В.А.Чудинов

«Между прочим, очень часто упускается из виду то немаловажное обстоятельство, что практически любая древняя рукопись создавалась с определенной целью. Объективная фиксация событий не занимала хронистов почти никогда; в той или иной мере они всегда выполняли социальный заказ. Помимо возведения правящей династии к легендарному предку это могли быть самые разные соображения - от сиюминутных конъюнктурных до политических и религиозных. Первоначальный текст не оставался неизменным - поколения переписчиков продолжали его править и редактировать в угоду изменившейся политической ситуации. Если даже Лицевой летописный свод создавался и редактировался по прямому указанию Ивана Грозного и несёт на полях многочисленные поправки и приписки, то что уж говорить о древних документах, пришедших к нам из тьмы тысячелетий! Их исходное содержание могло измениться до неузнаваемости за время путешествия сквозь века». - Однако, почему-то это обстоятельство не беспокоит историков.

«Вернемся, однако, к Ньютону. Кроме метода выявления дубликатов он практиковал и другие подходы -лингвистический, астрономический и проч. Несомненный интерес представляют его хронологические расчеты по поколениям. Считая три поколения на протяжении ста лет, Ньютон обратился к сочинениям древнегреческого историка и писателя Плутарха (ок. 45 - ок.127), который рассказывает, как Аполлодор и Эратосфен рассчитывали время по царям Лакедемона (древняя Спарта). Оказалось, что правление каждого царя они принимали в среднем равным 30-35 годам. Надо полагать, это была обычная практика античности, потому что Манефон в своих царских списках тоже отводит каждому правителю 33 года. Ньютон не поленился и обработал огромный материал как из древней истории, так и из истории Англии и Франции, и убедительно продемонстрировал, что если поколение и в самом деле можно принимать равным 33-35 годам, то средняя продолжительность правления монарха (царя, фараона, короля, князя - значения не имеет) никогда не бывает больше 18-20 лет. Весьма любопытно, что через двести с лишним лет после Ньютона Н. А. Морозов получил весьма близкие цифры, оттолкнувшись от физиологии полового созревания, и предложил в связи с этим поправки к стандартным хронологиям династий.

К сожалению, стало хорошим тоном упрекать Ньютона в том, что он в своих построениях опирался на авторитет Священного Писания и даже пытался обосновать непогрешимость Ветхого Завета. Иногда даже приходится слышать, что, дескать, сэр Исаак на старости лет выжил из ума, махнул рукой на свои великие открытия и занялся толкованием Апокалипсиса и ревизией всемирной истории. Между прочим, нечто похожее в свое время говорилось и о Морозове: отсидел человек 25 лет в Шлиссельбургской крепости, вот поехала у бедняги крыша. Юрий Олеша с присущим ему изяществом высказался куда тоньше и парадоксальнее: «Пусть сама система и невежественна, но сам факт ее создания, повторяю, гениален, если учесть, то обстоятельство, что Морозов был посажен в крепость на двадцать пять лет, то есть, лишен общения с миром, по существу, навсегда. - Ах, вы меня лишили мира? Хорошо же! Вашего мира не было!»

«Между тем утверждать такие вещи могут только малограмотные или недобросовестные люди. Разумеется, Ньютон опирался на Священное Писание, потому что в те далекие времена (годы жизни Ньютона - 1643-1727) Библия считалась богодухновенным текстом, который мог быть испорчен поколениями переписчиков и экзегетов. Совершенно не исключено, что в отделении зёрен от плевел Ньютон и видел свою основную задачу. Но ставить ему это лыко в строку по меньшей мере неумно. А разве Иосиф Скалигер был атеистом? Точно так же, как сэр Исаак и другие ученые того времени, он основывался на авторитете Священного Писания. Более того, он активно использовал в своей работе магию чисел, нумерологию и откровенно оккультные практики. Но никто на этом основании почему-то не призывает отказаться от длинной хронологии Скалигера и Петавиуса.

