В.А.Чудинов

Реконструируя древность. Существовала ли Древняя Русь? Что за вопрос? Конечно же, да. Об этом можно прочитать в любом учебнике по истории России ! К сожалению, вещде под словом «древняя» имеется в виду Русь периода IX-X вв., что для всех прочих стран обозначает средневековье, но вовсе не древность. Древность же для них начинается либо с античности, с X-VIII вв. до н.э., либо еще раньше. Почему же мы относим свою «древность» к столь позднему времени? Ответ прост: потому что отечественная историография не имеет документов, относящихся к русской античности. Но неужели таких документов действительно нет? Вот тут мы подходим к удивительной загадке? Свидетельств о существовании на Руси докиевского периода довольно развитой культуры весьма много, но историки почему-то не торопятся их собирать и объединять. В чем же причина? На наш взгляд, причин тут много, а не одна. Прежде всего, принято считать, что культуру на Русь принесло христианство, а язычество-де было связано лишь с отсталостью. На самом деле славянская мифология была распространена на Руси не меньше, чем в других славянских странах, а своим богатством она не уступала греческой. Однако если в Греции античные памятники уцелели, то на Руси все капища были уничтожены, а идолы истреблены. За реконструкцию славянской мифологии взялись довольно поздно, в XIX веке, когда её следов сохранилось не так уж много. Но все же они есть! Однако и в наши дни церковь, восхваляя «животворящую Троицу», резко осуждает «мерзкого Триглава», хотя оба эти образа по сути дела выражают одну идею божественного триединства. Собирать в таких условиях материал по русскому язычеству - дело непростое. А доказывать, что Русь была сильна не одним христианством - и вовсе «гусей дразнить». Казалось бы, в советское время, в период массового атеизма, простора для исследований было больше. Это совсем не так. Официальной точкой зрения не жаловалось не только христианство, но и язычество как другая форма религии. Кроме того, существовало иное препятствие: полагалось, что до возникновения государственности на Руси никакой культурной жизни не было. Тем самым для исследований по русской истории докиевского периода условия практически не существовали. Словом, русским весьма не повезло с собственным прошлым, которое было отчасти забыто, отчасти нарочно предано забвению, ибо не согласовывалось с чьими-то предположениями.

Можно ли что-то предпринять, чтобы восполнить те пробелы в древней истории Руси, которые достались нам в наследство от нашего недавнего прошлого? Оказывается, можно! И самое первое предположение - это привлечь археологический материал, который ответит на вопрос о той культуре, которая существовала у славян до появления Киевской Руси. Вот тут-то, оказывается, и станет ясным, что у нас имелось богатое историческое прошлое еще в античности. - Увы! Археология рисует странную картину. Посмотрим, например, как понимает этот период один из лучших специалистов, В.В. Седов: «Одни исследователи утверждают, что в певой половине первого тысячелетия н.э. славяне были носителями провинциальноримских культур - пшеворской и черняховской. Другая группа археологов отрицает это, полагая, что римская цивилизация никак не затронула славянский мир. Последние подчёркивают, что славяне не были известны античным авторам и, следовательно, в раннее время должны локализоваться где-то в стороне от пояса провинциальноримских культур...» Обратим внимание на саму постановку проблемы: можно ли считать славян ноителями «провинциальноримской» культуры или нельзя. Ни какой славянской самобытности тут речь не идет. Этот вывод звучит примерно как предположение о том, что если в 90-е годы ХХ века в России закупаются персональные компьютеры из стран Юго-Восточной Азии (Япония, Южная Корея, Малайзия, Сингапур), то Россия в данный период времени имеет «провинциальноазиатскую» культуру. Следовательно, речь идет о том, можно ли считать славян «провинциальными римлянами», или они и до этого не дотягивают? На наш взгляд, подобная постановка вопроса только профанирует проблему, хотя и от лица науки. Любой этнос испытал бы на себе влияние сильной державы, каким был Рим, но межкультурное взаимодействие отнюдь не сводится только к влиянию в одном направлении. Было бы желание, и наверняка в античной культуре отыщется «славянский след», воздействие славян на римлян. Но из этого отнюдь не вытекает то, что Рим являлся носителем «провинциальнославянской» культуры.

