В.А.Чудинов

Рисунок в рукописи "Арапа Петра Великого". Об этом рисунке (ПД 836, л. 22 об.) (ДЕН, с. 51) С.А. Фомичев отзывается так: «Надо заметить, что, воссоздавая нередко в автопортретах (особенно ранних) романтический облик вдохновенного  поэта, Пушкин чем дальше, тем менее церемонится в воспроизведении собственных черт. Так возникает в черновике "Арапа Петра Великого" "арапская рожа" Ганнибала (ср. в письме Пушкина брату в 1825 году: "Присоветуй Рылееву в новой его поэме поместить в свите Петра I нашего дедушку. Его арапская рожа произведет странное действие на всю картину Полтавской битвы. - XIII, 143), вбирающая, несомненно, собственно пушкинские черты и похожая на "лошадиный" его автопортрет» (ДЕН, с. 52). Так что портрет "арапа" Фомичев считает разновидностью пушкинского автопортрета.

Рис. 1 (215). Изображения в рукописи "Арапа Петра Великого" и мое чтение надписейНа упомянутом рисунке мы видим два профиля. Волосы верхнего могут быть прочитаны как слова СЕ ЛЕВЪ ПУШКИНЪ. Вероятно, речь идет о младшем брате поэта. Линия лица может быть при повороте направо на 90⁰ разбита на отдельные знаки, образующие слово ГИГАНТЪ. Вероятно, речь идет о том, что по сравнению с ним Александр чувствовал себя очень маленьким по росту. Так что перед нами - портрет-характеристика, хотя и весьма краткий: ЭТО - ЛЕВ ПУШКИН, ГИГАНТ, всего 4 слова.

На втором, нижнем рисунке, шапка вьющихся волос образует слово ЕФИОП, то есть ЭФИОП. Линии на лбу можно понять как лигатуру, разбиваемую на знаки слова РУНЫ, а линии глаза - на знаки слова ТЪВОИ. Линия носа и верхней губы (а также обе губы с поворотом направо на 90⁰) может быть прочитана как слово СЛАВЯНАМЪ, а них лица с тем же поворотом - как слово ГЪРАМОТА. Но текст данного портрета-характеристики, тоже краткого, ЭФИОП - ЗАПИСИ ТВОИ СЛАВЯНАМ ГРАМОТА, всего 5 слов, крайне важны для темы нашего исследования. Вероятно, Ганнибал в России смог изучить славянскую руницу и оставил на ней ряд текстов, которые и были первыми источниками сведений для Саши (а, возможно, и для Левы) по этой славянской грамоте. Так что мальчишка Макарка лишь дал повод для улучшения их начертаний в славянском стиле (чего, видимо, не хватало дедушке Ганнибалу), а девочка Юля Озеркова оказалась благодарной читательницей, для которой их хотелось писать. Ну, а позже появились и другие источники заимствований. Возможно, однако, что Лева Пушкин был гигантом и по части виртуозного владения руницей, и Александр изобразил их в знак преклонения перед их мастерством в освоении этого славянского духовного наследия.

Автопортрет из "Странника". Автопортрету Пушкина из черновой рукописи стихотворения "Странник" (ПД 982) (ДЕН, с. 52) у С.А. Фомичева посвящено лишь беглое замечание: «Столь же  непрезентабелен профиль юродивого (с чертами автопортретного сходства) в черновике стихотворения "Странник" (1835) (ПД 982)» (ДЕН, с. 52). Почему пушкиновед предположил, что изображен именно юродивый, сказать трудно, равно как и то, что перед нами именно автопортрет поэта. Скорее всего, как и в предыдущем случае, перед нами кто-то из его родственников.

Рис. 2 (216). Автопортрет из "Странника" и мое чтение надписейПрежде всего, между кистью руки и изображенным на рисунке лицом заметна надпись РУ, то есть РУНА. Это говорит о том, что на изображенном профиле надписей особенно много, в справедливости чего легко убедиться. Как всегда, на лбу можно прочитать надпись СЕ ЛИКЪ, то есть ЭТО ПОРТРЕТ. А далее мелкие буквы разбросаны по всей макушке; если их собрать, можно прочитать слова СЕ ПОРУЧИК НИКОЛАЙ ПУШКИН. Таким образом, речь идет вовсе не о поэте и не о его автопортрете, но о родственнике поэта, который, конечно же, имеет определенные черты сходства. Более жирные линии внизу волос передают слово ЯРОСЛАВСКИЙ, что, видимо, означает губернию, в которой проживал поручик. Чуть ниже на врезке я поместил изображение нижней части бакенбарды, повернутое на 180⁰; там можно прочитать слова ЕГО ХАРЯ, что означает наиболее шаржированное изображение. Полагаю, что такое получилось не по умыслу Пушкина, а потому, что какие-то детали лица портретируемого сохранились в памяти А.С. Пушкина не вполне отчетливо.

Интересно, что для чтения линии лица поворот на 90⁰ в данном случае осуществляется не вправо, а влево. Тогда лицо дает слова ЗЕМЛЯ ЕГО, а шея - КОРМИТ. Это означает, что поручик Николай живет за счет помещичьего хозяйства, а не за счет службы. Наиболее трудными для чтения являются знаки вдоль нижней части воротника, как на груди, где они разбросаны, так и у спины, где, напротив, собраны в лигатуру. Тем не менее, они читаются как слова УКЪРЪТЯТЪ И ЖЕНЯТ, то есть УКРОТЯТ И ЖЕНЯТ. Это уже относится к характеру Николая, видимо, достаточно буйного; родственники его укротят и женят.