...Помимо метода выявления дубликатов, лингвистического и астрономического, Н. А. Морозов широко применял еще три подхода, которые можно условно назвать географическим, материально-культурными этнопсихологическим. Географический метод состоит в проверке достоверности сообщений древних авторов на основе данных географии, геологии и климатологии. Попросту говоря, следует ответить на вопрос, могло ли описанное в старинных рукописях событие иметь место в силу географических, геологических и климатологических особенностей региона той эпохи, к которой оно отнесено. Скажем, изучение окрестностей полуострова Цур и всего сирийского побережья от Яффы до Анатолии однозначно свидетельствует, что здесь не могло сложиться центров крупного мореплавания по причине полного отсутствия закрытых от ветров бухт и удобных гаваней. Между тем хроники уверяют, что на этой узкой полоске земли некогда существовала могущественная морская держава Финикия, а на полуострове Цур располагался крупнейший морской порт Тир. В древности портовые города всегда вырастали только там, где имелись естественные гавани. В указанном регионе этим условиям отвечают только Константинополь, западное побережье Малой Азии, острова Эгейского моря и материковая Греция. Точно так же имеются серьёзные сомнения в том, что Рим мог стать в античное время центром мировой державы. Чтобы на протяжении многих лет вести успешные завоевательные войны, кроме человеческого ресурса нужно иметь, так сказать, первоначальный капитал, потому что война - дело весьма дорогое. Столичные города всех без исключения будущих империй всегда располагались на пересечении морских или сухопутных торговых путей или были крупными портовыми городами. Рим не отвечает ни одному из этих требований, поскольку стоит достаточно далеко от морского побережья на несудоходном Тибре и находится в стороне от торговых путей древности. Отнюдь не случайно в Средние века процветающими культурными и промышленными центрами этого региона были портовый Неаполь и города Северной Италии - Генуя, Венеция, Милан, Флоренция. Поначалу Рим уступал им очень сильно. Его возвышение началось только тогда, когда он сделался резиденцией сначала понтификов, а потом пап, и в город хлынули толпы паломников со всего света. Очевидно, что в античную эпоху Рим не мог быть столь привлекательным местом, пока не подчинил себе всю Италию. А подчинить ее он, в свою очередь, тоже не мог, поскольку на такое предприятие у него элементарно не было денег. Одним словом, перед нами типичная ситуация порочного круга, выхода из которого не видно». - Выход есть: достаточно прочитать геоглиф около Ватикана, который гласит»: МИР МАР. То есть, ЦЕЛЫЙ МИР ХРАМОВ РУССКОЙ БОГИНИ МАРЫ»

Позже, когда надпись сократилась до одного слова МИР, и перестали писать справа налево, вернувшись к нормальному написанию слева направо, слово МИР превратилось в название города: РИМ. А застраивался он в 880-годы н.э. И его сила заключалась именно не в размерах, а в том, что в нём находилась резиденция сначала понтификов, а затем и пап, как верно отмечено в данной статье.

«Материально-культурный метод призван дать ответ на вопрос, в какой мере можно доверять сообщениям старинных хроник о научно-технических достижениях глубокой древности, если они откровенно противоречат естественной эволюции орудий производства. Например, все наслышаны об изобретениях гениального уроженца Сиракуз Архимеда, жившего в III в. до н. э. К сожалению, его выдающиеся открытия находятся в разительном несоответствии с уровнем развития тогдашней техники. Но самое поразительное даже не это. После смерти Архимеда его блестящие изобретения оказались никому не нужными и были быстро забыты, хотя имели несомненное прикладное значение. Вновь появляются на свет они только в эпоху Возрождения, что решительно противоречит эволюции науки и техники.

Наконец, этнопсихологический метод исследует возможность появления выдающихся литературных и научных трудов исходя из мыслительной эволюции общества. Примеров тут более чем достаточно, ...здесь же хотелось бы только отметить, что материально-культурный и этнопсихологический методы представляются нам наиболее плодотворными и перспективными даже по сравнению с астрономическим подходом, который заключается в точной датировке древних текстов по имеющимся в них описаниям солнечных и лунных затмений. И хотя этот последний метод широко применялся Н. А. Морозовым и группой А. Т. Фоменко, существуют определенные сомнения в его целесообразности и надежности. Старинные рукописи - это всё-таки не учебник по астрономии, поэтому характеристики затмений, приводимые хронистами, часто грешат неполнотой и расплывчатостью. По этой причине однозначное их «прочтение» нередко связано с немалыми трудностями, из-за чего с равной степенью убедительности они могут быть помещены в разные эпохи, что мы и видим зачастую на практике». - Иначе говор, два предложенных автором статьи метода лишь подтверждают то, что я доказывал с помощью прямого чтения античных артефактов.

