В.А.Чудинов

Надписи Хараппы и Мохенджо-Даро. Если в чтении надписей на Фестском диске Янкин показал себя весьма скромно, то он зато смог отыграться в чтении надписей древних предков современных индийцев. Если Г.С. Гриневич приводит только 10 надписей, и из них только 4 с картинками печатей, то Янкин одних изображений на печатях приводит 16. Естественно, он читает их по методике Гриневича - сначала слева направо, потом справа налево, нигде не подписывая знак под знаком, то есть исходный знак, ниже - его транскрипцию и еще ниже - его транслитерацию.

Например: «Трёхликий Шива, рис. 45. БА ДО РЬ НО ЖУ - ЗА НЕ РЬ ДО БА. ОСНОВА ТВОЕЙ НЕТИПИЧНОСТИ - ЭТО ГОРЕНИЕ, НО НЕТ СОВЕРШЕНСТВА В ТВОЕЙ ТУЧНОЧТИ. ОСНОВА ВСЕГО - ЛИЧНЫЙ ТВОЙ БЛЕСК - ЭТА НЕИЗМЕННАЯ НЕПОСТИЖИМОСТЬ» (с. 45). Шива, как известно, имел вместо двух - шесть рук, но лицо у него было одно, что и изображено на печати. Рук же на печати у сидящего человека - две, как и две ноги; почему сидящие человек атрибутирован как Шива - неизвестно. Далее, совершенно непонятно, почему в одном направлении читается НО ЖУ, а в другом - не ЖУ НО, как ожидается, а ЗА НЕ? Или знаки индийского письма меняются в зависимости от того, в каком направлении их читать? Допустим, что зеркально отраженный НО переходит в НЕ, но знак ЖУ - симметричный, он при зеркальном отражении переходит сам в себя. Откуда же разночтение? Янкин нам этого не объясняет. Неясен нам и перевод: если БА - это ОСНОВА, то во втором предложении этим словом предложение должно заканчиваться. А оно заканчивается словом НЕПОСТИЖИМОСТЬ. Почему - Янкин нам не объясняет. Но в первом предложении НЕПОСТИЖИМОСТЬ обозначена как РЬ, тогда как во втором РЬ - это то ли ЛИЧНЫЙ, то ли ТВОЙ. Опять слоги принимают то или иное значение только по произволу Янкина. Так что проверить что-либо в его чтении и переводе совершенно невозможно. И хотя его учитель Гриневич тоже фантазирует, но у него хотя бы понятно, как читается тот или иной знак и что он обозначает.

Обсуждение. Если встать на субъективную точку зрения Ю.Г. Янкина, то он вроде бы просто распространяет метод Г.С. Гриневича вширь, на новые эпиграфические объекты, почему и не приводит никаких частных силлабариев. О том, что у Г.С. Гриневича имеются те же ошибки, которые мы заметили у Янкина, он не подозревает. Ему кажется, что ученые не признают методику Г.С. Гриневича только потому, что закоснели в своей традиции, и не хотят принимать новое. А о том, что Г.С, Гриневич - плохой эпиграфист (вовсе не потому, что он дешифрует новое, а потому, что не знает азов эпиграфики), он не только не подозревает, но даже вступит в полемику со всяким, кто будет это доказывать. Поскольку без методики Г.С. Гриневича все его собственные дешифровки ровным счетом ничего не стоят. Разумеется, мои книги или статьи он не только не читал, но и не захотел бы их прочитать, даже если бы их ему показали. Ведь кто-то всё-таки оценил труды Гриневича высоко! А я их критикую.

Я был тоже в числе тех, кто вначале оценил труды Гриневича высоко. Но только в той их части, где он пытался дешифровать русское слоговое письмо (он его называл письмом типа «черт и резов», я - руницей). Там он действительно обнаружил около трети знаков русского силлабария. А примерно две трети он создал из знаков других систем письма, что и послужило для него основой для сближения письма типа «черт и резов» с другими видами письменности. Иными словами, не только потому, что он знал мало знаков русской руницы, но главным образом потому, что в нее он поместил чужие знаки, эти-то чужие знаки в других системах письма он и признал своими, рассматривая иные письменности. Так ошибка, допущенная в начале от рассмотрения очень небольшого числа русских примеров, привела его к скороспелому силлабарию, который, в свою очередь, привел к ложному отождествлению некоторых графем чужих видов письма, что, в свою очередь, подтолкнула Гриневича к чтению чужих текстов как русских.

Но, повторяю, у Гриневича было здоровое начало - чтение, хотя и весьма приблизительное, подлинных русских текстов, где эта методика, пусть пока несовершенная, все-таки была оправдана по применению. У Янкина эта сторона полностью отсутствует: тот базовый десяток подлинно русских надписей, начиная с надписи эль Недима, у него полностью отсутствует. Зато Г.С. Гриневич, не понимая, что надпись на одном перстне (КНЯЖНИНЪ) является чисто кирилловской, принялся читать ее как слоговую; эту же ошибку еще усугубляет Ю.Г. Янкин, читая кирилловские надписи на шести русских киевских монетах, как слоговые (с. 108-109). Так что если единственное чтение Гриневичем кириллицы как руницы можно считать ошибкой из-за своеобразного начертания букв, то Янкин уже читает кириллицу как руницу сознательно, просто беря пример с Г.С. Гриневича. Иными словами, он уже принимает ошибки Гриневича как руководство к действию.

В остальном же он просто увеличивает число неправильно прочитанных Гриневичем надписей, выполняя не задачу доказательства существования русских надписей в древности, а как раз прямо противоположную задачу - демонстрацию невозможности существования таких надписей. Так что выделенные им слова о том, что «практически все надписи представляют собой прекрасную иллюстрацию правильности методики Г.С. Гриневича и сразу после озвучивания знаков письменности слогами раскрывают безо всякого перевода характерные славянские выражения, не оставляя злопыхателям и невеждам ни одного шанса на злобное критиканство, насмешки и попытки забвения и уничтожения ОТКРЫТИЯ!» (с. 108) сами представляют собой ужасную насмешку. Ибо какого рода все эти славянские выражения типа МОНЕ Я ЛЕШЬ, БЕНЕ ЩЬИШЪ, или ЗУБЕБА И Я, И БАНО БАБА, или, наконец, НАНЬВИЕНАЙКИНЕ, мы уже видели. Янкин, в силу отсутствия эпиграфического опыта, просто не представляет себе, как сильно он пополнил копилку эпиграфических курьезов и какую медвежью услугу он оказал тому же Гриневичу и всей славянской эпиграфике.