В.А.Чудинов

9. Ни в одной из моих работ я не описывал фантастические события, например, «исторический» или даже «политический» конец цивилизации Винча и изгнание популяции Винча из родной страны. Я вообще никогда не писал ни о начале, ни о конце цивилизации Винча, ибо моя задача всегда была ограничена исследованием письменности. Так что приписывание мне того, чего я не делал – это откровенная ложь. Между тем, подобное приписывание оппоненту всяких небылиц – это почерк многих исследователей, мнящих себя «корифеями науки».

10. Вот уже и аттестация А. Старовичем моей скромной персоны: «неэксперт». Вопрос: почему же неэксперт? А потому, что я умею читать винчанское письмо. А он, А. Старович, не умеет. Иными словами, он «эксперт», поскольку научно несостоятелен. А я неэксперт», поскольку каждый месяц ко мне приходят письма с фотографиями надписей самых различных эпох и культур с просьбой их расшифровать. Очевидно, именно как к «неэксперту». Теперь понятно, почему мы с Р. Пешичем оказались в одной ссылке А. Старовича: Пешич первым предположил и обосновал существование винчанского письма, а я первым его прочитал. А Старович не сделал ни того, ни другого, хотя является сотрудником музея, и должен был бы сделать это, так сказать, по долгу службы. Обидно, разумеется. И, конечно же, в этом виноваты «неэксперты» Пешич и Чудинов.

11. И опять «эксперт» Старович путает: первое чтение принадлежит не Пешичу (он, как мы видели по предыдущим статьям, не читал, а провидел), а мне, но в соответствии с предположениями Пешича. И я как раз по этому поводу критикую Пешича, а не пропагандирую его чтение. Так что опять «эксперт» этих нюансов не уловил. Как не уловил он и того, что мою статью я писал не о Пешиче, а о книге Драголюба Антича, который показал, как много алфавитов Европы восходит к письму Винча. Об Античе у него в отзыве ни слова. Но о нем Старович и не мог бы написать: получилось бы, что у «дилетанта» имелся весьма способный ученик (а честно говоря, целая школа). Хорош «дилетант»!

12. И опять это утверждение ложно: я никогда не говорил о связи письма Винча с письмом этрусков, ни в моей работе о письме Винча (5), ни в моей работе об этрусках (6). Очевидно, Старович сослался на мою работу (5), прочитав из нее всего один фрагмент. И это, разумеется, тоже почерк «эксперта».

13. Этот перевод я сделал значительно раньше, в работе (3 с. 80, рис 2-60 и 2-61), о чем я и писал в работе (5) в ссылке 14 на эту мою работу (3). Но «эксперт» не читает и ссылок на библиографию – это ниже его научного достоинства.

14. В данном случае «эксперт» извращает уже высказывания Пешича. Изображения памятников Р. Пешич взял из работы Драгослава Срейовича и Любинки Бабович «Искусство Лепенского вира». Но он предполагал, что данное письмо представляет собой слоговую письменность, тогда как Винчанское письмо для него было буквенным. Я не встретил у него утверждения о том, что источником письма Винчи было письмо Лепенского Вира. Андрей Старович опять берет грех на душу, приписывая Пешичу то, что тот не говорил. А вот авторитетный для него Харальд Хаарман как раз говорит о том, что письменности Винчи предшествовала письменность Лепенского Вира. Так что «эксперт» опять спутал исследователей, на сей раз сторонников и оппонентов.

15. Разумеется, нет смысла тратить ни бумагу, ни время на борьбу с тем, что ни я, ни Пешич не говорили. Андрей Старович совершенно справедливо не хочет бороться с собственными домыслами, прекрасно отдавая себе отчет в том, что в такой борьбе он покажет себя голым королем.

16. Эта фраза взята из анализируемой статьи, но уже примерно через страницу. Дело в том, что сразу после предыдущей фразы в работе Старовича вместо ожидаемого третьего пункта (а он предлагал читателю три, а не два пункта демонстрации различных подходов к письму Винча, с. 256) он снова переходит на изложение работ М. Гимбутас, а потом другими словами опять излагает все эти три подхода к рассмотрению письма Винчи. Возникает впечатление, что имелось два варианта статьи Старовича, и из каждого были взяты по нескольку абзацев. А о том, что они разными словами, но абсолютно с одной степенью полноты излагают одно и то же, но сначала в усеченном виде (без третьего пункта), а затем в полном, издатель не догадался. Таким образом, и сам А. Старович, и его научный редактор (если таковой был), готовую статью не смотрели, и она вышла неотредактированной. Это тоже характеризует уровень научной квалификации «эксперта».

