В.А.Чудинов

Мои первые эпиграфические шаги и знакомство с Рыжковым и Гриневичем

В.А. Чудинов

Выделение тех или иных периодов собственной работы - вещь весьма условная и зависит от критерия периодизации. Тем не менее, такая периодизация несет весьма положительную функцию, поскольку показывает не только рост мастерства эпиграфиста (в данном случае меня), но и повышение надежности его чтения, что должно способствовать у читателя выработки убеждения, что эпиграфисту можно (или нельзя) доверять. Ведь если читатель почувствует, что эпиграфист в каких-то случаях не справляется с поставленными им же перед собой задачами, он вполне может усомниться и во всей многоходовой конструкции дешифровки. И как бы изощренно ни поступал эпиграфист, если он не вышел на определенный уровень профессионализма, признать достоверность его дешифровок вряд ли возможно. Развиваемый нами новый (по сравнению с предшественниками) подход к чтению и пониманию славянского слогового письма должен был получить свое документальное подтверждение, чтобы, опираясь на начальные, пусть небольшие публикации, можно было бы не только манифестировать новые принципы дешифровки, но и продемонстрировать первые достижения. Конечно, можно было производить все новые и новые дешифровки с тем, чтобы потом продемонстрировать все полученные результаты сразу, однако данный путь представлялся малопродуктивным, поскольку исключал процесс обсуждения всех промежуточных этапов. Поэтому нами при опубликовании наших материалов в каждом новом печатном органе было решено представить вначале ряд обзорных работ, а затем приступить к обнародованию и весьма специализированных материалов. Прежде всего, нам хотелось обратить внимание на само существование слогового письма, имеющего весьма древние традиции, а также на попытки его дешифровки. Частные проблемы, представляющие интерес для специалистов, в первые периоды не освещались.

Первое знакомство с проблемой. Хотя интерес к дешифровкам у меня был со студенческой скамьи (и одна из первых и самых любимых книг по ней было исследование Керама) (Керам 1963), все же впервые меня приобщил конкретно к дешифровке руницы Леонид Николаевич Рыжков, с которым я познакомился в самом конце 1992 года. Он же мне подарил и журнал "Русская мысль" за 1991 год, где была опубликована статья Г.С. Гриневича (Гриневич 1991), и при этом сообщил, что являлся научным редактором этой статьи, и что, в частности, именно он настоял на включение в статью материала по эпиграфическому анализу полученных знаков. Помимо статьи Г.С. Гриневича здесь же была опубликована и собственная статья Л.Н. Рыжкова (Рыжков 1991), где он, цитируя М.В. Ломоносова ("что словенский народ был в нынешних российских пределах еще п р е ж д е р о ж д е с т в а Х р и с т о в а, то неоспоримо доказать можно"), критикует взгляды Д.С. Лихачева ("в первом веке н.э. восточных славян еще не существовало - они не оформились в единый народ"). Всей душой присоединяясь к Ломоносову и Рыжкову, я все же понимал, что Д.С. Лихачев прав в одном - пока нет документов, его опровергающих. И такими документами могли бы стать только письменные источники. Но самые ранние кирилловские надписи датируются лишь Х веком. Вот если бы письмо "черт и резов", описанное в статье Г.С. Гриневича, существовало бы до Х века... Однако по поводу славян такого вывода не было и у Гриневича.

В статье Л.Н. Рыжкова, в частности, говорилось: «... Слог Aen в латинском написании Энея - Aenea правильно читается как Ven (Вен), и мы получим для Энея прочтение "Веней", для энейцев - Венеды (Aenaedae), а для поэмы Вергилия "Энеида" - "Венеида". Аналогично слово "храм" прозвучит как "ведес" (aedes), "воздух" будет "веер" (aer), а знаменитый латинский "эфир" (aether) окажется "ветер"... Так неужели действительно мы и дальше будем верить в то, что нечего нам, якобы, искать своих культурных корней ранее 988 года?...» (Рыжков 1991, с. 43-44). Эти же мысли были опубликованы им позже и в книге (Рыжков 2002). Естественно, встреча с горячим энтузиастом русской древности меня очень воодушевила.

