В.А.Чудинов

Андрей Иванович Голота и мои публикации в журнале МЭГУ

В.А. Чудинов

Андрей Иванович Голóта (1926-1998) - главный редактор журнала Московского экстерного университета (МЭГУ), в котором появились мои первые публикации по проблемам славянской письменности.

Рис. 1. Андрей Иванович Голота

В моей жизни случились один за другим два события: осенью 1991 года я поступил в МЭГУ, а на следующий год я стал усиленно заниматься проблемами славянской письменности. Сначала в МЭГУ четкой структуры не было, не было и деканатов, а их роль заменяли заведующими кафедрами. Я поступил профессором на кафедру философии, которую как раз и возглавлял А.И. Голота. До организации МЭГУ он являлся заведующим кафедрой философии, кандидатом философских наук, доцентом Московской ветеринарной академии, где работал и будущий ректор МЭГУ  Н.Н. Халаджан. И поскольку в свое время Халаджан работал под началом Голоты, который взял его к себе после неудачной работы того в Московском полиграфическом институте, и помог выйти с минимальными потерями из неприятностей уже в рамках МВА, то после выхода Голоты на пенсию Халаджан взял его к себе заведующим кафедрой. Позже по мере образования деканатов в МЭГУ Голота стал деканом философского факультета, сделав меня заведующим кафедрой философии, а еще позже над деканатами появились академии, и он стал сначала директором, потом ректором академии философии и богословия МЭГУ, отдав мне должность декана. Будучи участником Великой отечественной войны, он имел ранения, а после выхода на пенсию - и ряд заболеваний, так что со временем почти ежедневное пребывание в стенах университета стало его тяготить и он попросил Николая Николаевича Халаджана дать ему место, не требующее ежедневного присутствия. Такое место нашлось - главный редактор вновь основанного журнала «Вестник МЭГУ». Точнее, эту вторую должность Андрей Иванович получил еще с момента создания идеи журнала, то есть с 1992 года, однако по разным причинам издание первого номера журнала откладывалось, а когда он стал выходить с периодичностью 2 раза в год с 1994 года, возникла возможность сосредоточиться только на этой стороне деятельности. После его ухода с поста ректора академии философии и богословия эту должность поручили мне. Административная работа в качестве члена ректората и ректора Академии, заведующего кафедрой, преподавательская и научная деятельность, публикация в университетской многотиражке отнимали довольно много времени; вероятно, поэтому я на фотографии того времени выгляжу несколько измотанным.

Рис. 2. Чудинов В.А. в начале 90-х годов

В первые три года работы МЭГУ все проблемы решались там оперативно, за 2-3 месяца; например, если в августе было принято решение подготовить учебные пособия нового типа для первого семестра, то к началу занятий в октябре они были не только написаны, но и отпечатаны. Поэтому когда весной 1992 года было принято решение об издании журнала (посовещавшись, мы приняли традиционное название, «Вестник МЭГУ») я полагал, что к лету, максимум осенью 1992 года журнал выйдет из печати, и подготовил для него статью «Подход к дешифровке древней славянской письменности». Андрей Иванович не только встретил этот мой первый опыт весьма благосклонно, но и пообещал сразу же поместить ее в первый номер. Более того, поскольку я к тому времени имел опыт редакторской работы, он пообещал сделать меня главным редактором и даже дал на редактирование ряд поступивших от сотрудников МЭГУ статей. К сожалению, этим планам не суждено было сбыться. Выяснилось, что издание журнала - дело весьма дорогостоящее, а всех сотрудников МЭГУ, включая не только преподавателей, но даже методистов, приемную комиссию и обслуживающий персонал едва ли наберется человек сто. Так что тираж был ограничен минимальным, но всё-таки приличным числом в 500 экземпляров, а проблема его реализации в полной мере так никогда и не была решена, так что данный вид издания остался планово-убыточным. Именно поэтому более двух номеров в год не издавалось, хотя летом 1993 года был издан приказ о создании журнала, но самого журнала всё-таки не было. Первый номер был издан лишь в 1994 году, практически на два года позже задуманного. И выпустили его тогда, когда ректору срочно понадобились публикации по проблемам «авторизованного образования», как он назвал свое направление.