17. И это утверждение неверно. У Р. Пешича мы проанализировали два керамических фрагмента (7), которые давали не общее описание, а именно конкретную фотографию черепков, хотя и с невысоким разрешением. Теперь А. Старович чернит результаты своего оппонента не буквально, как при передачи выявленного мною имени богини Живы, а метафорически, по принципу: чем ночь темней, тем ярче звезды. А он, сам, несомненно, «звезда», Star-ович!

18. Автор отлично осознает, что все, что он делает, необычайно интересно. Мы еще не познакомились ни с одним его достижением, но уже заранее знаем, что они интересны. Какая потрясающая научная скромность!

19. Разумеется, «серьезным» ученым может быть только американец, тогда как серб Пешич и русский Чудинов – это, конечно же, только шутники. Но вот ведь в чем проблема: как Винн мог выделить существенные черты знаков, если он не имел представления о рунице? Более того, он вообще не дешифровал ни одной древней системы письма. Так что его подход – это примерно то же самое, что описание английской орфографии без знания английских слов, просто по внешнему виду букв. Но, как мы помним, «эксперт» – это тот, кто не имеет ни малейшего представления о системе винчанского письма. За эпиграфику берутся археологи, видящие только форму знаков, но не умеющие эти знаки интерпретировать. Так что, несомненно, все это «очень серьезно».

20. Замечательно, как рутинная музейная работа по описанию поступившей в музей коллекции преподносится как инновационная аналитическая система, и, следовательно, как огромный вклад в науку. Надо же, сотрудник Белградского музея дошел до того, что сфотографировал поступивший к нему материал! Видимо, ни в одном музее мира до Старовича до этого никто и никогда не додумался. Более того, чтобы иметь возможность сравнивать эти образцы с другими находками культуры Винча он также сфотографировал и те находки! Безусловно, все это очень интересно!

21. Но ведь именно это и утверждал Радивое Пешич, у которого не было возможности, как у сотрудника музея, фотографировать все образцы. Пешич дошел до этой мысли на том небольшом материале, которым он располагал. Следовательно, все эти интересные находки мы должны адресовать все-таки Пешичу, а не Старовичу.

22. В таком случае совершенно неясно, чем А. Старовичу не понравилась моя дешифровка надписи на богине Живе. Ведь это как раз и есть религиозный сюжет, который прекрасно подходит под его догадки.

23. Опять-таки, если речь идет о письменности, оставшейся в неолите еще со времен палеолита, как утверждаю я, то она должна пронизывать и все слои стоянок, и во все виды деятельности: религиозную, бытовую, художественную и т.д. А приведенной фразой А. Старович расписывается в том, что предположения Марии Гимбутас, которые он дважды призывал принимать во внимание и сводившиеся к ориентации письма Винчи исключительно на религиозные цели, оказались несостоятельными. И это помимо того, что столь же несостоятельными оказались и предположения самого Старовича. Иными словами, «эксперт» начинает все ближе и ближе подходить к позиции столь неприятных ему «дилетантов».

24. Иными словами, даже не зная о высокой ступени экономической деятельности Винчи, Радивое Пешич предположил, а я доказал эпиграфически существование в культуре Винча вполне развитого письма, прежде всего, руницы. Теперь эти предположения в меньших масштабах повторяет Андрей Старович. Но ему стыдно сознаться, что он только подтверждает давным-давно высказанные Пешичем мысли.

25. Вот оно – великое, интересное, перекрывающее все мыслимые уровни достижение «эксперта», плод его восьмилетней неустанной творческой работы: не утверждение (за отсутствием доказательств), но лишь робкое предположение о том, что писали в Винче кроме религиозных деятелей (неясно, какой религии) еще и странствующие ремесленники и торговцы. Стало быть, нестранствующие ремесленники писать не могли, а торговцам, тогда, когда они отмеривали из последних сил длинные версты, было самое время вытаскивать из сумы обожженные горшки и на ходу царапать на них надписи. Браво, до такого может додуматься только нетривиально мыслящий человек!