Явлается профанацией и утверждение о незнакомстве античного мира со славянами. С ними, хотя и под другими именами, были знакомы уже древние греки, не говоря о римлянах. Так, по данным Б.А. Рыбакова, уже «отец истории» Геродот писал о сколотах, которые и были славянами. По нашим исследованиям, слово «сколоты» в греческом произношении означало слово «сколовы» в славянском и было определенным этапом в развитии имени славянского этноса (сокол-соколовы-сколовы-сколавы-склавы-склавене-словене-славяне). Что же касается римлян, то, по данным Б.А. Рыбакова, Рим вёл интенсивные закупки у славян хлеба во времена императора Траяна (98-117 г. Н.э.), и, разумеется, продавал в обмен на римские деньги (а их на территории славян в виде кладов было найдено довольно много) свои изделия. Так что славяне были не только известны Риму, но и входили в орбиту его экономики. Но верно и обратное, а именно, что Рим являлся «провинциальнославянским» потребителем продуктов питания, хотя такое утверждение совершенно не характеризует Рим.

В других наших исследованиях мы показали, что как раз в черняховской культурке существуют вполне славянские надписи. Это - как раз то, чего не знают археологи, которые, судя по наиболее полной на сегодня сводке данных, полагают, что «у населения черняховской культуры прослеживаются следы греческой, латинской и рунической письменности» - одним словом, какой угодно, но только не славянской. Тем самым мы можем констатировать, что отечественная археология и эпиграфика отнюдь не стремятся искать самобытную славянскую историю.

За последние пять лет нами было написано более полусотни статей и заметок о существовании собственной славянской докирилловской письменности, носящей слоговой характер, однако научная общественность с ними либо не знакома, либо не принимает их всерьез, поскольку пока в исторической науке принято считать, что славяне заимствовали всё: культуру - из Рима, религию - из Византии, кирилловскую письменность - отттуда же, но еще и из еврейского квадратного письма; государственность - из Скандинавии. И тут нам стало ясно, что в одиночку изменить ситуацию вряд ли возможно. Выход представлялся только один: создать научный центр, где собрались бы люди, не зашоренные академическими предрассудками. Такого рода научно-исследовательский институт на общественных началах был создан, назван Центром древней славянской письменности и культуры, и 20 мая 1999 года состоялась его презентация в Институте Дальнего востока РАН.

Созданию Центра предшествовала большая подготовительная работа как организационного, так и идеологического плана. Основной задачей Центра является реконструкция славянской культуры периода предантичности, античности и раннего средневековья. Это означает, что представляет интерес реконструкция славянской мифологии (её стали собирать довольно поздно и в настоящее время она пока изучена достаточно поверхностно), славянской письменности, истории славистики (где существует ряд недоступных или неизданных материалов), славянской материальной культуры, и на основе этого - воссоздание в общих чертах славянской истории.

Во время презентации эти направления были представлены теми первыми исследователями, которые разделили идейные установки нового Центра. После приветствия со стороны РАЕН и Международной академии наук о природе и обществе, под эгидой которых и создан Центр, высказанного академиком РАЕН и МАНПО, профессором Г.А. Югаем, с программной речью выступил директор Центра - один из авторов этих строк академик МАНПО Валерий Алексеевич Чудинов, который представил все обозначенные направления.

Предложенная программа была с большим интересом встречена научной общественностью, присутствовавшей на презентации. Сделан важный шаг в реализации представлений о том, что славянская письменность и культура являются одними из древнейших в мире [201, с. 111-112].

Язык: природа или культура? (читая А.А. Реформатского)

В этом году было произведено пятое переиздание «Введения в языковедение» А.А. Реформатского, где отмечалось, что хотя прошло почти 50 лет после выхода книги в свет и более 30 лет с момента ее последней авторской переработки, «потребность в таком учебнике ощущается все острее» [202, с. 9]. В этом вполне можно согласиться с В.А. Виноградовым и вспомнить, насколько яркими и наводящими на размышления были минуты общения с этим учебником на первом курсе филологического факультета МГУ. С определенным чувством благоговейного трепета я листал страницы нового переиздания, заметив, что оно стало много полнее по объему и, кажется изменило название (с «Введения в языкознание»). Однако чтение этой работы принесло не только удовольствие, но и определенное несогласие.

