В.А.Чудинов

Прежде всего рассматривается керамика из Лепесовки, где исследователь принимает точку зрения М.А. Тихановой о готской принадлежности обломков керамики. «Бесспорно, что германцы, и в первую очередь готы являлись одним из основных компонентов данной культуры», - полагает он [6, с. 92]. А между тем, Тиханова, высказав предположение о готской принадлежности знаков, надпись прочитать по-германски не смогла. Нам это вполне ясно, ибо данные надписи являются не готскими, а славянскими, как мы показали в одной из наших работ [29, с. 121], рис. 18.

Рис. 18. Наше чтение надписей на керамике из Лепесовки

Этим «руническим» надписям М.Л. Серяков противопоставляет надпись на пряслице из Лепесовке, в которой М.А. Тиханова готских рун не видит. Однако, на наш взгляд, это те же славянские слоговые знаки, так что никакой «полиэтничности»Лепесовки, о которой упоминает М.Л. Серяков [6, с. 93] отсюда вывести нельзя.

Рис. 19. Наше чтение надписи на пряслице из Лепесовки

Как видим, первые образцы «неславянской» письменности на деле оказались той же самой славянской, которую М.Л. Серяков пока узнает с трудом. Затем приводятся образцы рунических надписей, надписей из Масковичей, чья руническая принадлежность спорна (но это и не славянские слоговые знаки!) и греческой надписи.

Девятая глава задает «Задачу для будущих исследователей», т.е. поручает им исследовать более древние типы письма, и в первую очередь рассматривает примеры надписей трипольской культуры. Приводится цитата из первого исследователя этой культуры, В.В. Хвойко и образец надписи на маленьком сосудике, причем именно с теми ошибками, как у В.В. Хвойко, т.е. в зеркальном отражении. К сожалению, М.Л.Серякову неизвестно, что эту и еще несколько трипольских надписей пытался прочитать Н.З.Суслопаров [30-31], хотя и не слишком успешно. На самом деле надпись на трипольском сосудике праславянская, рис. 20.

Рис. 20. Наше чтение надписи на сосудике из Триполья

Других трипольских надписей М.Л. Серяков не рассматривал. А среди надписей срубной культуры, упомянутых М.Л. Серяковым, тоже есть праславянские, например, на баночном сосуде из села Переездного, рис. 21.

Рис. 21. Наше чтение надписи на сосуде из с. Переездного

Что же касается хазарских и крымских надписей, то они, на наш взгляд, к славянской культуре отношения не имеют.

В заключении эпиграфист приводит основные выводы из своего исследования. «Приведенные в этой книге многочисленные факты окончательно развеивают существующий уже третье столетье миф об отсутствии письменности в языческой Руси. Благодаря им еще одним белым пятном в русской истории стало меньше. Восточные славяне еще до принятия христианства имели собственную письменность, которая хоть и уступала кириллице в точности, но вовсе не была такой примитивной, как это предполагали некоторые ученые» [6, с. 103]. С этим в определенной степени можно согласиться. В определенной степени - поскольку «белое пятно» исследованиями М.Л. Серякова лишь несколько сузилось, но не исчезло. Ведь этот эпиграфист не показал нам картину эволюции этой письменности ни в пространстве (по территории славянских государств), ни во времени, ни в области графики, ни в области орфографии.

