибири» тобольского картографа Семена Ремезова, 1701 год. Работа в старорусской стилистике: реки синими лентами толщиной с мизинец тянутся из океана вверх и расходятся изящными завитушками притоков. На юго-востоке (который, конечно, вверху слева) нарисованы зубцы Великой Китайской стены, правее и ниже - Море Байкал...

Рис. 4. Низ листа № 153 в контрастном виде и моё чтение подписей внизу

«Здесь могла бы быть еще одна работа Ремезова, но ее нет. Уехала из страны, пропала», - с просторов разукрашенной Сибири в реальность меня возвращает голос куратора выставки, Людмилы Николаевны Зинчук. Заведующая отделом картографических изданий библиотеки рассказывает о судьбе «очаровательной книжечки», которую было удобно брать с собой в путешествие: рукописная «Хорографическая книга Сибири», изготовленная в одном экземпляре в подарок Петру I, до царя не добралась и на годы осела в архивах. В начале XX века историку Льву Багрову выдали «Хорографическую книгу» и другие документы, чтобы он написал предисловие к Атласу Азиатской России. Багров свою работу сделал, но материалы так и не вернул: случилась революция, ученый спешно уехал за границу, где и жил до самой смерти. Книга Ремезова считалась без вести пропавшей, пока в 1958 году не была опубликована под названием «Atlas of Siberia by Semyon U. Remezov». Рукопись к тому моменту хранилась в Гарвардском университете. Из всех атласов Ремезова «Хорографическая книга» - самый крупно-масштабный и детализированный, поэтому он имеет наибольшую историческую ценность. Еще одна особенность: компактный (примерно A4) размер книги нередко вынуждал картографа подклеивать дополнительные листы к основным - получалась «раcкладушка» [3]. Houghton Library, Harvard University. MS Russ 72.

Сколько всего географических материалов было вывезено из страны? «Никто не знает. Но совершенно точно известно другое: если судить по историям немногочисленных раскрытых похищений, за самыми масштабными из них стоят не прожженные грабители, а уважаемые ученые. Что заставляло их увозить бесценные карты за границу? 

Рис. 5. Лист № 145 на карте Ремизова и моё чтение подписей на её верху

Сундуки академика Делиля. Зимний день 1747 г. Директор географического департамента Императорской академии наук в Санкт-Петербурге Жозеф-Николя Делиль стоит у окна своей обсерватории в башне Кунсткамеры. Из окна видна скованная льдом Нева. От вида захватывает дух, но 59-летнему астроному хочется других пейзажей: ему не терпится снова увидеть Лувр сквозь огромные окна Парижской академии наук. 20 лет минуло с тех пор, как Делиль приехал в Петербург по приглашению Петра I. За эти годы он узнал о загадочных русских землях достаточно и может вернуться домой с триумфом. В Петербургской квартире, которую Жозеф-Николя скоро навсегда покинет, приготовлены сундуки: в них упакованы новейшие карты России, которых в Европе пока никто не видел. А еще секретные документы экспедиции Беринга, где описаны неизвестные земли в Тихом океане. Скоро все эти сокровища отправятся за границу, а в Париже ученого уже ждет обещанная Людовиком XV почетная пенсия. 200 лет назад груз прибыл по назначению, а в наши дни 415 карт из сундуков Делиля хранятся во французской Национальной библиотеке и Архиве Морского министерства. Российские исследователи узнали об их местонахождении лишь в 1960-х. Во времена Делиля, впрочем, никто и не думал бить тревогу: в российской столице к иностранному ученому относились тепло. «Он был человек с европейскими манерами, очень приятный в общении», - улыбается Владимир Булатов, заведующий отделом письменных источников Государственного Исторического музея. По словам Булатова, императрица Анна Иоанновна не особенно вникала в научные дела Делиля: «Их отношения строились так: проходит правительница мимо, он подводит ее к телескопу, показывает ей Луну или звезду какую-нибудь. Императрица смотрит, ей страшно нравится. Все довольны».

Хорография, по определению Клавдия Птолемея, занимается изображением отдельных мест, «и никто не стал бы заниматься хорографией, не умея рисовать». И дело тут не в математической точности - важны наглядность и удобство. Карты-схемы Ремезова как раз отличались вниманием к деталям.  На заре правления государыни, в 1730-х годах, Делиль предложил Анне Иоанновне создать при Академии наук географический департамент и сам возглавил его. Теперь иностранец имел власть почти над всеми картографическими материалами. Француз не знал русского языка и под этим предлогом просил переводить для него все документы, чертежи и карты. Безобидное требование? Но знали бы первые русские геодезисты, что, ломая глаза над делилевскими копиями, они готовили материалы для ведомств чужой страны!  «Вернувшись в Париж, Жозеф-Николя Делиль в 1752 году издал любопытную карту, - продолжает рассказ Людмила Зинчук, переходя к следующему экспонату выставки. - На ней он показал достижения французских моряков на Тихом океане, используя данные, которые получили наши Камчатские экспедиции!». Правившая тогда императрица Елизавета Петровна, узнав о публикации карты, немедленно отправила в Париж академика Миллера, который инкогнито издает на французском языке «Новую карту открытий, сделанных русскими моряками на неизвестном дотоль побережье Северной Америки и прилежащих территорий». На ней впервые появляются маршруты экспедиций Дежнёва, Беринга и Чирикова. В итоге статус первооткрывателя земель все же остался за Россией. Но ученые, которым нужна информация о первых шагах российской картографии, едут изучать бесценную коллекцию Делиля в Париж» [3].