Идея «авторизованного образования». Собственно говоря, сама идея помочь студенту заниматься самообразованием не нова. Возможно, некоторой новизной обладала ее конкретизация: соединить учебник с тетрадью так, что на левой странице располагались, желательно в виде схемы или диаграммы какие-то научные положения определенного раздела, а на правой - вопросы к студенту и строки для ответа. Если бы иметь хороший читальный зал и полный комплект учебников, а для студентов установить пропускную систему с компьютерной регистрацией прихода и ухода при его посещении, и если бы в таком пособии напечатать список действительно необходимой литературы, то такая система сработала бы. Но первое, с чем столкнулись преподаватели при проверке таких студенческих рефератов, так это с тем, что районных и городских библиотек с нужной литературой мало, а какая библиография является предпочтительной, студент не знает (ему дается общий список литературы названий из 20-30, так что по умолчанию полагается, что свои ответы студент может давать по любой из них, а на практике оказывается, что на все вопросы можно найти ответы только в 2-3 изданиях, тогда как остальные содержат очень специализированные темы), на нахождение нужного места в учебнике приходится тратить время, а потом своим почерком студент должен был переписать всего пару-тройку предложений, поскольку на остальные слова места в его реферате просто не было. Но и качество выбранных из учебника мест было далеко не лучшим, и часто эти места выписывались наугад. При наличии компьютеров заставлять студентов медленно писать своим корявым почерком порядка 60-70 страниц всего реферата являлось уже анахронизмом. Весь пар уходил в гудок; студент заботился не о содержательной стороне ответа, а о том, чтобы заполнить все строки как можно более крупными буквами.

Впрочем, в первый год работы преподаватели тайком читали дополнительные лекции, делали предварительные просмотры данных работ и предлагали дополнительно проработать определенные темы. Конечно, письменные ответы более громоздкие, требуют больших трудозатрат и менее эффективны, чем устный опрос; однако всё-таки студенты работали над ними сами и понимали, что при плохой работе преподаватель заставит их пересдать зачет еще раз, тем более, что число заходов на зачет никем не ограничивалось. Иными словами, в первые месяцы функционирования вуза некоторые начальные недочеты компенсировались деятельностью педагогического состава.

Вместе с тем нерешенной осталась проблема с последующей судьбой сданных рефератов. На какое-то время они оседали на стеллажах деканатов, но летом весь этот запас выбрасывался в помойку, если не разворовывался раньше, а предприимчивые студенты эти рефераты забирали себе, а затем продавали их студентам нового набора. Достаточно было забелить старую фамилию и вписать новую, или переставить обложку, как реферат демонстрировал якобы проработанные темы уже у другого студента. Таким образом, студенты получили возможность не покупать знания у преподавателя, а покупать символ приобретенных знаний у старшекурсников.

Конечно, опытный преподаватель, ткнув на зачете в любую из тем, мог бы попросить студента объяснить написанные предложения и сразу понять, был ли реферат подготовлен студентом самостоятельно, или достался ему иным путем. Так оно и было в первый год. Но позже Халаджан решил, что дал преподавателям слишком щедрые нормы времени на проверку, и урезал эти нормы примерно вдвое. А платить стал сдельно, в зависимости от количества проставленных зачетов. В таких условиях требовательный преподаватель, прося студента доделать определенные пункты реферата, тратил на одного студента не менее получаса, но не получал для своей зарплаты никакого зачета. Иными словами, работал задаром. В таких условиях чем меньше тратил преподаватель времени на студента, тем больше успевал проставлять зачетов, что в пределе приводило к тому, что не только на опрос студента, но даже на перелистывание реферата времени уже не оставалось. Методист просто приносил преподавателю стопку рефератов и стопку зачеток, и тот своей рукой аккуратно проставлял зачеты в соответствии со сданными рефератами. В первый годы до этого никто не додумался, да и было стыдно так поступать, затем потихоньку и тайком от посторонних время от времени начали практиковать такое позорное проставление зачетов, но лет через пять оно уже вошло в норму, и тогда наличие рефератов стало выглядеть как пустая формальность, уже никому не нужная. Так что Халаджан ввел такую систему оплаты труда преподавателей, которая похоронила его собственную концепцию создания для студентов условий для полноценной письменной работы. Слава богу, что, заметив подобную тенденцию, я своевременно ушел из такого вуза - моя преподавательская совесть не позволила мне участвовать в подобном педагогическом обмане.