«Вопреки расхожему мнению, ревизия традиционной хронологии вовсе не является неотъемлемой чертой альтернативной истории. Многие современные «альтернативщики» отдают предпочтение материально-культурному и этнопсихологическому подходам. Хотя эти методы не позволяют точно датировать события древней истории, это отнюдь не является их слабым местом. Дело в том, что и традиционная хронология, не выдерживает самой элементарной критики, поэтому говорить о надежных датировках не приходится ни в каком случае. Более того, существуют серьёзные сомнения в принципиальной их возможности применительно к древности и раннему средневековью. История - процесс многомерный и вариативный, а это означает, что чем глубже мы погружаемся в прошлое, тем больше вариантов приходится рассматривать, причём все они имеют примерно равную степень убедительности. Более или менее надежную картину можно дать для событий XIII-XIV столетий, но абсолютная точность недостижима все равно. Даже при анализе событий XIV-XV вв. часто приходится рассматривать 3-4 варианта, а при обращении ко временам более далеким число версий начинает расти подобно снежному кому. X в. - это своего рода рубеж, ниже которого наши реконструкции становятся все менее и менее достоверными, что же касается ветхозаветных эпох, то их воссоздание окончательно теряет всякий смысл. Традиционная историческая версия тоже является частью этой многомерности, поэтому имеет право на существование только лишь как одна из проекций.

К сожалению, история - наука неточная, и ничего с этим поделать нельзя. Процитируем замечательного историка, филолога и литературоведа Ю. М. Лотмана. В книге «Внутри мыслящих миров» он пишет, что под словом «факт» историк подразумевает нечто весьма своеобразное, поскольку обречен иметь дело с текстами. «Между событием "как оно произошло" и историком стоит текст, и это коренным образом меняет научную ситуацию. Текст всегда кем-то и с какой-то целью создан, событие предстает в нем в зашифрованном виде. Историку предстоит, прежде всего, выступить в роли дешифровщика. Факт для него не исходная точка, а результат трудных усилий. Он сам создает факты, стремясь извлечь из текста в нетекстовую реальность, из рассказа о событии - событие». И далее: «Сознательно или бессознательно факт, с которым сталкивается историк, всегда сконструирован тем, кто создал текст... Таким образом, с позиции передающего, факт - всегда результат выбора из массы окружающих событий события, имеющего, по его представлениям, значение». Даже так называемые точные науки не могут быть до конца объективными причине присутствия наблюдателя, что уж тут говорить о насквозь гуманитарной истории... Напоследок еще немного Лотмана: «Естественно возникает вопрос: а возможна ли история как наука, или она представляет какой-то совсем иной вид знания? Вопрос этот, как известно, не нов. Достаточно вспомнить сомнения, которые на этот счет терзали Бенедетто Кроче (итальянский философ, историк и литературовед, 1866-1952.)».

Текст тексту рознь. Если на артефакте, например, здании, или детали вооружения, стоит дата: такой-то год Яра Рюрика, то этот текст просто называет вещь и дату её создания, не претендуя на целостное описание истории архитектуры или военных походов. А вот летописи хроники, исторические повествования как раз претендуют на целостную картину.

«По сути, дело здесь в следующем: наука, в том виде, в каком она сложилась после Ренессанса, положив в основание идеи Декарта и Ньютона, исходила из того, что ученый является внешним наблюдателем, смотрит на свой объект извне и поэтому обладает абсолютным "объективным" знанием. Современная наука в разных своих сферах - от ядерной физики до лингвистики - видит ученого внутри описываемого им мира и частью этого мира».

Упомянутый Бенедетто Кроче высказывался еще резче. Например, он утверждал, что исторический факт сам по себе вовсе не имеет причины. Иначе говоря, объяснения фактов - не более чем фантазия историка. В категоричной формулировке - это звучит следующим образом: «Факт является историческим в той мере, в какой мы о нем думаем, а с другой стороны, ничего не существует вне мысли. Следовательно, абсурдно задаваться вопросом: какие факты исторические, а какие - неисторические».

