В.А.Чудинов

В разделе «Алфавит и грамматосинтаксис» исследуются названия букв и порядок их расположения в алфавите. Приводятся «переводы» других исследователей азбучного текста, составленного из названий букв кириллицы, например, «Изначально будь знающим, говори-поступай добронравно, по естеству, живи, крепко люби землю, народ и постигай суть вещей, как люди мыслящим станешь, нашим мудрецом, изречешь слово истины, укрепишь закон. Вертопрах, низменный, мерзкий, ничтожная тварь; шваль, пустомели, суетные, праздные бездельники, воры, пьянчуги, сквернословы, выпадет доля мучительная; изъязвят, изгрызут узника узы, заточенному отсекут голову: издохнешь, псиной смердящий прах» [1, с. 98]. Дается критическое рассмотрение подобных «переводов» и на его основе приходится согласиться с мыслью И. Гельба «Принцип наименования букв столь же произволен, как и принципы той мнемоники, к которой прибегают при обучении детей письму». Можно пойти и дальше и констатировать, что в некоторых случая связь между формой, положением и названием знака вовсе отсутствует [1, с. 100].

Далее исследуется числовое выражение знаков. Обращается внимание на то, что в Каббале в качестве первой по значимости и десятой по счету названа буква «иод», передающая идею Бога; соответствующие ей знаки «иота», «йот», «и» оказываются и в современных алфавитах на 10-м месте. Выдвигается предположение, что здесь как раз и заключены эзотерические, сакральные свойства письменности. В связи с этим обсуждаются сакральные особенности имени христианского Бога-отца Иеговы [1, с. 105].

Появление в качестве первой буквы алфавита, «А», перевернутого изображения головы быка связывается с маркированием даты создания алфавита. Бык являлся символом созвездия Тельца, в котором точка весеннего равноденствия пребывала в период с IV по II тысячелетия до н.э. Глаголица же, содержащая в качестве первого знака изображение креста, символизирует свое возникновение во времена христианства [1, с. 109].

Алфавит связывается с календарем и его делением на 4 сезона; отсюда наиболее вероятное значение в 24 буквы, из которых 4 гласных и 20 согласных; тем самым на каждый сезон приходится по 1 гласной и 5 согласных букв. Эта гипотеза помогает понять порядок чередования знаков в алфавите и возможные отступления от него, связанные с позднейшими пополнениями алфавитов. Высказывается гипотеза, что алфавит-прототип содержал не 24, а 20 знаков [1, с. 109]. Приводится попытка реконструировать «европейский мистический алфавит», который когда-то мог выглядеть как I 0 У Е [12, с. 111]. Лишь в эпоху Тельца последовательность гласных стала А I 0 У Е [1, с. 111].

Выдвигается гипотеза, что первоначальный смысл слова «читать» от глагола «чести» был «вести подсчет, рассчитывать», т.е. написанные тексты имели прежде всего сакральный смысл. При этом даже в глубокой древности начертания знаков не очень напоминали картинки [1, с. 113].

После краткого резюме приводится 105 ссылок на литературу.

Вторая глава, «сказание монаха Храбра как исторический источник». Ее назначение - выяснить, насколько данное сочинение средневекового болгарского филолога способствует пониманию происхождения и особенностей возникновения кириллицы. Известно, что изучением этого памятника занимались такие слависты как К. Калайдович, О. Бодянский, И.И. Срезневский, И. Гануш, П.И. Шафарик, И.В. Ягич, П.А. Лавров, С.Г. Виленский, А. Багри, Й. Иванов, В.Н. Золотарский, Г. Илийский, А. Мазон, С. М. Кульбакин, Й. Вейс, И. Огиенко и др. Наибольшее внимание уделено современным исследователям, таким как К. Куев и Б.Н. Флоря.

