В.А.Чудинов

Немного исторической лингвистики. Сначала я был удивлён, когда на древних изображениях слона прочитал подпись СКАЛА ОН. Так что СКАЛАОН постепенно превратилось в СКЛАОН, а затем и в СЛОН. А вот у немцев он называется ELEFANT, что, как я понимаю, имеет тоже русское происхождение. Дело в том, что каждая из 2 частей этого слова является самостоятельным русским словом. Так написать слоговыми знаками слово ЕЛЕ нельзя: по правилам слоговой орфографии вместе Е надо писать ВЕ. И тогда получается слово ВЕЛЕ, или ВЕЛИ. Что касается второго слово ФАНТ, то надо помнить, что русскому звуку «Т» в западных языках соответствует звук «Ф», а русский звук «Я» в западных языках передаётся, как «ЕН». Так можно реконструировать русское слово ВЕЛИ ПЯТ, то есть, БОЛЬШЕНОГ, куда позже немцы добавили звук «Н» перед последним звуком. Так что как СКАЛА ОН, так и ВЕЛИЙ ПЯТОЙ передаёт человеческое удивление перед огромными размерами слона.

Затем меня заинтересовали производные от имени МАРА как символа смерти. Я уже писал, что слово КОМАР происходит от слов КО МАРЕ, то есть, после укуса малярийного комара можно отправиться в мир иной. Но греки заимствовали укороченную форму, не КО МАР, а КО МА, и слово КОМА стало означать: ЖИВОЙ, НО КАК МЕРТВЕЦ. Затем меня заинтересовало греческое слово МАРАФОН, но не как название города, а как БЕГ СО СМЕРТЕЛЬНЫМ ЗВУКОМ.  Ибо русское слово ТОН означает ЗВУК, а ТОНАЛЬНОСТЬ - ЗВУЧАНИЕ. И тогда МАРЫ ТОН, то есть, СМЕРТЕЛЬНЫЙ ЗВУК, превращается у греков в МАРАФОН. Кстати, становится понятным и слово СТОН = ДЫХАНИЕ СО ЗВУКОМ.

Что касается римлян, то русское слово МЁРТВ, они не могли произнести с мягким (палатальным) М, а произносили как твёрдое М, то есть МОРТВ, что и записывали, как MORTV(S). А вот русскую букву «Ж», они могли понять, как VV наверху, и такие же буквы кверху ногами внизу, но им было достаточно вместо 4  букв V всего одной, и русское ЖИВ они писали, как VIV. Отсюда приветствие VIVAT, означающее: ЖИВИ, ЗДРАВСТВУЙ! Так что русские слова римляне заимствовали не со слуха, а из надписей.

В книге Дмитрия Квашнина, подаренной мне автором в 2015 году, высказывается предположение о том, что слово БОСФОР означает В[О]СПОР[ОТЫЙ], то есть, ВЫРЫТЫЙ [7]. То есть пролив из Чёрного моря в Азовское (Босфор Киммерийский), и из Средиземного моря в Чёрное (Босфор Турецкий), якобы представляют собой не природные образования, а вырытые людьми в древности каналы. На первый взгляд, со стороны фонетики тут всё в порядке: звук «В» вполне мог перейти в «Б», звук «П» в греческом языке перешёл в «Ф», а окончание отпало. Однако возникают два сомнения. Первое: объём работ таков, что его, особенно во втором случае, было бы сложно выполнить даже в наши дни и второе: слово ВСПОРОТЫЙ, которое применяется у портных и медиков, представляется не очень древним. Что же касается лингвистов, то они объясняют название БОСФОР как БЫЧЬЯ ДЫРА или БЫЧЬЯ ПОРА. Правда, по-гречески бык называется ТАУРУС, искажённое русское слово ТУР. Но тогда возникает вопрос: не может ли первая часть слова БОСФОР представлять не приставку ВОС, а укороченное слово ВОСТОК, ВОСТ? Иначе говоря, ВОСТОЧНАЯ ПОРА, ВОСТОЧНОЕ ОТВЕРСТИЕ? Ибо оба пролива находятся на востоке, Киммерийский на востоке Чёрного моря, а Турецкий - на востоке Средиземного. Тогда всё сходится.

