В.А.Чудинов

В шестой главе, «Знаки солнечного света», речь идет о более древней славянской письменности. Здесь интерпретируются треугольники из 6 точек на пряслицах культуры штрихованной керамики как схематическое изображение числа 108 [6, с. 65], хотя до этого нигде не идет речь об изображении в этой культуре цифр, так что данные построения автора кажутся совершенно немотивированными. Затем следует большой исторический очерк о культуре штрихованной керамики и о взгляде на нее различных ученых. Это потребовалось М.Л. Серякову для того, чтобы уверить читателя, что на пряслице с Лабенщины (нынешняя Белоруссия), изображены буквы И, И, Ч, на других пряслицах оттуда же - буквы Ш и Щ, на пряслицах из села Збаровичи - тоже И, И, Ч, а на пряслице из с. Малышка - буква А [6, с. 65].

Рис. 14. Чтение М.Л. Серяковым кирилловских букв на пряслицах

Нам такое появление греческих или кирилловских букв в античности у предполагаемого праславянского населения кажется фантастикой. Хотя с другой стороны, мы вполне согласны со мнением М.Л. Серякова о том, что знаки на пряслицах представляют собой письменные тексты. Однако слова типа ИИЧ, ИЧИ, ЧИИ или А звучат странно; к тому же не пряслицах есть ряд знако, которые Серяков не читает; их особенно много на пряслице из Малышки.

На наш взгляд, надписи на пряслицах выполнены славянским слоговым письмом и имеют совсем иное чтение Вначале прочтем надписи на пряслицах из села Лабенщина. Оба пряслица обломаны в разных местах, что дает возможность восполнить одни утраченные знаки за счет других, рис. 15-1. На первом пряслице есть лигатура слоговых знаков СЬ и ЛЕ (принятая М.Л. Серяковым за Ч), но отсутствует последний слоговой знак НЪ. На втором пряслице есть знак ПЪ, но отсутствуют знаки РА и СЬ, зато есть ЛЕ и НЪ. Так что надпись читается просто: ПЪРАСЬЛЕНЪ. Настоящая славянская надпись. Аналогичной является надпись и на пряслице из с. Збаровичи, рис. 15-2. Как видим, здесь написано ПЪРЯСЬЛЕНЪ, однако пряслице обломано, и последний слоговой знак не виден. Лигатуру образуют слоговые знаки СЬ и ЛЕ.

Рис. 15. Наше чтение надписи на пряслице из сел Лабенщина, Збаровичи и Малышка

Полнее надпись на пряслице из села Малышки, однако для ее чтения ее необходимо перевернуть вверх ногами, и прочитать вначале знаки повыше, а затем пониже. Тогда можно увидеть текст, рис. 15-3, который читается ПЪРЯСЬЛЕНЪ НА ДВОИМА, то есть ПРЯСЛИЦЕ НА ДВОИХ (в двойственном падеже). Разумеется, тоже славянский памятник. При этом никаких отдельных букв типа И,И,Ч или А мы здесь не усматриваем.

Вместе с тем, можно согласиться с заключительными предложениями этой главы: «Знаки на пряслицах являются прямым доказательством как древней славянской письменности, так и принадлежности культуры штрихованной керамики славянам, что подтверждается и другими данными. Можно предположить, что племена этой культуры являются прямыми предками кривичей, дреговичей и, возможно, радимичей и вятичей» [6, с. 83].

Весьма любопытной является седьмая глава, о чем говорит ее название, «Письменностей было слишком много». Первой исследуется так называемая Алекановская надпись. О которой данный исследователь отзывается так: «Все ученые единодушно согласились со славянской принадлежностью надписей и в науку они вошли под не совсем удачным название «алекановские руны». Особенная важность их состоит в том, что они являются тем редким вещественным доказательством существования на Руси своей особой письменности, подлинность которых не ставится под сомнение ни одним специалистом. Это - абсолютно бесспорное свидетельство» [6, с. 85]. Мы полностью согласны в этом с М.Л. Серяковым.

К сожалению, однако, покритиковав чтение Яна Лецеевского этой надписи [27], М.Л. Серяков писшет: «Других попыток [чтения этого текста] не предпринималось, и обнаруженная В.А. Городцовым надпись так и осталась нерасшифрованной» [6, с. 86]. Это положение неврно, ибо надпись читал Г.С. Гриневич в 1991 году, дав текст НАДО БЕ ЗАКРЫТЬ, ВЪ ЧЕЛО ВЪСАДИВЪ [3, с. 11, рис. 4-1], и надо сказать, это - наиболее удачное чтение Гриневича.