Это, конечно, крайняя точка зрения. Абсолютизируя субъективизм процесса познания, наш уважаемый философ порою хватает через край, хотя следует признать, что определенные резоны у него для этого имеются. Гораздо более осторожен в своих оценках английский историк и философ Р. Дж. Коллингвуд (1880-1943), автор теоретического труда «Идея истории». Отрицая применимость диалектики к исследованию исторического процесса, он утверждал, что история - это, с одной стороны, поток событий, а с другой - мыслительный акт исследователя. Диалектикой, по мнению Коллингвуда, тут даже не пахнет, поскольку отношения между обеими сторонами не построены на борьбе противоположностей. Сам процесс исследования предполагает отбрасывание старых концепций и постановку новых.

Коллингвуд, в частности, писал: «...любой источник может быть испорчен: этот автор предубежден, тот - получил ложную информацию, эта надпись неверно прочтена плохим специалистом по эпиграфике, этот черепок смещен из своего временного слоя неопытным археологом, а тот - невинным кроликом. Критически мыслящий историк должен выявить и исправить все подобные искажения. И делает он это, только решая для себя, является ли картина прошлого, создаваемая на основе данного свидетельства, связной и непрерывной картиной, имеющей исторический смысл». И далее: «Свидетельством является все, что историк может использовать в качестве такового... Обогащение исторического знания происходит главным образом путем отыскания способов того, как использовать в качестве свидетельства для исторического доказательства тот или иной воспринимаемый факт, который историки до сего времени считали бесполезным... Каждый новый историк не удовлетворяется тем, что дает новые ответы на старые вопросы: он должен пересматривать и самые вопросы».

Как видим, все обстоит далеко не так просто, как представляется на первый взгляд. Познание окружающего мира неотделимо от познающего субъекта, а в гуманитарных дисциплинах этот тезис приобретает особую весомость. Но как же так, ведь существуют же точные независимые методы для датирования старинных документов и археологических памятников - биофизические, дендрохронологические, изотопные. К сожалению, на поверку оказывается, что все эти точные методы далеко не так точны и к радиоуглеродному датированию это тоже относится в полной мере. ...Отметим, что претензии традиционной исторической науки на исключительность при современном состоянии знаний смешны и несерьезны. Точные даты событий античности в солидных академических трудах не могут вызвать ничего, кроме улыбки. Дай-то Бог просто худо-бедно рассортировать непомерно огромный материал, накопленный историками, и элементарно выяснить, что за чем следовало. По нашему глубокому убеждению, время точных датировок еще не пришло.

В заключение позабавим читателя пространной цитатой. И хотя это чистейшей воды сатира, в каждой шутке, как известно, есть доля шутки. В романе «Остров пингвинов» Анатоль Франс откровенно издевается над сочинителями исторических трактатов:

«Писать историю - дело чрезвычайно трудное. Никогда не знаешь, наверное, как все происходило, и чем больше документов, тем больше затруднений для историка. Когда сохранилось только одно-единственное свидетельство о некоем факте, он устанавливается нами без особых колебаний. Нерешительность возникает лишь при наличии двух или более свидетельств о каком-либо событии, так как они всегда противоречат одно другому и не поддаются согласованию.

Конечно, предпочтение того или иного исторического свидетельства всем остальным покоится нередко на прочной научной основе. Но она никогда не бывает настолько прочна, чтобы противостоять нашим страстям, нашим предрассудкам и нашим интересам или препятствовать проявлениям легкомыслия, свойственного всем серьезным людям. Вот почему мы постоянно изображаем события либо пристрастно, либо слишком вольно...

- Милостивый государь! -сказал я ему. - Прошу вас помочь мне своим просвещенным советом. Я все силы свои полагаю на то, чтобы составить историю, но у меня ничего не выходит! - Он пожал плечами.