Эйфория от нового образовательного метода. Недостатки выяснились не в первый год, а наличие новой образовательной структуры было видно сразу же. Сам Николай Николаевич Халаджан любил не просто говорить о достоинствах нового метода, но и читать о нем зажигательные лекции, и поначалу он смог увлечь перспективой нового учебного процесса. Студенты поступали как бы на дневное отделение, но учились с середины дня или вечером; предполагалось, что до этого они занимаются самообразованием в библиотеках. Так оно поначалу и было, пока студенты не поняли, что обещанное им получение диплома не за три, а за два года требует большого напряжения, тогда как купленные или переписанные кое-как рефераты можно будет представить преподавателю в самый конец семестра. А тому просто физически не остается ничего другого, как поставить зачет, поскольку в течение семестра к нему на сдачу зачета в неделю могло заглянуть 2-3 человека, а мог не прийти вообще никто, и он оставался практически без зарплаты. Зато в конце семестра приходило по 20-30 человек в час, и на разглядывание реферата времени не оставалось. Но зато за этот месяц он фактически вырабатывал свою 4-месячную зарплату.

Однако вначале преподаватели думали, что целью МЭГУ было дать максимальное образование за минимальное время, и они стремились всячески усовершенствовать предложенный Халаджаном процесс. Так что от них шли статьи, и, естественно, когда таких статей набралось на целый номер журнала, Халаджан понял, что именно это можно позиционировать как вклад в педагогическую науку. Вот на это как раз и ушел тот самый второй год, когда я полагал, что на издание просто не хватает средств. Не хватало другого: статьи шли по иной тематике, как бы игнорируя новации Халаджана. И пока сотрудники не поняли, что от них требуется, издание журнала затягивалось.

Для усиления морального давления на преподавателей Халаджан учредил при МЭГУ «Академию авторизованного образования», так сказать, малую Академию наук внутри вуза. А поскольку сотрудники МЭГУ в основном имели степени кандидата наук, а по статусу академики должны быть докторами, он на заседании организованного им самим Ученого совета под собственным председательством присвоил им всем ученую степень «доктора педагогических наук» по совокупности их научных трудов, а чуть позже на основании этих докторских степеней присвоил звание профессора. Так доктором педагогических наук и профессором стал и А.И. Голота. Меня это не касалось, поскольку я пришел в МЭГУ уже и доктором философских наук, и профессором; и то, и другое было утверждено в ВАКе.

Внутривузовские степени и звания позволяли Халаджану не только приковать преподавателя к МЭГУ (будучи здесь доктором педагогических наук и профессором при переходе в другой вуз преподаватель опять становился кандидатом и доцентом), но и всячески напоминать ему о личном благодеянии Халаджана, который сделал это только из чисто дружеских побуждений, а не благодаря хорошо сработанной докторской диссертации. А тем более, когда человека избирали в действительные члены вновь созданной Академии. В те годы подобные академии росли как грибы после дождя, и, как казалось, со временем они смогут соперничать с Российской академией наук, подобно тому, как частные вузы смогут соперничать с государственными. Во всяком случае, и сам Халаджан проповедовал подобные идеи,  и преподаватели чувствовали себя окрыленными быстрым ростом по линии степеней и званий, и старались вовсю.

Но деятельность МААО также следовало пропагандировать, и для этого опять был необходим журнал. Поэтому, когда материал и под данный замысел был собран, Халаджан вызвал А.И. Голоту и приказал ему в срочном порядке подготовить к изданию первый номер. Андрей Иванович, который мне очень сочувствовал (он вообще был весьма чутким человеком), с болью в сердце сказал мне, что подготовленная мною статья в первом номере помещена быть не может. Более того, хотя на должность главного редактора планировался я, по решению Халаджана эта должность отходила к Андрею Ивановичу, тогда как я становился лишь его заместителем.

Личные качества Андрея Ивановича. Взрывчатый и неуравновешенный характер Халаджана во многом компенсировал мягкий и доброжелательный нрав Андрея Ивановича. Он был не только на 16 лет старше меня, что заставляло с ним считаться, само его лицо демонстрировало природную мудрость, умение обходить острые углы, идти навстречу собеседнику, желание помочь чем только можно. Видя мое желание занять более высокую административную должность, пока я находился в расцвете сил, Андрей Иванович всячески старался продвинуть меня, и при каждом удобном случае предлагал начальству (а помимо самого Халаджана существовал и целый коллектив особо доверенных его лиц, проректоров, обладавших не только гораздо более существенной зарплатой, чем деканы и ректоры, но и реальной властью внутри вуза) поручить мне какой-либо важный участок, и с его мнением действительно считались. То же самое было и в отношении журнала. Недаром в последние два года жизни он чуть ли не официально стал считаться «мировым арбитром», «совестью МЭГУ», человеком, которого звали для разрешения конфликтов между начальством и одним из преподавателей. Он умел находить нужные слова, которые не ущемляли достоинства ни одной из сторон; он умел убеждать в необходимости поступить именно так, а не иначе. Могу признаться в том, что если бы не его обходительность и мудрость, я бы ушел из МЭГУ уже на второй год.