Очерк III моей монографии «Как мог бы выглядеть инопланетянин» (естественно-философские очерки о внеземных формах жизни)», которую  начал печатать в моей статье [8] и продолжил в статье [9]

ЖИЗНЬ КАК ФОРМА ДВИЖЕНИЯ МАТЕРИИ

Жизнь есть способ существования белковых тел,

и этот способ существования заключается по своему

существу в постоянном обновлении их химических

составных частей путём питания и выделения.

Ф. Энгельс, [10:635]

Ф. Энгельс полагал, и вполне справедливо, что материя лучше всего раскрывает свои свойства в движении, а потому вместо форм бытия материи лучше выделять формы их движения. «Движение в мировом пространстве, механическое движение менее значительных масс на отдельном небесном теле, колебание молекул в качестве теплоты, электрическое напряжение, магнитная поляризация, химическое разложение и соединение, органическая жизнь вплоть до её высшего продукта, мышления, - вот те формы движения, в которых - в той или иной из них - находится каждый отдельный атом вещества в каждый данный момент» - писал он [10:632]. Эти формы движения существуют в определённой последовательности и переходят друг в друга через некоторые промежуточные формы. Так «первая, наипростейшая форма движения - это механическая, простое перемещение», где через контакт в виде трения и удара возникает «молекулярное движение» физика; но также и химия, которая «подводит к органической жизни». Ибо «механизм - это движение масс, хтитзм - это молекулярное (ибо сюда включена и физика, и обе, как физика, так и химия - относятся ведь к одному и тому же порядку, и атомное движение; организм - это движение таких тел, в которых одно от другого неотделимо. Ибо организм есть, несомненно, высшее единство, связывающее в себе в одно целое механику, физику и химию, так что эту троицу нельзя больше разделить» [10:563-566]. «Переходом между физикой и химией, видимо, является учение об электричестве» (фрагмент «Электрохимия») [10:607], «переход от химии к органической природе - через историю Солнечной системы и Земли» [10:564].

В учении Энгельса интересна попытка вычленения некоторых основных и переходных форм, однако с позиции изложенных здесь взглядов понимание развития как последовательного перехода от одних форм к другим кажется некоторой натяжкой. Как мы видели, противопоставление живого и неживого растёт по мере выхода жизни на всё более высокие уровни геосфер вплоть до поверхности, так что и физико-технические среды, и приспособившиеся к ним организмы оказываются достаточно развитыми из некоторых  менее развитых и менее противопоставленными друг другу, но не ступенями развития одного в другое.  Иными словами, не жизнь в атмосфере есть следствие развития атмосферы (хотя организмы, несомненно, приспособились к особенностям развития в газовой фазе), но и газовая, и живая оболочки планеты оказываются результатом общей геологической эволюции планеты. Следовательно, жизнь есть некоторый этап планетной эволюции, совпадающий на ранних стадиях с изменениями в некоторой части неорганического вещества литосферы.

Это понимал и В.И. Вернадский, резко протестовавший против признания промежуточных форм между живым и неживым в наши дни. «Между живым и косным естественными телами биосферы нет переходов, - отмечал он, - граница между ними на всём протяжении геологической истории резкая и ясная. Материально-энергетически, в своей геометрии, живое естественное тело, живой организм отличен от естественного тела косного» [10:172]. В связи с этим Вернадский, правда, в достаточно общей форме, критикует философские взгляды Ф. Энгельса, поскольку они в определённой степени сказываются на результатах биологических исследований. «Недостаточно глубокие философски, материалистические представления выступили ясно только в середине XIX столетия. В это время в Германии, в связи с научно-философской работой Карла Маркса и [Фридриха] Энгельса, они вошли в круг влияния гегельянства. В этой новой форме, в корне изменённые, они получили после [Октябрьской] революции государственную поддержку как официальная философия в нашей стране. И здесь, при отсутствии  у нас свободы философских изысканий, они оказывают большое влияние на биологическую научную работу.  Но это влияние чисто поверхностное, можно даже сказать, официально формальное. Не появилось до сих пор ни одного сколько-нибудь оригинального мыслителя в этом философском движении и никакого, видного по научным результатам, проявления их влияния  на творческую биологическую научную мысль» [11:185].