Знакомство с личностью Г.С. Гриневича. Статья Геннадия Станиславовича Гриневича, о которой много рассказывал Л.Н. Рыжков, но которая пока до меня не дошла, заочно меня порадовала, хотя заниматься собственными дешифровками я тогда не предполагал. Однако Рыжков пригласил меня на встречу с Геннадием Станиславовичем в Академии нового мышления на Пятницкой улице города Москвы, дом 7, вход со двора; я согласился. Выступление состоялось в понедельник 25 января 1993 года вечером; в небольшой комнатке собралось где-то полтора десятка человек, и первое выступление по поводу древнеарабской письменности, прочтение которой наталкивает на славянские аналогии, должен был сделать Валерий Данилович Осипов. Однако он не явился, и примерно через час после вручения дипломов Академии нового мышления очередным избранникам, ведущий заседание Л.Н. Рыжков предоставил слово Г.С. Гриневичу. Тот стушевался, и за него какое-то время громким, даже зычным голосом рассказывал Рыжков - что ключ в виде силлабария "праславянской письменности" оказался подходящим ко всем замкам европейских и даже древнеиндийской системы письма. Рыжков также вспомнил интересное положение немецкого историка культуры Нейгебауэра о том, что когда культура какой-то страны начинает клониться к закату, она переходит со слогового письма на буквенное. Кочевник, разрушая чужую культуру, в том числе и языковую, заполнял ее своими гортанными звуками, каждый из которых затем и фиксировался. Но для немецких ученых этот закон Нейгебауэра оказался неприемлемым. А протославянские надписи на немецкой территории они не читают. Вспомнил он и о том, что полковник Осипов обнаружил протогреческое письмо в районе Ливана и Южного Йемена, которое при ближайшем рассмотрении выглядело так же, как и праславянские руны. Он также обнаружил ряд следов русских слов в древнеарабском языке, причем многие из них современными арабами не понимаются. Далее Рыжков представил слушателям и меня как специалиста по русскому корнеслову. Что же касается открытий Г.С. Гриневича, то знаки, которые остались как "черты и резы" или "календарные знаки" по Б.А. Рыбакову, западные ученые считают обычными германскими рунами, не видя в русских надписях никаких от них отличий и никаких загадок. Так что же сделал Гриневич? Всего два вывода: 1) это письмо слоговое, тогда как на Западе руны были буквенными, и 2) все остальные праписьмена тоже были слоговыми. Слоговые азбуки или силлабарии, обычно в 5-7 раз длиннее буквенных, так что когда немцы видят славянские надписи, они объясняют их нечитаемость иначе: пришли славяне-дикари, попытались скопировать германские руны, но каждый по-своему, вот и написано бог весть что. Естественно, что слоговая система очень богата, от нее остались леду в языке, и не только в русском: если как следует поскрести латынь и древнегреческий, то за этими этикетками мы обнаружим праславянский фундамент. Так что исследованием праславянского субстрата следует заниматься в первую очередь.