Первый номер «Вестника МЭГУ». И вот, наконец, первый номер долгожданного журнала вышел. На первой странице обложки внизу было напечатано: «1'94 ВЕСТНИК МЭГУ», а наверху изображен символ или логотип МЭГУ - силуэт летящей птицы с веточкой в клюве. На шмуцтитуле значилось: МЕЖДУНАРОДНАЯ АКАДЕМИЯ АВТОРИЗОВАННОГО ОБРАЗОВАНИЯ и ниже - МОСКОВСКИЙ ЭКСТЕРНЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ. Еще чуть ниже - символ той же летящей птицы, но уже белой, на фоне вытянутой в эллипс карты Земного шара между двумя аббревиатурами - МААО и МЭГУ. Как редактор могу сказать, что дизайн выпуска оказался строгим и элегантным. Однако сведения о художнике нигде не значились; это был хороший знакомый Халаджана, который разрабатывал всю символику МЭГУ и которому тот, начиная с какого-то момента, перестал платить; они поссорились, и художник уволился. А потому сведения о нем исчезли отовсюду, в том числе и из журнальных страниц.

Далее крупными буквами шло название, ВЕСТНИК МЭГУ и добавление: Научно-теоретический журнал авторизованной педагогики. И внизу: № 1. 1994 г. Выходит два раза в год. Основан в 1993 году. А на обороте: «Редакционный совет: Н.Н. Халаджан - председатель совета, А.Н. Голота - главный редактор, В.А. Чудинов - зам. главного редактора, Ю.Ю. Иванов, Э.П. Мишевцева, К.Е. Мурадян, В.О. Пигулевский, Е.А. Соколков, М.Н. Халаджан. Выпускающий редактор - Г.А. Халаджан. Адрес; Москва, ул. Перовская, дом 37. Телефон 368-07-65. - Затем следовали ISBN и копирайт МЭГУ.

Журнал открывался приветствием «Журналу; в добрый путь!», написанным сыном Николая Николаевича Михаилом Николаевичем Халаджаном. Его должность была обозначена как «Президент Американского Экстерного университета». Это было небольшое лукавство, где желаемое выдавалось за действительное. На самом деле М.Н. Халаджан был послан своим отцом в США именно для того, чтобы там создать либо филиал МЭГУ, либо, что еще лучше, самостоятельный университет. Однако, как выяснилось, по американскому законодательству в США можно было создать новое образовательное учреждение только по таким дисциплинам, которые в США до сих пор не изучались; а уж педагогических вузов там хватает. От штата Нью-Йорк, где вначале предполагалось открыть такой университет, М.Н. Халаджан переходил ко все более далеким от центра штатам; последняя надежда на получения положительного ответа из департамента образования была связана около года с самым далеким штатом, Нью Мехико, и его столицей Санта Фе; однако и там разрешения на открытия Экстерного университета или его филиала получено не было, хотя переписка шла месяцами. Так что должность Михаила Николаевича соответствовала только амбициям и прожектам Николая Николаевича.