Посылки барона фон Аша.  «Ненастным днем 1 декабря 1782 года японскому капитану Дайкокуя Кодаю не было дела до географических открытий: он собирался доставить рис в соседний город и размышлял, стоит ли выходить в море в непогоду. Решив рискнуть, капитан нагрузил свой корабль «Синсё-мару» и двинулся в путь. Шторм между тем становился только злее. Мощный порыв ветра сломал мачту, беспомощное судно уносило все дальше от берега. Полгода «Синсё-мару» мотало по Тихому океану, пока едва живых моряков не выбросило на российский остров. Проскитавшись по необъятной стране добрый десяток лет, Дайкокуя добрался до Санкт-Петербурга и встретился с Екатериной II. Императрица организовала японцу возвращение домой, а в благодарность Кодаю нарисовал несколько карт Японии. Это была неслыханная щедрость по тем временам: в XVII веке острова были почти полностью закрыты для иностранцев, и за эти карты торговые компании заплатили бы любые деньги. ...Пожелтевшие от времени чертежи Кодаю хранятся при идеальной температуре и влажности в Гёттингенском университете, под сводами бывшего доминиканского монастыря. На обороте одного из листов видна аккуратная надпись: «Получена в Иркутске в 1793 году». Так в конце XVIII века карту подписал российский лейб-медик барон Григорий фон Аш, затем сложил в посылку вместе с другими диковинами, которые ему удалось раздобыть, и отослал в Германию - директору университетской библиотеки Христиану Гейне.

За 35 лет службы в России барон отправил 120 таких посылок. Фон Аш учился в Гёттингене, и alma mater навсегда осталась в его сердце. Помимо редких растений, черепов, монет и марок барон переслал более полутора сотен карт. Так в Германии оказались, например, материалы экспедиции Беринга (к которым после истории с Делилем имели доступ только представители Адмиралтейства), а еще планы русских и китайских крепостей и даже план Пекина!  «Как к нему попадали эти карты, и особенно карты по Русской Америке, не могу понять, - удивляется профессор Алексей Постников, ведущий отечественный историк картографии, несколько лет назад обнаруживший в немецкой коллекции русские документы. - Все они были строго засекречены. И у лейб-медика просто не могло быть легального способа их получить!». Ответа на вопрос нет и у немецких ученых. Тем не менее в Гёттингене фон Аша чтут как одного из главных меценатов, а история барона звучит там как ода дружбе и космополитической идее просвещения. «Во многих письмах Аш просил прислать ему какие-то книги из Германии, то есть можно сказать, что это был обмен знаниями, - рассказывает доктор Гудрун Бучер, которая изучает в Гёттингенском университете коллекцию барона. - С каждым годом письма носили все более личный характер. Фон Аш помогал сыну Генриха Гейне, который уехал в Россию работать врачом. А Гейне по просьбе барона присматривал за русскими студентами в Гёттингене». Последние годы своей долгой - ему было отпущено 78 лет - жизни Григорий фон Аш провел в городе студенческой юности; о посылках барона в России, по всей видимости, тогда так и не узнали» [3].

Баловень судьбы Юлиус Клапрот. «Молодой полиглот-самоучка, сын знаменитого химика, открывателя урана, Юлиус Клапрот быстро стал в России своим. В 1805-м в 22 года он переехал сюда из Пруссии по приглашению Императорской Академии наук - Клапроту предложили должность адъюнкта азиатских языков. Не проходит и года, а Юлиус уже трясется по монгольским степям в шумном караване дипломатической миссии в Китай. Вокруг поднимают пыль драгуны и казаки, рядом едет его покровитель, тайный советник граф Ян Потоцкий, археолог и писатель, главный в посольстве по науке. У графа на молодого протеже были свои виды - Потоцкий хотел найти на востоке разгадку тайны происхождения славян. До Пекина караван так и не доехал: осторожные китайцы не пустили к себе делегацию из 300 человек, и провальная дипмиссия двинулась обратно. А через год Клапрот уже стал академиком. Сфера интересов одаренного самоучки была обширна. Он брался за все: от расшифровки надписей на Розеттском камне до перевода древнеяпонской поэзии. Деятельный молодой человек пришелся ко двору. В 1810 году Юлиус получил поручение от Александра I издать словарь китайского языка. Иероглифы с рисунков самого Клапрота было решено изготовить на деревянных формах. Лучше всего с этим могли справиться берлинские мастера. «Клапроту выделили 750 рублей серебром: по тем временам целое состояние, - рассказывает профессор Постников. - Царь дал ему разрешение собрать все необходимые для пуб-ликации материалы в самых разных ведомствах». Клапрот разрешением воспользовался всецело. «Он все забрал, абсолютно все! - сокрушается Алексей Владимирович. - Я 40 лет занимался изучением русско-китайской границы - ни одной карты региона того времени у нас нет!». Клапрот пересек границу и больше в нашу страну не возвращался. Деньги он, разумеется, оставил себе. Часть карт Юлиус использовал для научных публикаций, а остальное продал. Умер он в Париже - старость его была сытой и благополучной» [3].