В.А.Чудинов

Наконец, на рис. 7 я воспроизвел те грамоты, где каждую я рассматривал на одном листе, часто только намечая чтение или продвигаясь в нем до середины с тем, чтобы через некоторое время вновь вернуться к дешифровке. Это была очень полезная школа чтения как кириллицы, так и слоговых знаков. Разумеется, мои предшественники по берестяным грамотам, А.В. Арциховский и В.Л. Янин полагали, что те знаки, которые я считал слоговыми, были описками или какими-то плохо написанными буквами. Арциховский иногда в описании грамот даже сердился на авторов таких начертаний.

Следующая глава была посвящена рассмотрению надписей на пряслицах, где, как выяснилось, повторялась та же история, то есть, масса надписей носила смешанный характер, а добавленные знаки руницы археологи и эпиграфисты игнорировали.

Наконец, в последней главе рассматривались надписи на предметах из кости, металла, граффити на штукатурке и прочих материалах. Всего, таким образом, имелось 5 глав и 64 надписи, что втрое превышало число надписей на русских предметах у Гриневича. То есть, в процессе работы над монографией я нашел еще порядка 25 новых надписей.

Значение первой книги с современной точки зрения. Оглядываясь назад, я могу сказать, что работа над монографией была оправдана со всех точек зрения. Прежде всего, она стимулировала поиск всё новых надписей, ибо предлагать читателю книгу менее, чем с 50-ю примерами, было неприлично. Ведь если, как я утверждал, речь шла о массовом письме, то и примеры должны были исчисляться сотнями. Поэтому в 1993 году я почти ежедневно ездил до или после работы в Историческую библиотеку Москвы, благо работа в МЭГУ в тот период это позволяла. И я был рад, если за день работы мне удавалось обнаружить хотя бы одну новую надпись с непонятными знаками.

А затем шла работа над этими новыми надписями. Их нужно было не только описать, но, главное, прочитать. А это - великолепная школа овладения ремеслом эпиграфиста. Часть надписей я заимствовал у своего предшественника, Гриневича, но читал их иначе. И поневоле я знакомился с его методикой чтения, отмечая и сильные, и слабые стороны. А это, в свою очередь, толкнуло меня в сторону изучения истории славянской дешифровки, и я нашел ряд предшественников Гриневича не только в ХХ веке, но и на век и даже на два раньше. И я понял, что хотя бы без краткого очерка истории дешифровки в этой или следующих монографиях мне не обойтись. Иными словами, дешифровщик должен быть не только ремесленником, но и знать историю своего ремесла.

Далее, предстояло как-то упорядочить сам массив надписей; обычно это делалось по материалам, а еще подробнее - по виду изделий. И действительно, позже я понял, что каждый вид изделий говорит не только об определенном виде производства, но и об определенном социальном слое авторов надписей. Имелись надписи производителя, характеризовавшие ремесленников, граффити на пряслицах и гребешках, дающие сведения о крестьянках, граффити в церквях, характеризовавшие писцов и прихожан, детские грамоты школьников и т.д. В то время, в 90-е года ХХ века, никакой обобщающей работы по русской эпиграфике в литературе не имелось.  

Возникла и масса специфических вопросов теории и истории письма, с которыми я прежде не был знаком, и даже для их беглого упоминания приходилось перелопачивать множество книг. Так что за это время я и получил весьма приличное образование в области той науки, которая, как я позже узнал, называлась грамматология.

Вообще говоря, работа над крупной формой всегда приветствуется. В Союз художников нельзя вступить, имея этюды и наброски - нужна картина крупного размера. А в Союз композиторов не примут с песнями и романсами - нужна симфония. Так и здесь - статьи, сколько бы их ни было, остаются мелкими формами, тогда как для вхождения в науку нужна монография, и не одна. Да я и сам убеждался в том неоднократно, и хотя бы на примере того же Гриневича: его статья с дешифровками была великолепной, тогда как монография - весьма поверхностна, а местами просто невежественна. Так что стать специалистом без монографии - всё равно, что изображать движения пловца без воды.

С другой стороны, позже я неоднократно анализировал чужие монографии, прежде всего, последователей Гриневича, и могу сказать, что по числу рассмотренных примеров она им сильно уступала. В этом смысле она была несколько преждевременной. Однако меня отличало от этих авторов то, что я не стремился идти точно в русле Гриневича, а пытался изобрести не только свою методику чтения (что в этой монографии мне всё-таки не удалось, несмотря на ряд попыток), но и ввести новый тип читаемых объектов, а именно, смешанные надписи, на которые почему-то никто не пытался обратить внимание. И, кроме того, меня очень интересовали все предшественники, пытавшиеся читать те же примеры; я тогда понял, что такую историографию пока никто не создал, и что, в меру своих скромных сил, я должен восполнить этот пробел. Ибо ничто не является столь поучительным, как успехи и промахи предшественников. Вот где находится подлинная школа с весьма интересными учителями.

Конечно, выше себя не прыгнешь. Мне крупно повезло, что эта первая, еще весьма рыхлая по терминологии, скудная по числу примеров, неуверенная по чтению ряда надписей и далеко забредающая в смежные разделы науки (без достаточных на то оснований) монография не увидела свет, иначе отношение ко мне у профессионалов, на сегодня достаточно скептическое, стало бы просто скандально отрицательным. Но зато она сделал большое дело в качестве того духовного стержня, опираясь на который я смог весьма быстро войти в проблемы современной русской эпиграфики и дать первые, пусть не вполне ясные и доказательные решения многих эпиграфических проблем. А после того, как этот вариант монографии, над которым я продолжал работать, вводя текст в компьютер и готовя рисунки, исчез, я стал работать над новым текстом уже как человек, знающий проблему в объеме этой пропавшей монографии. Иными словами, не вполне совершенный черновик подготовил во многих отношениях создание гораздо более приемлемого чистовика.

Так часто бывает: огорчаешься явной неприятности (в данном случае - пропаже работы, на которую я затратил полгода), а спустя какое-то время понимаешь, что это была вовсе не неприятность, а шаг к успеху.

Литература

Белякова Г.С. Пути-дороги славянской письменности // Волхв. Журнал венедов. Л.,  № 1

Белякова Г.С. Об истоках доскорописьменной системы письма у славян (Доклад, прочитанный на Научной конференции в Херсонесе, в дни Праздника славянской письменности и культуры в Крыму, 22-26 мая 1993 года) // Русская мысль, М., № 3-12, с. 109-114Гриневич Г.С. Сколько тысячелетий славянской письменности (О результатах дешифровки праславянских рун) // "Русская мысль". Реутов, 1991, "Общественная польза", с. 3-28, 14 ил.