- Зачем же, голубчик, так утруждать себя составлением исторического труда, когда можно попросту списывать наиболее известные из имеющихся, как это принято? Ведь если вы выскажете новую точку зрения, какую-нибудь оригинальную мысль, если изобразите людей и обстоятельства в каком-нибудь неожиданном свете, вы приведете читателя в удивление. А читатель не любит удивляться. В истории он ищет только вздора, издавна ему известного. Пытаясь чему-нибудь научить читателя, вы лишь обидите и рассердите его. Не пробуйте его просвещать, он завопит, что вы оскорбляете его верования.

Историки переписывают друг друга. Таким способом они избавляют себя от лишнего труда и от обвинений в самонадеянности. Следуйте их примеру, не будьте оригинальны. Оригинально мыслящий историк вызывает всеобщее недоверие, презрение и отвращение.

- Неужели, сударь, вы думаете, - прибавил мой собеседник, - что я добился бы такого признания и почета, если бы вводил в свои исторические книги какие-нибудь новшества! Ну, что такое новшество? Дерзость - и только!»

Вы не находите, что это до боли напоминает методы работы иных профессиональных историков? В их критических опусах, направленных против авторов альтернативных версий, не содержится ничего, кроме презрения, отвращения и праведного гнева. И в самом деле: лезут жалкие дилетанты со свиным рылом в калашный ряд, влагают нечистые персты в отверстую рану, язвят, хихикают и мешают занятым людям спокойно переписывать друг друга».

Я полагаю, что процитировал отличную статью.

Кто изобрёл иероглифы? А это - статья [5]: «Часто считается, что древние египтяне были первой цивилизацией, использующей иероглифы. Но что, если это не так? Действительно, повседневное сознание прямо ассоциирует иероглифическое письмо с древнеегипетской цивилизацией. Но не все так просто. Если мы говорим о формах письменности, то история знаков и букв бросает вызов идее исключительной принадлежности иероглифов египтянам. Возьмем хотя бы название: перевод слова «иероглиф» с древнегреческого дословно означает «святое начертание», так как речь шла о глиняных табличках, больше характерных для месопотамских государств, а также о надписях в пирамидах и их копий в храмовых комплексах. Сами же египтяне, точнее их потомки в Греко-римскую эпоху, полагали, что иероглифы были подарком бога Осириса, который до этого научил людей земледелию и металлургии.

Проблема состоит в том, что иероглифическая письменность не соотносится с речью, это буквы воспроизводят звуки на определенный носитель, причем носитель тонкий, - отсюда, кстати, требование изобретения сначала пергамента, а потом уже бумаги. Иероглифы излишне символичны и абстрактны, они больше характерны для нашего времени, а не глубокой древности в той интерпретации, какую нам преподносит традиционная академическая история. Вот значки на различных гаджетах, приборных панелях или в программных продуктах, - чем это не иероглифы? Многосложность и неоднозначность, контекстуальность и семантика момента - все эти особенности иероглифического письма требуют дополнительного, внешнего по отношению к жителям Древнего Египта знания». - Автор совершенно прав, я тоже подчёркивал неоднократно в моих статьях и сходство иероглифов с показаниями ряда приборов, и субъективность их использования, поскольку их интерпретация, чем они абстрактнее, тем более многозначна

«Кроме того, не будем забывать, что системы письменности связаны с вербальным языком, а это означает, что когда обнаруживаются новые взгляды на египетские писания, они могут изменить наше понимание языка и его истоков, то есть изменить, по меньшей мере, семантическое пространство языка. То есть изменение вплетенных в повседневность смыслов (символов) окружающего мира. Это означает, что и язык, и иероглифы как письменный конструкт были встроены в систему мифов, описывающих физическую и ментальную (в контексте «исторической памяти») реальность. Хотим мы или и нет, однако нельзя игнорировать мифологию как один из источников исторического знания. Другое дело, это наша способность редуцировать полученные данные до описания некоторых событий, проходивших в прошлом, инструментально ограничена».

Полностью согласен с изложенными администратором сайта положениями.

