В.А.Чудинов

Так почему же все-таки сами ученые не занимаются правильной, обстоятельной и доказательной дешифровкой письменности своих далеких предков, почему они стараются как можно раньше прекратить разговоры на данную тему? – Конечно, решение этой проблемы достаточно неоднозначно, однако один из факторов виден, что называется, невооруженным глазом. Ведь подобные ситуации истории науки известны. Пожалуй, самая яркая аналогия – это открытие любителем-археологом доном Марселино де Саутуолой живописи ледникового периода на стенах и плафонах пещеры Альтамира в Испании в 1875 году, о чем он в 1880 году издал брошюру. Тем не менее, открытие признано не было, а инженер Эдуард Харле, посетивший пещеру, пришел к выводу, что основная часть росписей была выполнена недавно, «возможно между двумя первыми визитами Саутуолы, от 1875 до 1879 года». Археолог Эмиль Картальяк не принял выводов Саутуолы, поскольку ожидал от него каких-то провокаций, особенно после того, как его коллега Габриэль де Мортилье прислал ему предостережение: «Картальяк, дружище, будь осторожен. Это фокус испанских иезуитов. Они хотят скомпрометировать историков первобытности»⁵⁵. Иными словами, автор открытия был сразу же заподозрен в фальсификации.

Теорию такого странного поведения ученых создал Томас Кун в своей монографии «Структура научных революций», являющейся настольной книгой каждого методолога науки. В главе IV, «Нормальная наука как решение головоломок» Т. Кун замечает: «Возможно, что самая удивительная особенность проблем нормальной науки... состоит в том, что они в очень малой степени ориентированы на крупные открытия, будь то открытие новых фактов или создание новой теории». – И несколько ранее: «При ближайшем рассмотрении этой деятельности в историческом контексте или в современной лаборатории создается впечатление, будто бы природу пытаются втиснуть в парадигму, как в заранее сколоченную и довольно тесную коробку. Цель же нормальной науки ни в коей мере не требует предсказания новых видов явлений: явления, которые не вмещаются в эту коробку, часто, в сущности, вообще упускаются из виду. Ученые в русле нормальной науки не ставят себе цели создания новых теорий, обычно к тому же они нетерпимы к созданию таких теорий другими. Напротив, исследование в нормальной науке направлено на разработку тех явлений и теорий, существование которых парадигма заведомо предполагает»⁵⁶.

Это наблюдение Т.Куна хорошо согласуется с отмеченной выше ситуацией в российской археологии, где видные ученые игнорируют некириллический характер многих славянских надписей, находимых на территории России и относящихся к XI-XV вв., и весьма нетерпимо относятся к энтузиастам, пытающимся создать оригинальные теории дохристианского славянского письма. С другой стороны, они усиленно разрабатывают те направления исследований, где теория предполагает известный наперед результат. Так, завершая критику Н.Э. Энговатова, ученые пишут: «Шумный успех сомнительных «открытий» Н.В. Энговатова свидетельствует не только об огромном интересе к проблеме русского языкознания древнейшей поры письменности, но и об актуальности и неотложности научного издания древних монет»⁵⁷. Как мы уже указывали, издания каталога и описания киевских монет ничуть не способствовало бы подтверждению правоты Н.В. Энговатова, однако могло воздействовать на руководство АН СССР в плане дополнительного финансирования изданий отделения нумизматики. Тем самым Н.В. Энговатов из разряда «исследователей» переводился в разряд «фальсификаторов», на борьбу с которым и требовалось изыскать новые финансовые средства, то есть, укрепить старую парадигму.

А на заседании специальной сессии АН СССР, где Б.А. Рыбаков критиковал Н.А. Константинова, «одновременно были четко сформулированы дальнейшие задачи изучения знаков; их собирание, датировка, раскрытие смысла без увлечения случайными совпадениями начертаний»⁵⁸. И опять: борьба с «фальсификатором» должна была укрепить господствующую парадигму.

Томас Кун пишет далее, что вечно такое состояние науки продолжаться не может, поскольку постепенно накапливаются данные, несогласующиеся с господствующей точкой зрения, то есть с парадигмой. Эти аномалии сначала игнорируются, но постепенно парадигма стремится их включить в свой научный оборот, однако чем сильнее желание дать удовлетворительное объяснение наблюдаемым аномалиям, и чем точнее становится теория, тем больше она начинает искажать действительность. Наступает кризис парадигмы.