Самого В.И. Вернадского как раз можно отнести к таким мыслителям, который внёс интересный вклад в философию естествознания, так что к его положениям всё чаще возвращаются биологи наших дней. Вначале он показал, что биосфера становится мощным геологическим фактором; затем он развил учение о сфере разума, ноосфере, показав, что и эта сфера становится весьма существенной геологической силой. С развиваемых в нашей работе позиций оба эти положения весьма понятны: во-первых, жизнь с самого своего возникновения являлась частью геологической эволюции планеты; во-вторых, окружив себя всё более инертными оболочками, жизнь смогла сохранить какие-то остатки активности вещества земных недр, - однако, если там внешняя среда была столь же активна, то нынешние внешние среды, жидкость и газ, кажутся гораздо более «косными». Отсюда - более энергичные проявления жизни, чем соразмерных организмам видов неживых тел. Это - нечто вроде горячего чая на морозе, сохранившего тепло благодаря зеркальным стенкам колбы термоса: всё кругом остыло, а в склянке - кипяток.

Тем самым эти важные мысли Вернадского об обратном влиянии  биосферы на геосферы можно дополнить мыслями о прямом влиянии: жизнь есть сохранение геологической формы движения материи в наиболее косной среде, в твёрдых телах и газах, возникающих при малых температурах и давлениях.

Но в таком качеств жизнь не оригинальна. Например, радиоактивность можно рассматривать, как сохранение внутриядерного движения материи в наиболее косной ядерной среде - в условиях стабильного атома; химизм - как проявление активности радикалов в наиболее косной форме организации атомов - в условиях стабильной молекулы. То же окажется справедливым и для социальной формы движения материи, которую можно рассматривать как сохранение биологических отношений в наиболее стабильной и косной форме организации общества - в форме государства. Ясно, что под стабильностью и косностью понимается ограничение степеней свободы движения, очерчивание чётких границ объекта, за которые его частицы  не могут выходить, конструирование многочисленных связей, привязывающих элементы к системе.  Система со временем окостеневает, застывает, замораживая и движение; и если всё же старые типы движения приспосабливаются к новым формам существования, они как бы возвышаются над этими закостеневшими формами.

«Развитие от низшего к высшему, если рассматривать наиболее общие ступени - физическую, химическую, биологическую и социальную, - пишет В.В. Орлов, - происходит, таким образом, не путём полной переделки природы низшего (утраты низшим своей природы), а посредством включения низшего в природу более сложного интегрального целого. Эта закономерность  развития имеет глубокое диалектическое содержание.  Сохранение природы низшего явления при его включении в интегральную природу более сложного целого означает сохранение преемственности в развитии. Полностью утратив низшую ступень, высшее лишилось бы внутренней опоры, фундамента, на котором оно базируется  и благодаря которому оно способно диалектически отрицать низшее, утверждая себя как высшее» [12:147].  С этой основной мыслью можно согласиться, хотя возникают и некоторые возражения. Так, высшее не возвышается из низшего, а консервирует его или даже позволяет ему немного сползти вниз, но в условиях, когда окружающая среда опустилась ещё ниже.  Так что переход от «низшего» к «высшему» - не подъём, а лишь замедленное с фоном опускание. Далее, высшее действительно постепенно лишается низшего путём его постепенной замены, субституции.  Так, широкий спектр аренных соединений в предРНК древних биохимических структур Земли постепенно заменился всего 4 видами нуклеиновых кислот, и хотя  это ещё не полная утрата низшего, биохимического уровня в высшем, биологическом, но всё же фундамент сужен до почти полной неузнаваемости.

Точно так же и в обществе - биологические свободы организма трактуются как политические свободы гражданина в государстве. Разве живое существо в природе не обладает свободой слова, передвижения, представления, объединения с себе подобными в скопления? Однако в ряде государств эти естественные биологические отправления могут быть существенно ограничены. А тем самым биологический фундамент во многом вытесняется социальными формами.