Приводится перевод памятника и комментарии к нему, а также наши рассуждения по поводу затронутых проблем. Отмечается, что сочинение монаха Храбра, написанное в конце IX в. В Болгарии является ценным источником по реконструкции ранней славянской алфавитной письменности, но наряду с достоверными сведениями содержит и ряд догадок.

Наши выводы сводятся к следующему. Прежде всего Храбр ведет речь о славянском письме так, как будто у славян существует только один вид письма. О существовании каких-либо других видов письменности в этом трактате не говорится ни слова, а мысль о том, что прежде славяне не имели книг, многих читателей может ввести в заблуждение. Очевидно, что он «имеет в виду отсутствие христианских книг со специальным видом письменности, соответствующей религиозным, эзотерическим канонам. Этих канонов он сам не знает, но предполагает, что они состояли в том числовом значении и в том порядке, который существует в греческом алфавите. И в этом он близок к истине, хотя конкретное число букв и длина ненарушенного отрезка букв с греческой последовательностью в славянской азбуке им определена неверно. Отсюда вытекает его неправота в его споре с оппонентами, видимо, церковными иерархами высокого ранга, часть из которых знала эти каноны или могла о них догадываться.

Внимательный анализ текста трактата Храбра позволил нам придти к ряду новых выводов. Прежде всего выяснилось, что Кирилл высоко ценился Храбром за перевод священного писания; создание им славянской азбуки - это только промежуточный этап, необходимое условие для осуществления основной цели...

Далее, оказалось, что слова Храбра о чертах и резах у славян-язычников - это не характеристика особого типа письма, а компрометация язычества, демонстрация колдовского характера их знаков, с помощью которых они «считают и гадают»...

На наш взгляд, вполне доказательно высказанное другими исследователями предположение о том, что Кирилл создал глаголицу, и что сочинение Храбра тоже было написано глаголицей...

Выяснилось, что идеальное число букв в алфавите слабо зависит от фонетических особенностей языка, поскольку при нехватке буквенных знаков новые звуки можно обозначить буквосочетаниями. Таких идеальных чисел нами выявлено три, которые можно было бы условно назвать числом Кирилла, 40, числом Храбра, «тридцать и восемь» и числом Моисея, 27. Число Кирилла выявилось из «Азбучной молитвы» по числу ее строк;, число Храбра названо им самим, число Моисея выявлено нами по числу букв еврейского мистического алфавита. Если реальные еврейский и греческий алфавиты содержали меньшее число букв, чем число Моисея (но доходили до него за счет включения дополнительных букв, имевших не звуковое, а только числовое значение), то ранняя и поздняя глаголица намного превышала его. Из этого, видимо, можно сделать вывод, что этого числа не знал не только Храбр, но и Кирилл. Следовательно, его затея с самого начала была обречена на неудачу, хотя создание глаголицы помогло позже создать кириллицу, почти целиком вобравшую в себя греческий алфавит с его цифровыми мерами... Кириллица создавалась более опытной рукой, вероятно, с учетом трудностей, пережитых глаголицей. Вместе с тем, хотя нам известно, какие именно буквы и в каком порядке были присущи начальной глаголице, далеко не для всех мы знаем их графический вид, поскольку списки трактата Храбра до нас дошли только в кириллическом написании» [1, с. 170-171].

К этому можно добавить, что число 27 есть «тридевять», т.е. 3 ^. 9=27, тогда как 38 и 40 есть 3 ^. 11 - 1 и 3 ^. 11 + 1, что можно понять как совокупность некоторых магических цифр. Из этого можно сделать вывод, что, вероятно, ранние алфавиты еще сохранили магические черты, которые позже были утрачены.

Глава завершается 111 ссылками на литературные источники.

Третья глава «Филологические и археологические находки». Перед ней стояла задача напомнить во многом забытые работы главным образом филологов XVIII-XIX вв., ставивших перед собой проблему нахождения славянского докирилловского письма. История вопроса разбита на несколько периодов.