Если попытаться применить эти общие положения к славянской эпиграфике, то можно отметить, что аномалиями выступают как раз «нечитаемые» тексты. Не правда ли, странной выглядит ситуация, когда мастер-литейщик из Серенска подписывает свою литейную формочку знаками , которые доктора наук в ХХ веке не в силах прочитать? Тут уж не подходит наивное объяснение Арциховского, что человек что-то механически чертил и тотчас выбросил продукт своего творчества. А если все-таки предположить, что надпись «читаемая», то неминуемо придется признать, что она читается все-таки не по-кирилловски, ибо слово ИХНЛН не только ничего не значит по-русски, но и вообще невозможно ни на одном индоевропейском языке. И именно сочетание четырех согласных звуков кряду наталкивает на мысль, что надпись сделана все-таки слоговым, а не буквенным письмом. А, следовательно, она не кириллическая и тем более не глаголическая. Всякие же попытки спасти кириллическую интерпретацию, например, считая, что надпись сделана тайнописью с заменой букв, может привести лишь к временному успеху: эпиграфист действительно прочтет нечто осмысленное; однако тот же код окажется полностью неприменимым к другому тексту. И чем больше будет искусственных приемов, тем более безнадежной окажется ситуация в целом. Так что, по какому пути ни развивалась бы дальше славянская эпиграфика, рано или поздно она придет к одному концу: к научной революции, в процессе которой возникнет новая парадигма; и стержнем этого нового учения будет признание существования у славян в течение длительного времени весьма своеобразного для Европы последнего тысячелетия слогового письма.

Следовательно, сейчас наука о славянском письме находится в предреволюционной фазе, когда аномалии уже обнаружились и накоплены в достаточном количестве, но их объем еще не превзошел критическую массу, за которой слдует взрыв. А данная монография оказывается зародышем новой парадигмы со всеми вытекающими отсюда приятными и неприятными последствиями, и последствия эти касаются не только языкознания, но и общей теории, как языка, так и письма и культуры.

Литература

1. Нидерле Л. Славянские древности. – М., 1956, с. 410-411

2. Там же, с. 42

3. Попов А.И. Названия народов СССР. Введение в этнонимику. – Л., 1973, с. 33

4. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л., 1990, с. 53

5. Там же, с. 75

6. Колчин Б.А. Новгородские древности. Деревянные изделия, кн. 1. – М., 1968, с. 26

7. Анпилогов Г.Н. Бортные знамена как исторический источник // Советская археология, 1964, № 4, с. 167

8. Рыбина К.А. Археологические очерки истории Новгородской торговли Х-ХIV вв. – М., 1978, с. 142

9. Рыбина К.А. Западноевропейская система знаков собственности // Вспомогательные исторические дисциплины, ХII, с. 282-296

10. Янин В.Л. Актовые печати древней Руси Х-ХV вв. Т. I. Печати Х-начала ХIII в. – М., 1970, с. 38

11. Арциховский А.В. Новгородские грамоты на бересте. Из раскопок 1958-1961 гг. – М., 1963, с. 16

12. Там же, с. 16

13. Там же, с. 48

14. Арциховский А.В. Новгородские грамоты на бересте. Из раскопок 1956-1967 гг. – М., 1963, с. 82

15. Никольская Т.Н. О летописных городах в землях вятичей // Краткие сообщения института археологии, 129, 1972, с. 8

16. Никольская Т.Н. Земля вятичей. К истории населения бассейна верхней и средней Оки в IX-XIII вв. – М., 1981, с. 164

17. Никольская Т.Н. Городище Слободка ХII-XIII вв. К истории древнерусского строительства в земле вятичей. – М., 1987, с. 142

18. Вайнер И.С., Каховский В.Ф., Краснов Ю.А. Береста с надписью из Чебоксар // Советская археология, 1971, № 3, с. 273

19. Алексеев Л.В., Сергеев З.М. Раскопки древнего Ростиславля и разведки в Смоленской земле // Археологические открытия 1970 г. – М., 1971, с. 79

20. Алексеев Л.В. Древний Ростиславль // Краткие сообщения института археологии, 139, 1974, с. 87

21. Тиханова М.А. // Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. Тексты. Перевод. Комментарий. – М., 1977, с. 140

22. Тиханова М.А. Следы рунической письменности в черняховской культуре // Средневековая Русь. – М., 1976, с. 17