Но затем выступил и сам Гриневич, который полагал, что ничего особенного он не сделал, он занимался обычным трудом дешифровщика, поэтому все, сказанное Л.Н. Рыжковым, ему показалось не просто приятным, но и несколько громким. Он добавил, что в эпиграфику он втянулся довольно случайно - будучи геологом, он изучал литературу и по смежным дисциплинам. Поэтому, изучая геологию Рязанской области, он заинтересовался археологическими раскопками и прочитал статью В.А. Городцова о находках сосуда со знаками в селе Алеканово (Городцов 1897). Статья его заинтересовала, он стал собирать материал по аналогичным текстам и, в конце концов, смог прочитать, в том числе, и надпись на сосуде из Алеканово. Из его рассказа следовало, что читать надписи очень несложно, следует лишь овладеть правильной методикой, которая у него, судя по его уверенности, была. Он говорил о том, что существует масса методик, позволяющих отличать слоговое письмо от алфавитного; лично для него таким наиболее ярким индикатором стал диакритический значок в виде штриха справа от слогового знака, который в Индии называется "вирам" или "стоп-сигнал", означающий, что гласную букву за согласным читать не нужно. Например, "КА_'" означает, что нужно читать "К". Оказывается, подобный значок существовал и в славянских текстах. Затем, после установления слогового характера письма, возникла необходимость огласовывать согласные, значение же согласных было в ряде случаев совпадающим с кириллицей. Поскольку славянское письмо оказалось слоговым, его истоки следовало искать на востоке Европы, но не на Кипре, как это сделал Н.А. Константинов, а на Крите. В массе письмен эгейской группы обнаружилось огромное сходство массы знаков, так что, либо славянским знакам были присвоены соответствующие критские значений, либо наоборот. А поскольку чешский лингвист Б. Грозный обнаружил связь между критским и протоиндийским письмом XXV века до н.э., то Г.С. Гриневич применил славянские чтения и к этому письму. Но как проверить правильность полученных чтений? Во-первых, по словарям, во-вторых, по совпадению текста с характером предмета, на котором этот текст написан. Так должны получаться старославянские или еще более древние слова, и они должны каким-то образом соответствовать предмету, на который они наносились. Поэтому если сценка, изображенная на амулете, подтверждает дешифровку, можно полагать, что дешифровка произведена верно. Самой ценной надписью докладчик считает текст на табличке из Тэртерии РОБЕ ЯТЬ ВЫ ВИНЫ Ш??. Д'АРЖИ ОБЪ, то есть ДЕТИ ВОЗЬМУТ ВАШИ ВИНЫ, ДЕРЖИТЕСЬ ОКОЛО НИХ. Этой глубокомысленной надписи - 7 тысяч лет.

Затем последовали ответы на вопросы и комментарий Л.Н. Рыжкова по отдельным фрагментам дешифровок Г.С. Гриневича. (Теперь я понимаю, что как выступление Л.Н. Рыжкова, так и его комментарии были не слишком точны). Меня больше всего интересовал массив данных, которым располагал этот исследователь и длина каждой надписи, и, естественно, я задал вопросы. Гриневич пояснил, что в его распоряжении находится около полутора сотен тестов, их длина средняя, от 2-3 до примерно 7 слов или от 7-8 до 30 знаков (позже среди восточнославянских я у него длинных текстов не нашел). Но о том, по текстам какого этноса он измерял длину, Гриневич не сказал, а я считал, что по славянским. Получалось, что прочитать 2-3 слова на опубликованных археологами различных надписях не составит ни малейшего труда. Вообще говоря, данное заседание больше походило на торжественное, чем на информационное: отмечался сам факт успешной дешифровки славянской письменности, а также двух критских, протоиндийской, и еще нескольких, включая этрусскую. При этом никаких критических замечаний в адрес исследователя высказано не было, и я подозреваю причину этого в отсутствии надлежащего уровня подготовки у собравшихся. Наибольшую трудность, по словам дешифровщика, для него представлял сбор материала, который он по крупицам набирал долгие годы; сама же дешифровка оказалась делом будничным и не очень сложным.

На том же заседании было предложено организовать Центр древней славянской письменности под руководством Г.С. Гриневича; это предложение было принято, а Л.Р. Рыжков заверил, что через Академию нового мышления зарегистрировать новую организацию не составит труда. Правда, желательно бы было сделать отзыв на статью Г.С. Гриневича, хотя это дело чисто формальное. Впрочем, на заседании вопрос о назначении конкретного автора отзыва не возник, а через несколько дней, учитывая мой интерес к данной проблематике, Л.Н. Рыжков попросил сделать подобную рецензию меня. А когда я сказал, что очень сожалению об отсутствии в статье Г.С. Гриневича списка литературы, Л.Н. Рыжков, правда, спустя несколько месяцев, принес его рукописный вариант, который не попал в статью из-за того, что она и так по журнальным меркам была слишком большой, и на список библиографии места не хватило. Так что я вроде бы мог рассчитывать на любую помощь со стороны Леонида Николаевича. К сожалению, решение о создании Центра славянской письменности при Академии нового мышления так никогда и не было осуществлено, а через несколько лет в этом помещении состоялся пожар, в котором сгорели не только компьютеры, но и данные внутри них. И Академия перестала существовать.