Но дополнительные ограничения вряд ли позволяют считать высшую форму движения более сложной - скорее, наоборот, они, канонизируя, упрощают её. Юридические законы на то и вводятся, чтобы ограничить разнобой, то есть, снять сложность хаотического движения. Точно так же  и канонические записи ДНК противодействуют всяким стихийным отклонениям от нормы в деятельности РНК и синтезе белков. Так что высшая форма движения - это хотя и кристалл, но позволяющий внутри себя сохраниться энергичному хаосу.

Следовательно, высшая форма движение развивает определённые механизмы, которые позволяют законсервировать, сохранить какие-то черты более низкой формы, возможно - сберечь некоторые  особенности прошлой среды. Так, современные теплокровные организмы сберегли бывшую когда-то в мезозойский период температуру земной атмосферы около 40⁰С - теперь это температура их тела, тогда как среднегодовая температура воздуха в наши дни около 13⁰С. И среди птиц  и млекопитающих на сегодня невозможно найти холоднокровных, хотя они встречаются среди первых обитателей воздушного бассейна, земноводных и пресмыкающихся. От сольватосферного периода позвоночные сохранили состав внутри-полостных жидкостей - крови, лимфы, спинномозговой жидкости, близкой к составу морской воды, хотя этот состав не соответствует составу речной и озёрной воды их современных мест обитания. За пределами позвоночных состав этих жидкостей вариативен.  - от катеносферного периода унаследован полимерный состав белков  и нуклеиновых кислот, тогда как неорганические полимеры образуют  не линейные цепи, а двумерные и трёхмерные цепи, и лишь в редких случаях - линейные ветвящиеся структуры. Ф. Энгельс в своём высказывании о жизни, как о способе существования белковых тел обобщил высказывания биохимиков XIX в., которые это некоторое завоевание катеносферных организмов приписали всей органической форме движения материи. Однако, вероятно, это черта только тех форм жизни, которые позже освоили сольватосферу. Вероятно, если мы возьмём пробы с земных глубин в несколько десятков км, мы сможем обнаружить органические соединения и с более сложными связами - кратными, ветвящимися и двумерными. - Наконец, от ещё более аренсферного периода унаследованы ди- и моноаренные структуры нуклеиновых оснований и некоторых аминокислот. Это, вероятно, тоже лишь одна из черт ареносферной жизни, сохранившейся в тщательно поддерживаемой катеносфере, но, возможно, и по сей день сохранились  и более сложные аренные структуры. Тем самым каждый период в развитии жизни на Земле оставил сою отметину:  ареносферный - генетический код, катеносферный - белковой строение живой материи, сольватосферный - воду как основной строительный материла организма (ныне живущие существа на 70-90% состоят из воды). Так что углеродно-нуклеино-белково-водный «шовинизм» некоторых современных биохимиков  отражает не коренные черты жизни вообще, а чисто земные следы. Так что жизнь на других планетах не обязательно будет теплокровной, водной, белковой, углеродной, с тем же кодом.

Опираясь на представления о формах движения,  можно понять и экологические отношения. Так, живые существа, как было отмечено, оказываются более активными и более сложно устроенными, чем окружающая среда, относящаяся к более низкой форме движения материи. Следовательно, обязательно найдутся такие организмы, которые будут разрушать другие, «дожигая» (окисляя) их до состава окружающей среды и черпая из этого процесса энергию и строительный материал. Это - редуценты, они, как правило, невелики по размерам. Другие существа, напротив, будут достраивать биологическую среду до биологической формы движения, используя материал, созданный редуцентами (или имеющийся в природе)  и энергию от источников, отличающихся от среды (вулканов, термальных вод, электроразрядов, залежей некоторых химических соединений, солнечного тепла и света). Это - продуценты, размеры которых могут быть достаточно крупными. Наконец, существуют организмы, пользующиеся энергией и строительным материалом, которые они добывают, разрушая другие организмы, то есть, они переводят одни объекты биологической формы движения (пищу) в другие (в себя). Это - консументы.

Разумеется, на каждой планете и для каждой среды они будут свои, не повторяющие земные, виды.