23. Тиханова М.А. См.: 23, с. 140

24. Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. Тексты. Перевод. Комментарий. – М., 1977, с. 156

25. Сперанский М.Н. Тайнопись в югославянских и русских памятниках письма. – Л., 1929

26. Истрин В.А. 1100 лет славянской азбуки. – М., 1963, с. 118-119

27. Там же, с. 120

28. Медынцева А., Попконстантинов К. Надписи из Круглой церкви в Преславе. София, 1984, с. 84

29. Там же, с. 84

30. Янин В.Л., Рыбаков Б.А. По поводу так называемых «открытий» Н.В. Энговатова // Советская археология, 1960, № 4, с. 239

31. Там же, с. 240

32. Там же, с. 240

33. Энговатов Н.В. Загадочная надпись // Знание-сила, 1961, № 1, с. 1

34. Энговатов Н.В. Руническая эпиграфика с территории СССР и норманизм // Советская археология, 1964, № 4, с. 214

35. Рыбаков Б.А. Русская эпиграфика Х-ХV вв (состояние, возможности, задачи) // История, фольклор, искусство славянских народов. Пятый международный съезд славистов (София, сентябрь 1968 г.) Доклады советской делегации. М., 1963, с. 34

36. Молчанов А.А. Еще раз о таманском бронзовом «брактеате» // Советская археология, 1982, № 3, с. 223

37. Рыбаков Б.А. Надпись киевского гончара ХI века // Краткие сообщения института мировой культуры, 12, 1946, с. 137

38. Драчук В.С. Системы знаков Северного Причерноморья. Тамгообразные знаки северопонтийской периферии античного мира первых веков нашей эры. – Киев, 1975, с. 38

39. Третьяков П.Н. Восточнославянские племена. – М., 1953; Humbach H. Die sogenannte sarmatische Schrifte // WS, V. 1.3. – Wiesbaden, 1961, S. 225-231

40. Истрин В.А. 1100 лет славянской азбуки. – М., 1963

41. Там же, с. 93

42. Рыбаков Б.А. Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси Х-ХI вв // Советская археология, VI, 1940, с. 227

43. Дондуков-Корсаков А.М., князь. Древний памятник «Волчьего хвоста» в стране Радимичей // Полоцко-Витебская старина, 1916, вып. III, вклейка между с. 45 и 46; Ванкель Г. Эратический валун с финикийской надписью, найденной близ Счмоленска в России // Там же, с. 47-54

44. Leciejewski Jan, dr. Runy i runiczne pomniki słowiańskie. – Lwów-Warszawa, 1906, с. 199

45. Рыбаков Б.А. Знаки собственности... , с. 227

46. Бурачков П. О памятниках с руническими надписями, находимыми на юге России // ЗООИД, т. IX, 1875, с. 191

47. Мещанинов И.И. Загадочные знаки Причерноморья // Известия государственной академии материальной культуры. – Л., 1933, с. 3

48. Карамзин Н.М. История государства Российского. М., 1993, т. I, с. 92

49. Ягич И.В. Вопрос о рунах у славян // Энциклопедия славянской филологии, вып. 3. Графика у славян. – СПб, 1911, с. 25

50. Срезневский И.И. Древние глаголические памятники сравнительно с памятниками кириллицы. – СПб, 1866, с. VI

51. Высоцкий С.А. Средневековые надписи Софии Киевской. – Киев, 1976, с. 225

52. Жуковская Л.П. Поддельная докириллическая рукопись (к вопросу о методе определения подделок). Письмо в редакцию // Вопросы языкознания, 1960, № 2, с. 142

53. Жизневский А.К. Описание Тверского музея. Археологический отдел. С примечаниями графа А.С. Уварова. М., 1888, с. 211

54. Гриневич Г.С. Сколько тысячелетий славянской письменности (о результатах дешифровки праславянских рун) // Русская мысль (Реутов), 1991, с. 3-28

55. Фролов Б.А. Открытие и признание наскальных изображений ледниковой эпохи. История одного коллективного открытия // Научное открытие и его восприятие. – М., 1971, с. 202

56. Кун Т. Структура научных революций. – М., 1975, с. 57 и 43

57. Янин В.Л., Рыбаков Б.А.. По поводу так называемых «открытий» Н.В. Энговатова... , с. 240

58. Драчук В.С. Система знаков Северного Причерноморья..., с. 38