Весьма интересен рисунок руки. По сути дела, тут два рисунка: на переднем плане изображен кулак с указующим перстом, а на втором, - вытянутая вперед ладонь; воспринимать только как распростертую ладонь данный фрагмент нельзя, ибо тогда на нем было бы 6 пальцев. Итак, указующий палец имеет тот же смысл, что и слово РУНА: смотрите и читайте! Но на кончиках пальцев жирная линия выделяет знаки; повернув изображение на 90⁰ влево, их можно прочитать. Они гласят: МАРИЯ и чуть ниже НАГРАДА. Тем самым, наградой за укрощение буйного нрава будет Николаю жена Мария. А далее читаются складки в районе локтя у мужчины, нарисованного сидящим под Николаем: тут образуется текст ну и рабство!

Последние слова помогают понять и смысл рисунка из двух персонажей под лицом Николая: женщина справа подняла правую босую ногу, сняв нечто вроде ботика; а перед сидящим на корточках мужчиной находится два таких ботика: один в руках, другой лежащий на полу отверстием к зрителю. Данная сценка вполне понятна: Николай одевает своей жене Марии обувь в качестве служанки; в левой руке у дамы веер; вероятно, она заждалась, пока неловкий Николай разберется, какой ботик левый, какой правый. Перед нами - рисунок-страшилка: вот оно, домашнее рабство! Хотя речь идет о Николае Пушкине, страшилка относится, конечно же, к самому Александру; и в этом действительно можно найти автобиографические мотивы. Что же касается полного текста, то он таков: НАДПИСИ. ЭТО ПОРТРЕТ. ЭТО - ПОРУЧИК НИКОЛАЙ ПУШКИН-ЯРОСЛАВСКИЙ, ЕГО ХАРЯ. ЗЕМЛЯ ЕГО КОРМИТ. УКРОТЯТ И ЖЕНЯТ - МАРИЯ НАГРАДА. НУ И РАБСТВО! Перед нами довольно пространная подпись из 21 слова; возможно, что на рисунках Николая-раба и Марии имеются дополнительные надписи, однако целью исследования в данном случае являлся предполагаемый автопортрет.

Резюмируя, можно отметить, что по поводу двух первых из проанализированных автопортретов пушкиноведы не проронили ни слова, тогда как их внимание привлекли два других, которые при ближайшем рассмотрении оказались портретами Ганнибала и Николая Пушкина. Так что в начале главы об автопортретах Пушкина визитная карточка пушкиноведения в книге "Пушкин рисует" оказалась слегка подмоченной: нужное оказалось незамеченным, второстепенное принято за главное.

Автопортрет на черновике "Домика в Коломне". А этому автопортрету (если это опять не портрет родственника) С.А. Фомичев уделяет много внимания: «Интересен автопортрет на обороте автографа двух (вторая не закончена) октав (1829), намечающих замысел, годом позже развившийся в "Домике в Коломне" (ПД 134):

Пока меня словесники бранят

За цель стихов моих - иль за бесцелье, -

И журналисты строго мне твердят,

Что ремесло поэта - не безделье,

Что славы громкой мне добиться вряд,

Что в желтый дом могу на новоселье

Как раз попасть - и что пора давно

Мне сочинять прилично и умно,

Пока серьезно требуют журналы,

Чтоб я воспел победы россиян

И написал скорее мадригалы

На бой или на бегство персиян,

А русские Камиллы, Аннибалы

Вперед идут...

                                  (V, 371)

Строки эти были непосредственным откликом на первый резкий выпад критики конца 1820-х годов по адресу Пушкина (вскоре брань станет для него привычной); они - прямой ответ Никодиму Надоумко (Н. Надеждину), который в связи с выходом из печати "Полтавы" заявил, что муза Пушкина - "резвая шалунья, для которой весь мир не в копейку. Ее стихия - пересмехать все - худое и хорошее... не из злости или презрения, а просто - из охоты позубоскалить. Это сообщает особую физиономию поэтическому направлению Пушкина... Поэзия Пушкина есть просто пародия".

Здесь же мы находим и следующий пассаж: "Бедная Матрена-Мария!.. Ее сумасшествие возбуждает сожаление - но не об ней, а о...Поэте!"Строки о желтом доме в черновике исправлены Пушкиным ("Что хмель хорош, а каково похмелье?") - возможно, потому, что избранная строфа (октава) в литературной практике того времени напоминала об авторе "Освобожденного Иерусалима"; такое сближение было в данном контексте для Пушкина неприятно: согласно легенде, Торквато Тассо в свое время был заточен в сумасшедший дом из-за любви к графине д'Эсте; Пушкин же в 1829 году был занят трудно для него складывающимся сватовством к Наталии Гончаровой.

О том, что мысль о Торквато Тассо тревожила в данный момент воображение Пушкина, свидетельствует рисунок на обороте автографа, где мы видим изображение самого поэта, напряженно всматривающегося в лицо великого итальянца. Показательно, однако, что, в отличие от шутливого тона черновых строк, автопортрет прорабатывается не шаржированно - поэт предстает здесь вполне серьезным и, пожалуй, грустным» (ДЕН, с. 53-54 и 57). Итак, пушкиновед не сомневается, что перед ним два портрета: левый принадлежит автору "Освобожденного Иерусалима" Торквато Тассо, правый - А.С. Пушкину. Посмотрим теперь, насколько он прав, прочитав пушкинские тайнописные строки.