Программная статья. Затем шла редакционная статья «Цели и задачи журнала». Начиналась она так: «Московский Экстерный гуманитарный университет МЭГУ) открыт 1 ноября 1991 года. Можно по-разному оценивать его пока еще краткую историю. Но есть в ней нечто необычное, что приковывает внимание, замечается всеми, ибо не может быть незамеченным. Это прежде всего то, что приковывает внимание, замечается всеми, ибо не может быть незамеченным. Это прежде всего то, что менее чем за три года МЭГУ превратился в крупнейший вуз России. В настоящее время в нем )вместе с его филиалами) обучается около 50 тысяч студентов». В данных строках нет ни капли лукавства. Так оно и было. Сейчас, спустя более 15 лет, можно понять причины такой необычной популярности данного вуза. Прежде всего, она объясняется тем, что число желающих получить высшее образование в России значительно превышало возможности государственных вузов, и определенная часть этих лиц была готова получить образование за деньги. Иными словами, говоря языком маркетинга, уже сложился потенциальный рынок образовательных услуг, и тот, кто первым на него выходил, мог собрать весьма неплохой урожай. Но для открытия вуза был необходим стартовый капитал. И тут опять сложилась необычная ситуация: лица, владеющие деньгами, не обращали внимание на образовательные структуры как приносящие весьма скромный доход; тогда как те, кто мог управлять вузами самостоятельно, не имели денег. В случае с МЭГУ задача была решена не Халаджаном, а Натальей Нестеровой, которая и создала целый холдинг, президентом которого она являлась; Халаджан был у нее наемным сотрудником, ректором, в чью задачу входило найти помещение, набрать штат преподавателей, разместить объявления, зарегистрировать предприятие, набрать студентов, собрать средства, подготовить учебные пособия, и, наконец, получить лицензию на право занятия образовательной деятельностью. По всем этим пунктам Халаджан задание не только выполнил, но и перевыполнил, набрав не тысячу студентов, и даже не 1,5, как предполагалось по самым оптимистичным прогнозам, а 1,8 тысяч человек. Но перевыполнение произошло и по линии лицензирования, где по всем документам учредителем вуза стала не Нестерова, а Халаджан. МЭГУ уже существовал, когда выяснилось, что он принадлежит не ей, а ему. Причем счет в банке у Халаджана был свой, а на экстренном и внеочередном собрании он попросил студентов забрать деньги у Нестеровой, разорвав с ней контракт, и перенести на другой банковский счет, Халаджана. Каждому студенту и каждому преподавателю, перешедшему на его сторону, он пожимал руку и обещал отличную работу и учебу. Хотя на этом он потерял половину студентов и преподавателей, но легко компенсировал потерю за ближайшие три месяца, выиграв время на рынке образовательных услуг. Нестерова судиться с ним не стала, а создала собственный вуз, но реально он стал существовать не с 1991, а с 1993 года. Время у нее было упущено, и огромная армия жаждущих образования абитуриентов и незанятых в учебном процессе (или пришедших на подработку) преподавателей  пошла к Халаджану. Примерно то же происходило и на местах в других регионах, и Халаджан, получив от студентов деньги за образование вперед, теперь сам располагал стартовым капиталом для учреждения сети филиалов, которые и были созданы. В начале 1994 года только в Москве у Халаджана имелось порядка 10 тысяч студентов, юристов на первом месте и экономистов на втором.

Так что журнал издавался в тот момент, когда МЭГУ достиг максимального успеха на рынке образовательных услуг за кратчайшее время. Однако руководством вуза этот успех был понят не как особо удачно сложившаяся конъюнктура, а как результат применения нового педагогического метода, авторизованного образования.

«Не менее поразительным является тот факт, что за это же время в Университете созданы и успешно функционируют только ему присущая образовательная система и соответствующая ее содержанию эффективная учебно-административная структура, - продолжает статья. - Они стали важнейшим звеном в цепи мер, обеспечивающих реализацию идей и положений школы авторизованного обучения - основы основ педагогического процесса в МЭГУ» (с. 3). И тут я тоже не усматриваю никакого лукавства, хотя интерпретирую этот вывод несколько иначе. Первыми шагами нового демократического правительства Б.Н. Ельцина было урезание финансирования государственного высшего образования, из-за чего были закрыты многие образовательные учреждения. Я, например, работал на кафедре философии и политэкономии ВАСХНИЛ, которая производила подготовку аспирантов этой отраслевой Академии наук, однако в 1991 году из-за отсутствия финансирования кафедра была закрыта и я остался без работы по не зависящим от меня причинам. Подобную судьбу имели и некоторые мои коллеги. Получилось, что на рынок труда пришло большое число первоклассных специалистов, из кого можно было набрать очень неплохой коллектив, что и было сделано. Кроме того, сам Н.Н. Халаджан, имея перспективу судебного процесса со стороны Нестеровой и подозревая часть оставшихся сотрудников не только в сочувствии ей, но и в определенных действиях в ее пользу, буквально дневал и ночевал в вузе, был доступен в любую минуту, и весьма оперативно решал любой производственный вопрос. Это - редкая ситуация для любого предприятия. Кроме того, сам коллектив единомышленников видел неуклонный рот всех показателей МЭГУ в первые два года, что создавало отличный моральный стимул для плодотворной работы. Поэтому следующие строки для меня вполне естественны: «За этот же небольшой срок сложился творческий профессорско-преподавательский коллектив, силу которого составляют видные ученые-гуманитарии Москвы. Ими создана оригинальная, соответствующая новаторским установкам педагогической школы МЭГУ научно-методическая литература, прежде всего, профессионально ориентированная система авторизованных курсов. Это во многом обеспечило высокий уровень изучения предметов учебных планов факультетов Университета» (там же).

