В.А.Чудинов

Диахроническая фонология. Перейдём теперь к ядру сравнительно-исторического языкознания, диахронической фонологии. «В научной литературе не раз отмечалось, что в любом языке количество используемых дифференциальных признаков намного больше, чем фактически требуется для различения данного коли­чества фонем. (Например, 6 признаков достаточны для различения 64 единиц, а 12 универсальных признаков, на которых строится бинарная классификация Р. Якобсона и его последователей, дают и вовсе громадное число теоретически возможных фонем - 4096).

Вместе с тем стоит заметить, что и сами фонемы в составе более крупных единиц ведут себя «неэкономно». В синтагматическом плане это проявляется в том, что законы сочетаемости фонем разрешают в любом языке сравнительно малую часть теоретически возможных комбинаций. В парадигматическом же плане неэкономность фоно­логической системы следует уже из того факта, что одни фоноло­гические оппозиции используются для различения слов часто, дру­гие - реже, третьи - совсем редко. Причем эти последние могут практически вообще не участвовать в коммуникативном процессе, ибо различаемые ими слова сплошь и рядом относятся к разным семантическим сферам... И если для того, чтобы установить наличие в языке пары фонем, считается необходимым и достаточным обна­ружить хотя бы одну пару различаемых ими слов, то естественно задаться вопросом: а не является ли само наличие или отсутствие таких слов случайностью? И не следует ли в описании фонем исходить не из минимальных пар, а из общих, системообразующих представлений, не следует ли считать фонему производной от всей фонологической системы языка?

Вся эта проблематика не только стимулирует теоретические дискуссии, но и направляет усилия лингвистов на практические цели - с тем чтобы обобщить частные закономерности фонемной дистрибуции (Пражский лингвистический кружок 1967: 76-77; Гли-сон 1959: 330-334; Гринберг 1964 и др.), сравнить и измерить смыслоразличительную силу фонем.

Вообще ключевым понятием для исторической (диахронической) и динамической фонологии становится функциональ­ная нагрузка фонемы: она в значительной степени определяет судьбу конкретных единиц на том или ином этапе развития языка. Вводятся специальные показатели функциональной нагрузки, дифференциальной мощности фонем и т. п., отражающие не только частоту встречаемости данной фонемы в текстах, но и количество слов, реально различаемых данной фонемой (Мартине 1960: 79-80; Ломтев 1976; 103 и след.). Можно измерить и мощность дифференциального признака или, в другой терминологии, силу фонологической оппозиции: она «прямо пропорциональна числу пар фонем, противопоставляющихся в определенном числе сильных по­зиций, и обратно пропорциональна числу слабых позиций» (Фоне­тика. Фонология. Грамматика 1971: 116).

В целом же один из внутренних «двигателей» развития языка - это закон экономии языковых средств. Поэтому дифференциальные признаки, различающие малое число фонем, и фонемы, различа­ющие малое число слов, в принципе подвержены тенденции к со­кращению. Именно так - через изменение функциональной на­грузки - можно объяснить многие исторические и живые процессы в фонологических системах».

Иначе говоря, идёт упрощение фонологической системы. Но из этого следует, что у праязыка она была сложнее, то есть, праязык в фонетическом отношении был более развитым, чем современные языки. Это плохо согласуется с концепцией развития, а больше напоминает концепцию распада. На мой взгляд, это образует лингво-исторический парадокс: в примитивном обществе существовала весьма сложная фонологическая система, а для более развитого общества характерен упрощённый язык.

«Например: при общей противопоставленности «в системе» согласных < ц> и < ч'> в современном русском языке они практически не встречаются в условиях контрастной дистрибуции. Это значит, что невозможно подобрать примеры минимальных пар для этих фонем (если не считать нескольких слов заимствованного или ис­кусственного происхождения, вроде цех - чех или ЦУМ - чум). Такая функциональная ненагруженность оппозиции < ц> - < ч'>, по-видимому, и обусловливает наблюдающееся в ряде русских го­воров смешение этих фонем, так называемое цоканье и чоканье».

Любопытно, что в русской рунице слоговые знаки для ЧЕ и ЦЕ различались крайне мало и даже в некоторых текстах смешивались, да и буквенные их начертания весьма похожи. Возникает впечатление, что само различение < ц> - < ч'> возникло не очень давно и потому не нашло мощной поддержки в русском языке.

«Для всех подобных иллюстраций характерна одна основа: фо­нологическое противоположение сохраняется до тех пор, пока оно важно для смыслоразличения. И соответственно возникает оно толь­ко тогда, когда этого требует смысл. Приведем аналогию из онто­генеза языковой системы - развития ее в сознании индивидуума. Ребенок «может себе позволить» не различать русские фонемы < р> и < л> (и произносить вместо рыба - лыба и т. п.) до тех пор, пока в его словаре не появятся противопоставления типа лак - рак, получить - поручить и т. п.

Развитие конкретного языка на каждом этапе определяется не только такими общими эволюционными законами, каким является закон экономии языковых средств, но и некоторыми более частными, специфическими тенденциями - доминантами. Существуют такие доминанты и на фонемном уровне. В частности, тенденция к от­крытости слога определяла многие фонемные сдвиги в праславянском языке (Бернштейн 1961; Чекман 1979 и др.). Упрощение системы гласных и увеличение перцептивной нагрузки согласных характе­ризует развитие фонетики русского языка на современном этапе (Русский язык... Фонетика! 1968: 22-31 и др.). Исследование всех этих общих и частных законов развития фонемного уровня языка соотносится с изучением фонологических универсалий; тем самым данные реконструкции проходят проверку данными типологии» «Фонология диахроническая и динамическая».  (http://lingold.ru/fonologiya-diaxronicheskaya-i-dinamicheskaya?page=2).