Рис. 7. Табличка с клинописью из Месопотамии

«Первый вопрос, который необходимо выяснить: египтяне изобрели иероглифы или это было, по меньшей мере, заимствование? Дело в том, что официальная египтология по этой тематике остановилась на дивной научной формулировке: «принято считать». Нет достоверных данных «первичности» их египетского происхождения. Вполне реалистичным представляется утверждение, что египтяне не создали иероглифов из чего-либо, но приспособили некоторые идеи, полученные от древних шумеров хотя бы на том основании, что Месопотамия считается - опять сомнение! - первой городской цивилизацией. Но если иероглифйы создавались из клинописи, то было нужно время на культурный трансфер, лингвистическую и цивилизационную адаптацию. Иными словами, полноценное иероглифическое письмо могло появиться только во времена Среднего Царства. Но тогда старый мудрый вопрос: как без письменности и математики строились пирамиды? Как организовывалось производство? Как проводились инженерные работы? И это, позвольте, без разработанной и недвусмысленной системы письменности? Одно дело зафиксировать товар, провести учет, осуществить продажу или обмен, но совсем другое дело - такие масштабные работы, как в Долине Царей. Хотя и для осуществления указанных экономических операций необходим определенно высокий уровень развития письменной речи.

Рис. 8. Моё чтение более ранней русской письменности на данной табличке

В нескольких моих статьях я показал, что и египетские папирусы, и таблички из Месопотамии, имели повторную надпись на местных языках, тога как более ранние тексты на них были написаны по-русски. Так и в данном случае, на рис. 8, усилив контраст, я приступил к чтению русских надписей.

Так, на первой строке я читаю слова: 30 СТАНА ВОЙСКА МИМА ЯРА СКОЛОТОВ ЛИК СКИФОВ, на второй строке - ХАРАОНА ВОЙСКА ВИМАН ВАРЯГА РЮРИКА 55 ВИМАН, на третьей строке - ЯРА ВАРЯГА ВОЙСКА МАРЫ ЯРА, МИМА МАРЫ, на  четвёртой - ХРАМ СКОЛОТОВ, МАСКА ВОЙСКА МАРЫ.

Кроме того, справа на строках 3 и 4 помещена голова женщины анфас с лёгким поворотом вправо и с поддержкой левой рукой. Выражение лица - печальное, а подпись гласит: МАСКА МАРЫ.

На пятой строке я читаю слова: АРКОНЫ ЯРА ХРАМ И 35 СТАНА 35 АРКОНЫ ЯРА ВОИНОВ, где размер букв последнего слова примерно вдвое больше остальных. На шестой строке я читаю слова: 28 ГОД ЯРА ХАРАОНА И ДО 32 ВОЙСКО ИЗ 57 483 ВОИНОВ. А на седьмой строке я читаю слова: МАРОВЫ ВИМАНЫ С ВОИНАМИ ВОЙСКА МАРЫ СКЛАВЯН МАРЫ. Так я прочитал примерно половину текста и реши на этом остановиться.

На современном русском языке это означает:  ПОРТРЕТ СКИФОВ ИЗ ВОЙСКА ЖРЕЦА ЯРА РЮРИКА ОТ СТАНА ЗАПАДНОГО КАИРА ИЗ 55 ЛЕТАТЕЛЬНЫХ АППАРАТОВ ВОЙСКА ВАРЯГА РЮРИКА, ХАРАОНА, ИЗ ВОЗДУШНО-КОСМИЧЕСКИХ СИЛ ЯРА, ЖРЕЦА МАРЫ. (ИЗГОТОВИТЕЛЬ) - ХРАМ СКОЛОТОВ, ИЗОБРАЖЕНИЕ ИЗ ВОЙСКА ВКС.

ПРАХ ПОГИБШИХ. ХРАМЫ ИЗ ВТОРИЧНЫХ СТОЛИЦ И КРУПНЫХ ГОРОДОВ, И ИЗ ВЕЛИКОГО НОВГОРОДА ВОИНОВ ЯРА. ВОЙСКО С 884 ПО 888 ГОДЫ НАШЕЙ ЭРЫ СОСТОЯЛО ИЗ 57 483 ВОИНОВ. ТАКОВЫ ЛЕТАТЕЛЬНЫЕ АППАРАТЫ ВКС С ВОИНАМИ СЛАВЯН АЗИИ.

Я рад тому, что узнал численность войска Рюрика хотя бы за пятилетие спустя три года после его ухода.