В.А.Чудинов

Пятнадцать лет первой монографии о слоговом письме

В.А. Чудинов

Первая монография, как и первая любовь, не забывается. И хотя она так и не была опубликована и, более того, при заражении компьютера вирусом вычищена из него, однако остались и воспоминания, и подготовительные материалы. Тогда я, разумеется, был на 15 лет моложе, рис. 1.

Рис. 1. Моя фотография из календаря, изданного в МЭГУ (1994 год)

Замысел монографии возник у меня в самом начале 1993 года, когда я уже год читал слоговые надписи, найденные на территории Руси, и число их вдвое превышало то, что опубликовал в журнальном варианте Г.С. Гриневич в 1991 году. Этот замысел у меня подогревал и Леонид Николаевич Рыжков, бывший научный редактор Гриневича, работавший тогда в «Академии нового мышления» (АНМ) и сам занимавшийся поисками русского влияния на древние языки, греческий и латинский. После встречи с Гриневичем на заседании АНМ в понедельник 25 января 1993 года, я загорелся этим чтением еще более, и буквально за пару месяцев прочитал пару десятков текстов, бывших неизвестным Гриневичу. Увидев такое мое рвение, Рыжков предложил мне сделать рецензию на журнальную статью этого автора, и я с удовольствием взялся за дело, вникнув и в творческую лабораторию своего предшественника, и в качество его чтения, и в способы оформления полученных результатов. Это мне потом весьма пригодилось.

Суть первой монографии. Моя рецензия на книгу Г.С. Гриневича не потребовалась: по каким-то причинам Центр древней славянской письменности в АНМ оформлен не был, а от Л.Н. Рыжкова я узнал, что отношения с Г.С. Гриневичем у него испортились. Я же настолько увлекся чтением новых текстов, которые я получал, проверяя работы по списку В.А. Истрина в Государственной исторической библиотеке, что даже не заметил исчезновения этого первого побудительного мотива. Меня охватило возбуждение первооткрывателя: я читал то, что не читал Г.С. Гриневич, и часто обнаруживал существование таких знаков, которых в силлабарии Г.С. Гриневича не было. Уже к лету 1993 года я смог выискать около четырех десятков новых надписей, что в два раза превышало найденные им за несколько лет все восточнославянские надписи. Вместе с постановкой вопроса, с критическим освещением деятельности Г.С. Гриневича (и чем дальше я читал надписи, тем явственнее становились для мена недоработки моего предшественника), с изложением собственных дешифровок и с выводами материал занял 113 страниц рукописи. Это была моя первая машинописная монография (Чудинов 1993).

Чем больше я понимал сложности, стоящие перед любым эпиграфистом (а первые собственные дешифровки мне их показали в большом объеме), тем больше я проникался идеей, описав опыт предшественников (начиная с Х.М. Френа и Финна Магнусена) и свой собственный, откликнуться на статью Г.С. Гриневича хотя бы небольшой монографией, которую я хотел завершить к лету 1993 года и спустя несколько месяцев издать. Как дешифровки, так и исторический обзор росли быстро, но времени явно не хватало и первый чисто рукописный вариант я получил осенью 1993 года. Здесь был исторический раздел, критика дешифровок предшественников, включая Г.С. Гриневича, мои улучшенные чтения тех надписей, с которыми они, как я полагал, не справились, и, наконец, мои чтения тех надписей, которые до меня не читал никто. Для человека, который прежде никогда не занимался эпиграфикой, это был очень неплохой труд, хотя с моей современной точки зрения многие мои чтения были слабы, общий обзор предшествующей литературы базировался на работе В.А. Истрина (Истрин 1963), в вопросе о том, какую азбуку создали Кирилл и Мефодий, кириллицу или глаголицу, я еще колебался, а общий путь развития письменности, в том числе и славянской, мне представлялся таким, каким его обычно подают в учебниках. Короче говоря, я был типичным начинающим эпиграфистом, а мое сочинение вполне походило на дипломную работу. Однако для истории вопроса мне потребовался дополнительный материал, и осень у меня ушла на его накопление в рамках как Государственной исторической библиотеки, так и бывшей библиотеки имени В.И. Ленина. Именно тогда, осенью, в Доме книги на Новом Арбате я приобрел монографию Г.С. Гриневича "Праславянская письменность" (Гриневич 1993), которая только что вышла из печати. Увидев книгу на полке, я закрыл глаза - теперь весь мой труд по созданию монографии оказался пустым, Г.С. Гриневич меня опередил и на этот раз!

Знакомство с монографией Г.С. Гриневича. Со смешанными чувствами я взял в руки приобретенный экземпляр книги. Что меня ожидает? Неужели Геннадий Станиславович, слыша критику со стороны некоторых своих сторонников, в корне переработал свой текст, и, изменив методику, улучшил старые чтения и добавил новые? В таком случае эпиграфика бы сделала новый шаг вперед, за нее можно было бы порадоваться, но тогда моя негативная рецензия и аргументация была бы уже неуместной - она уже учтена и теперь бессмысленна. В таком случае у меня появлялись основания дать серьезную хвалебную рецензию, поскольку я, как я полагал, продвинулся в изучение творчества Г.С. Гриневича глубже моих коллег. Судя по толщине книги, так и должно было быть, так что теперь мне самому придется переделывать мою монографию. Однако, если какие-то моменты он не исправил, то у меня появится возможность печатно их обсудить, и моя монография будет уже не слишком хвалебной. Но все-таки было бы лучше, если бы мой предшественник подтвердил свою заявку первопроходца - было бы чему поучиться.