Рис. 16. Чтение Г.С. Гриневичем надписи на горшке из Алеканова

Мы смогли лишь уточнить значение некоторых знаков, получив чтение ЗАСТУПИ СЪ КРЫШИ, В ПЪКЛО ВЪСАДИВЪ, что, разумеется, является вариантом чтения Гриневича. Так что М.Л. Серяков опять поскальзывается на плохом знании истории дешифровок славянского слогового письма.

Рассматривается им и надпись Д.Я. Самоквасова на ребре барана и ее чтение Н.В. Энговатовым как А ЕМУ ЯТИ ТУУРА. ЯГЪРБУНЪ в смысле А ЕМУ ВЗЯТЬ ДВУХ ТУРОВ. «Все это объяснялось Н.В. Энговатовым как письменное оформление посмертного жертвоприношения, сопровождавшееся подписью дарителя. Не говоря уже об отсутствии подобного имени в Древней Руси, крайне низкая вероятность создания надписи в ту эпоху и более чем спорный вопрос перевода делает его весьма сомнительным. Не удивительно, что попытка Энговатова не нашла поддержки в научных кругах и вскоре была забыта» [6, с. 86]. Хотя мы вынуждены на этот разсогласиться с общей оценкой М.Л. Серяковым попытки Н.В. Энговатова, однако заметим, что обе надписи сам М.Л. Серяков не пытался дешифровать, равно как и надписи, найденные Ф.Н. Глинкой на четырех камнях, или надпись на литейной формочке из Камно, о чем он не только упоминает, но и приводит изображения [6, с. 86-87]. Тем самым, он смог признать памятниками славянской письменности только небольшую часть подлинно славянского материала, а именно ту, которая им читалась на основе письма брахми. Правда, все перечисленные им надписи весьма сложны с эпиграфической точки зрения, ибо имеют весьма своеобразные начертания и изобилуют лигатурами. Разумеется, нами они прочитаны, но, чтобы не перегружать данный обзор второстепенным материалом, мы их не приводим. Приведем лишь наше чтение «берестяной грамоты с непонятными (на взгляд М.Л. Серякова) знаками» [6, с. 87], где, напротив, на наш взгляд, все выписано достаточно ясно, рис. 17 [28, с. 107].

Рис. 17. Наше чтение надписи на берестяной грамоте из Старой Русы

К сожалению, к числу славянских памятников у М.Л. Серякова попал и весьма странный футарк XI в. из Новгорода, начертанный на обломке ребра коровы и относящийся к рунической тайнописи - на нем крайне мало славянских слоговых знаков и весьма своеобразны лигатуры. Не похожи на славянские и знаки Ольшанского городища [6, с. 88-89]. Из этого тоже следует, что М.Л. Серяков плохо знаком с графикой славянских слоговых знаков.

Однако вполне злободневным можно считать заключение в конце главы, где этот исследователь, сетуя на пренебрежительное отношение к собиранию недешифрованных надписей, в частности, замечает: «Даже уже найденные надписи фактически выпали из научного оборота и рассматривались как случайный и необъяснимый курьез. А отсутствие возможности для сравнения однотипных надписей делает практически невозможной их расшифровку. А это, в свою очередь, обрекает вновь находимые надписи на определение их как «загадочных и не поддающихся расшифровке знаков» и автоматическое забвение. Круг замкнулся. Даже относительно немногочисленным надписям, найденным благодаря археологическим раскопкам, не придается должного значения и они не систематизируются, что самым существенным образом препятствует их расшифровке, без чего на них так и не будут обращать должного внимания. Существуй у нас правильный учет найденных нерасшифрованных надписей, то, скорее всго, число памятников оригинальной русской докирилловской письменности (или письменностей) даже в этой книге было бы большим» [6, с. 90]. Согласившись с этой констатацией печального положения вещей в отечественной эпиграфике, отметим, что на самом деле число опубликованных надписей оценивается не полутора десятками, как это видится М.Л. Серякову, а несколькими тысячами, и даже нам удалось отыскать не менее тысчи. Поэтому, разделяя призыв М.Л. Серякова в принципе, мы отдаем себе отчет в сложности создания соответствующего корпуса надписей.

Восьмая глава представляет собой исследование памятников неславянской письменности на территории древней Руси. Хотя это проблема является некоторым отходом от магистральной темы, тем не менее и она важна для истории культуры Руси.