Понятие языка. В книге Реформатского отсутствует определение языка в самом начале, говорится лишь о том, что он является важнейшим средством человеческого общения (с. 15). Правда, в разделе «Язык и речь» говорится: «Язык - это достояние коллектива и предмет истории. Язык объединяет в срезе данного времени все разнообразие говоров и диалектов, разнообразие классовой, сословной и профессиональной речи, разновидности устной и письменной формы речи. Нет языка индивида, и язык не может быть достоянием индивида, потому что он объдиняет индивидов и разные группировки индивидов, которые могут очень по-разному использовать общий язык в случае отбора и понимания слов, грамматических конструкций и даже произношения. Поэтому существуют реально в современности и истории такие языки, как русский, английский, французский, китайский, арабский и др., и можно говорить о современном русском языке и о древнерусском, и даже об общеславянском» [202, с. 42]. Несмотря на интуитивную ясность мысли Реформатского, нам в данном пассаже очень многое непонятно. Прежде всего, речь идет о том, что язык оказывается массой проговоренных и написанных, напечатанных текстов. Иными словами, язык - больше, чем речь, это некое собирательное понятие. Уже тут нам становится ясным, что говорить о некой совокупности текстов можно только в условном смысле. Даже написанные или напечатанные тексты с годами могут утратиться (вспомним, сколько сочинений античности до нас не дошло!). Еще сложнее обстоит дело с текстами устными, которые исчезают тут же, помере завершения акта речи. Но с другой стороны, речь - это «не язык и не отдельный речевой акт. ... это разные использования возможнойстей языка... это разные формы применения языка в различных ситуациях общения» [202, с. 43]. Получается, что сначала между речью и языком постулируется отношение типа часть-целое, а потом это отношение снимается. Ведь между языком как «объединением всего разнообразия говоров» и языком как совокупностью «не-языка и не отдельных речевых актов» имеется не только различие, но и прямая противоположность.

Далее неясно, можно ли говорить о языке индивида как члена общества: имеет ли право русский человек говорить по-русски? Если да, то можно ли утверждать, что есть различие между языком индивида А.С. Пушкина и языком индивида Л.Н. Толстого, или такой разницы не существует? Но что же в таком случае представляет собой «Словарь языка А.С. Пушкина»? Индивидуальные особенности русского языка или некую «индивидуалистическую фикцию коллективной речи»? Когда в начале XIX в. на о. Тасмания (вблизи Австралии) в живых осталась последняя женщина, говорившая по-тасманийски, какому коллективу принадлежал ее язык? А если такого коллектива уже не было, можно ли утверждать, вопреки А.А. Реформатскому, что ее язык как раз и был «достоянием данного индивида»? На наш взгляд, это было именно так; Робинзон Крузо был для Пятницы не просто «говорящим индивидом», но индивиом-носителем английского языка. И лишь обучив ему Пятницу, Робинзон сделал английский язык достоянием коллектива из двух человек. Тем самым, по этим двум положениям Реформатский оказывается неправ. Что же касается «реального» существования языка, то это - скорее головная боль лингвистов, чем общее утверждение. В самом деле: существует ли украинский язык? В ХХ веке - несомненно, в XIX - трудно сказать, очень многие лингвисты считали ту же языковую реальность «малоросским диалектом русского языка». Да и в ХХ веке шли дискуссии о существовании башкирского языка: он считался диалектом татарского. Существует ли македонский язык? Македонцы в этом не сомневаются, размещая его между болгарским и сербским; болгары очень сомневаются, считая его западноболгарским диалектом, а греки вообще протестуют против использования греческого имени Македония применительно к языку наиболее южных из славян, для них понятие «македонский язык» означает «македонский диалект греческого». Вот так «реально существует» ряд языков. Я уже не говорю о том, что в XIX веке под «немецким языком» можно было понимать сильно разошедшиеся баварский, саксонский и нижненемецкий диалекты притом, что баварец саксонца не понимал. По сути дела в одной стране говорили на трех разных языках. Вот вам и «объединение говоров и диалектов»! Так что стремясь дать предельно материалистический подход к пониманию языка, А.А. Реформатский демонстрирует под «реальностью» некое установившееся между лингвистами соглашение.