Структура журнала. Естественно, что вслед за редакционной статьей шли статьи отдельных авторов, но строго по ранжиру. Сначала давалась статья Н.Н. Халаджана и А.И. Голоты «Сущность авторизованного образования», затем текст - А.И. Голота, «Авторизованная школа: естественная логика становления и обоснования», и далее - В.А. Чудинов, «Реальный опыт авторизованной высшей школы» (с. 27-31). А затем шли статьи Э.А. Левина, В.Т. Ганжина, И.И. Карпушина, Б.О. Николаичева, А.А. Галагана, Э.П. Мишевцевой, А.В. Фадеева, А.Э. Чалбаша. Завершался номер еще одной моей статьей, Исторические аутодидакты и МЭГУ» (с. 88-93). Этой последней я обязан компромиссному предложению А.И. Голоты, который дал идею, а наполнение позволил сделать мне, и я имел возможность рассмотреть в какой-то степени деятельность Генриха Шлимана, который совершил ряд нетривиальных археологических открытий. Это до некоторой степени сгладило мое недовольство, впрочем небольшое, тем, что моя научная статья так и не смогла пробиться в первый номер журнала.

Отдельный раздел журнала составила рубрика «Публицистика и хроника авторизованной школы», где Ю.Ю. Иванов привел документы по Международной академии авторизованного образования». Некоторые положения этого раздела я процитирую особо.

МААО. В этом разделе, в частности, была опубликована выписка из приказа № 71 от 26.11.1993 года. «В связи с избранием сотрудников Университета на должности академиков - действительных членов Международной академии авторизованного образования  МЭГУ и присвоения им соответствующих научных званий ПРИКАЗЫВАЮ: 1) По результатам голосования утвердить в штатных должностях Академии: 1. Академика Халаджана Н.Н. - Президенте академии, руководителя темы «методология авторизованного образования»; 2. Академика Иванова Ю.Ю. - вице-президента Академии, рководителя темы «Педагогика авторизованного обучения»; 3. Акажемика Мишевцеву Э.П. - академика-секретаря академии, руководителя темы «Творческое взаимодействие студента и преподавателя в условиях авторизованного образования»; 4. Академика Голоту А.И. - руководителя темы «Научные труды Академии, их оценка и пути реализации»; 5. Академика Соколкова Е.А. - представителя Академии в Сибирской гуманитарной академии (г. Новосибирск), руководителя темы «Региональная система высшей авторизованной школы»; 6. Академика Чудинова В.А. - руководителя темы «Философия и философско- методологическое обеспечение авторизованного образования»; 7. Академика Чуаева А.М. - руководителя темя «Информационные системы и методы в условиях авторизованного образования» Приказ подписал Президент МЭГУ и МААО, академик Н.Н. Халаджан (с. 69). Таким образом, я стал одним из семи первых избранных академиков. В дальнейшем МААО почти не пополнялась, а портреты академиков висели в вестибюле второго этажа здания.

Приведу также  любопытные характеристики некоторых академиков. Начну с Президента МААО: «ХАЛАДЖАН НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ. 1931 года рождения. Образование высшее, после вуза окончил аспирантуру кафедры эстетики философского факультета МГУ, профессор, доктор педагогических и кандидат философских наук. Трудовой стаж - более 50 лет, педагогический - более 30 лет». Прерву пока цитирование для небольшого комментария. Поскольку в данных строках ничего не говорится об успешной защите диссертации в МГУ после окончания аспирантуры сразу становится видно смещение акцентов: аспирантура МГУ оказывается значимее, чем степень кандидата философских наук. Следовательно, аспирантура была окончена без защиты, а защита произошла много позже и в другом месте. Подозреваю, что это произошло в Краснодаре, откуда он родом. Далее, в 1993 году, когда создавалась МААО, Халаджану было 62 года, стало быть, трудовой стаж он исчисляет с 12 лет, что, вообще говоря, не соответствует советскому законодательству, запрещающему прием на работу лиц, не достигших 16-летнего возраста. А вот в его работу в качестве преподавателя, начиная с 32-летнего возраста вполне поверить  можно; однако окончание аспирантуры в таком возрасте - это совсем не блестящий научный рост. Звание профессора и академика он фактически присвоил сам себе, оставаясь до 60 лет доцентом. Тоже не блестяще.