«Неопровержимые факты свидетельствуют, что в дохристианский период на Руси существовало несколько видов письменностей. Одна из них, названная мной исконной или княжеской, в силу имеющихся данных была изучена наиболее подробно, и, в конечном итоге, расшифрована» [6, с. 103]. К этому положению у нас отношение различное. Действительно, на Руси, как и в любой современной стране, есть разные системы письма; но есть письмо собственное, национальное, а есть письмо чужих народов. То же самое и в средние века: помимо славянского слогового письма на Руси существовало употребление письма хазарского, тюркского, рунического, греческого и латинского, даже арабского; но это была дань уважения другим народам. Что же касается письма исконного или «княжеского», тот в этом пункте мы решительно расходимся с М.Л. Серяковым: по нашим исследованиям, как раз в княжеской среде слоговые знаки были заменены кириллицей в первую очередь (еще в XI в.), тогда как у простого народа это письмо задержалось до XV в. То, что кажется М.Л. Серякову наиболее точной расшифровкой, на наш взгляд является лишь первоначальным зондированием письма, где в общем-то даже неясно, к какой системе оно принадлежит (сам М.Л. Серяков называет письмо брахми то слоговым, то буквенным, то полагает, что это - вопрос совершенно непринципиальный). Тем более неизвестен репертуар знаков и их точное значение. Да большего и потребовать нельзя от эпиграфиста, прочитавшего порядка десятка надписей. Так что утверждение о том, что М.Л. Серяков расшифровал данную письменность, пока, как видно из нашего анализа, не подтверждается: напротив, на каждом шагу его чтений мы сталкивались с натяжками и подменами.

«Эта письменность использовалась славянами очень долго: как минимум, с VIII в. поXIV в.» [6, с. 103]. С нашей точки зрения, то, что М.Л. Серякову кажется долгим сроком, на самом деле является только небольшим эпизодом, ибо по нашим данным, эта письменность существовала и в культуре Винча, и в трипольской культуре, и в культуре штрихованной керамике, и в черняховской культуре, и, разумеется, в ранней славянской культуре. Что же касается последнего периода ее бытования, то отдельные надписи встречаются даже в ХХ веке [32, с. 122-123].

«Предложенная здесь расшифровка исконной русской письменности открывает огромные перспективы в деле изучения русской истории. Неожиданно перед нашими изумленными взорами предстает целый пласт русской культуры, который, может быть, даст нам возможность заглянуть в недоступные сейчас политические, религиозные и социальные аспекты жизни восточных славян» [6, с. 103]. Это высказывание, весьма доброе и обнадеживающее, мы понимаем в том смысле, что к реконструкции пласта древней культуры ведет правильное прочтение древних надписей, чего о дешифровках самого М.Л. Серякова сказать нельзя.

Работа заканчивается призывом издать «единый Корпус нерасшифрованных надписей Земли» [6, с. 104], пожеланием приятным, но совершенно невыполнимым.

Оценка вклада М.Л. Серякова в дешифровку слогового письма. Хотя этот исследователь в несколько меньших масштабах демонстрирует практически все те направления, в которых работал Г.С. Гриневич (кроме чтения надписей заведомо неславянских), то есть читает и германские руны (надпись на брактеате из Упсалы), и хазарские руны (надпись на кирпичах Цимлянского городища), но мы судим о нем как о дешифровщике славянских слоговых знаков по его чтению монограмм и славянских слоговых надписей. К большому сожалению, монограммы типа «княжеских знаков» не содержали инициальных аббревиатур, а те слова, которые вычитывал этот исследователь на славянских памятниках, весьма сильно отличались от принятых традиций (например, вместо слова СЕРЕБРО он читал КЕСАРЬ, вместо ПУЛ ТВЕРСКИЙ - МОНЕТА БОГОСОХРАНЯЕМОГО. На русских монетах таких надписей никогда не было. Столь же удивительны его чтения и других памятников.

Вместе с тем, нельзя сказать, что эти чтения были целиком бесплодны. М.Л. Серяков, подобно Г.С. Гриневичу, показал, что ряд систем письма все еще достаточно близок к традиционной славянской, так что их применение способно давать какие-то осмысленные результаты. Кроме того, этот исследователь тоже отбирал памятники славянского письма, отмечал их особенности, демонстрировал определенную технику применения к их чтению восточного силлабария типа брахми, разыскивал определенные пласты неизвестных видов письменности, критиковал коллег-эпиграфистов, выстраивал определенную концепцию развития славянской письменности, то есть занимался полноценной грамматологической деятельностью. Это дает возможность сравнивать его подход с подходами других исследователей даже в рамках чисто слогового направления дешифровок.