Большая советская энциклопедия даёт такие определения: «Фонология (от греч. phone - звук и ...логия), раздел языкознания, наука о звуковом строе языка, изучающая строение и функционирование мельчайших незначимых единиц (слогов, фонем).

Фонология отличается от фонетики тем, что в центре её внимания находятся не сами звуки как физическая данность, а та роль (функция), которую они выполняют в речи как компоненты более сложных значимых единиц - морфем, слов. Поэтому Фонология иногда называют функциональной фонетикой. Соотношение Фонология и фонетики, по определению Н. С. Трубецкого, сводится к тому, что начало любого фонологического описания состоит в выявлении смыслоразличительных звуковых противоположений; фонетическое описание принимается в качестве исходного пункта и материальной базы.        Основной единицей Фонология является фонема, основным объектом исследования - противопоставления (оппозиции) фонем, образующие в совокупности фонологическую систему языка (фонологическую парадигматику). Описание системы фонем предполагает использование терминов различительных признаков (РП), служащих основанием противопоставления фонем. РП формулируются как обобщение артикуляционных и акустических свойств звуков, реализующих ту или иную фонему (глухость - звонкость, открытость - закрытость и т.п.). Важнейшим понятием Фонология является понятие позиции, которое позволяет описать фонологическую синтагматику, т. е. правила реализации фонем в различных условиях их встречаемости в речевой последовательности и, в частности, правила нейтрализации фонемных противопоставлений и позиционной вариативности фонем.

Наряду с синхронической Фонология (см. Синхрония), изучающей фонологическую систему языка в определённый исторический период, существует диахроническая Фонология (см. Диахрония), дающая фонологическое объяснение звуковых изменений в истории языка путём описания процессов фонологизации, дефонологизации и рефонологизации звуковых различий, т. е., например, превращения позиционных вариантов одной фонемы в самостоятельные фонемы или, наоборот, исчезновения определённой фонемной оппозиции, или же, наконец, смены основания фонемного противопоставления» (http://bse.sci-lib.com/article116911.html).

Весьма интересно читать, что объяснение происходит путём описания. Дело в том, что объяснение есть одна, но самая главная функция теоретического уровня, когда неясное становится ясным, а описание - один из начальных элементов эмпирического уровня. Ни описание, ни обобщение, ни даже выведение законов не относятся к теоретическому уровню. Скажем, Солнце восходит на востоке, а заходит на западе. Если угодно - это описание, типичное для эмпирического уровня. И если мы такое описание применим для объяснения, то получим фразу: «Солнце вращается вокруг Земли, потому что оно восходит и заходит». Хотя правильным будет ответ, прямо противоположный: «Солнце восходит и заходит потому, что оно видится таким благодаря вращению Земли вокруг своей оси».

Итак, описание фонетических изменений не объясняет само наличие этих изменений. Почему в одних случаях происходит превращение варианта фонемы в самостоятельную фонему, а в других, наоборот, исчезновение фонемной оппозиции, или смена основания фонемного противопоставления? - О причинах такого языкового поведения лингвистика молчит. Иначе говоря, эмпирический уровень фонологии  существует, а теоретический - пока отсутствует.

Субъект языковых изменений. Обычно человек рассматривается как субъект речевых коммуникаций; однако меня в данном случае интересуют такие ситуации, когда язык почти не меняется, когда он меняется со средней скоростью, и когда меняется очень быстро. Мы знаем случаи, когда дезертиры из армии, скитаясь более десятка лет по лесам, забывали родной язык в значительной степени или полностью. Более крупное образование, такое как семья из детей и родителей, переехав в другую страну, может сохранить родной язык на бытовом уровне. Еще более крупный коллектив, скажем, целое поселение соотечественников в другой стране может сохранить свой язык времени переселения в течение нескольких столетий. Так, например, после Великой отечественной войны в Россию вернулись так называемый «некрасовцы», далёкие предки которых бежали от преследований  Екатерины Великой за их религиозные убеждения. Вернувшись на историческую Родину, они изрядно удивили лингвистов, поскольку сохранили русский язык XVIII века.

А вот если сравнить русский язык севера и юга, то получается что северяне «окают», а русский средней полосы и юга «акают». Иначе говоря, северяне говорят так, как рекомендует нам орфография; у них произношение сохранилось более древнее. Полагаю, что то же самое наблюдается и в других языках северного полушария. Получается, что язык столицы России менялся, но под влиянием внутренних причин.

А если мы сравним русский и украинский языки, то выясняется, что за ХХ век последний изменился намного сильнее русского языка, причем не столько по естественным причинам, сколько по политическому заказу с ориентацией на польский эталон. Вот и возникает вопрос: почему один и тот же язык в одних случаях упрощается, в других он же сохраняется, в третьих случаях усложняется, в четвертых - просто меняется?

И можно ли рассматривать язык во всех этих вариантах развития вне языкового коллектива? Диахроническая фонология по сути абстрагируется от носителя языка, как и вся лингвистика; имеется только не очень развитая лингвистическая дисциплина по имени «социолингвистика», которая пытается как-то связать язык с разными видами языкового субъекта.