В.А.Чудинов

Расшифровка славянского слогового и буквенного письма

Март 16, 2007

Направление по истории и теории дешифровки и первая монография

Автор 11:56. Рубрика Первые публикации


Более детальное исследование рисунков статьи усилило сомнения. «Когда появилась возможность сопоставить текст, данный в виде прориси в статье Г.С. Гриневича как надписи на Новочеркасской и Кривянской баклажках с весьма тщательной прорисовкой тех же надписей из статьи Г.Ф. Турчанинова, можно было воочию убедиться, что у нескольких знаков Г.С. Гриневич изменил форму, а некоторые знаки он опустил. И в любом случае его деление на славянские слова не совпадает со словоразделами на надписях баклажек. А если нарушена аутентичность исходного текста, вопрос о дешифровке отпадает сам собой. Кроме того, славянская принадлежность текста с самого начала вызывает сомнения» [1, с. 510]. Выяснилось также, что одна из надписей, якобы заимствованная из работы Е. Классена, у Классена отсутствует; да и вообще, в работах Е. Классена дешифровками занимался не сам Классен, а Т. Воланский, который и публиковал надписи. Отмечается, что упомянутая Г.С. Гриневичем надпись на полу Софийского собора, якобы прочитанная этим исследователем как ГНИ ДО ПОЛУ ПОЯСНИЦУ, содержит большее число знаков, чем число слогов в этом чтении Гриневича, а упомянутая им в качестве славянской надпись из Ситово в Болгарии в действительности является финикийской [1, с. 510].

Наш общий вывод по поводу «славянской» части дешифровок Гриневича таков: «Конечно, у каждого дешифровщика бывают неудачи и натяжки, однако уже приведенные примеры показывают, что Г.С. Гриневич плохо различает надписи, выполненные русским слоговым письмом, германскими рунами, так называемыми славянскими рунами, а также, возможно, тюркскими рунами (надписи на баклажках). Иными словами, в отличие от эпиграфистов-профессионалов, у которых даже кирилловские тексты не всегда «читаются», поскольку часть знаков плохо сохранилась или искажена, а то и выпущена или, напротив, слита в непонятную лигатуру, у Г.С. Гриневича, наоборот, по-славянски «читается всё», даже заведомо неславянские тексты» [1, с. 511].

Что же касается неславянской части статьи Г.С. Гриневича, то его чтение критских надписей напомнило нам «экспериментальные стихи на неизвестном языке» [1, с. 511], чтение надписей на Фестском диске мы охарактеризовали как «фантастичное» [1, с. 512], а акрофонический «метод», якобы сознательно используемый им, когда он читал слова «ЦЕловек» или «САбака» - как «элементарный перебор всевозможных значений» [1, с. 512]. Более подробное исследование составленных им «эпиграфических рядов» выявило нарушение логики расположения знаков за счет сознательной коррекции; причем «коррекция произошла благодаря чтению, а не наоборот, не озвучивание возникло после эпиграфического анализа, как нас пытается уверить Гриневич. Следовательно, ЭПИГРАФИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ - такая же дымовая завеса, как и АКРОФОНИЧЕСКИЙ МЕТОД» [1, с. 513]. Отмечается также, что «весьма поверхностно изложена собственно эпиграфическая часть статьи», ибо исследователь нигде не сомневается в правильности своих дешифровок. На основании всего изложенного делается вывод: «Приведенные несообразности заставили усомниться и в самом ценном, что было получено этим исследователем - в итоговой таблице» [1, с. 514].

О монографии Гриневича было сказано следующее «Очень удивило то, что в славянской части число текстов не прибавилось [хотя размер публикации по сравнению со статьей вырос с 26 до 323 с.]; были добавлены лишь рисунки, опущенные в журнальном варианте... Но появилось и нечто более важное: оказывается, первой, базовой совокупностью текстов для Г.С. Гриневича явились рисунки-наколки на грузиках из Троицкого городища. На наш взгляд, этот выбор исследователя оказался крайне неудачным» [1, с. 514]. Далее перечисляются причины этой неудачи: Троицкое городище дьяковской культуры не относится к славянским; рисунки похожи на животных, но не на знаки письменности; Гриневич почему-то считает знаками письма лишь «голову» и «передние ноги», но не «туловище» и «задние ноги» изображений животных; наконец, Гриневич называет животных по-своему: свинью вепрем, корову сохатым, коня лошадью, получая из этого слоги ВЕ, СО и ЛО, а не СВИ, КО и КО. «Грузики Троицкого городища принесли исследователю дешифровку 9 слогов, где ВЕ повторился трижды, СО дважды, а остальные чтения были приняты по однократному употреблению! Такая дешифровка граничит с чудом: несмотря на явно неудачный выбор основания для дешифровки исследователь с первой же попытки читает все знаки абсолютно верно!» [1, с. 515]. «Второй оказывается Алекановская надпись - и тут сверхъестественный дар эпиграфиста: в знаке y.gif он видит зайца, почти в таком жеy.gif рысь, и в чуть измененном y.gif - САбаку... При этом ЛО из Алеканова мало походит на ЛО Троицкого городища, а в итоговую таблицу входит уже третий вид ЛО... Подобная «кухня» эпиграфиста производит впечатление сознательной подтасовки» [1, с. 515].

Наш вывод оказался печальным: «Итак, какой-либо четкой схемы, ведущей к уверенному чтению знаков, Г.С.Гриневич не предложил» [1, с. 516]. Однако, справедливости ради, было отмечено и другое: «Проблема чтения сдвинулась с мертвой точки; вместе с тем, говорить об уверенном чтении текстов по Г.С. Гриневичу пока еще преждевременно» [12 с. 516].

Рассматриваются и другие работы этого периода, написанные другими исследователями, например, статья Я.Е. Боровского «У истоков восточнославянской письменности», где основное внимание исследователя уделено бытованию на Руси греческого письма. Интересной особенностью статьи является ссылка на «Степенную книгу», попавшую в Центральную научную библиотеку АН Украины из Духовной Академии, где утверждается, что русские имели письмена и книги до Кирилла, еще в 790 году. Правда, «под «докирилловским письмом» Я.Е. Боровский понимает неупорядоченное греко-славянское письмо, а мы - слоговую русскую письменность» [1, с. 519]. В статье Г.С. Беляковой «Пути-дороги славянской письменности» приводятся различные образцы письмен в качестве славянских, однако доказательств их славянской принадлежности, вообще говоря, нет. «Замысел исследовательницы совершенно понятен - привлечь внимание читателя к древности славянского письма... Но какое отношение к славянскому письму имеет надпись в Константинополе? Или у испанцев? Иными словами, исходная посылка исследовательницы повисает в воздухе, не опираясь ни на один бесспорный пример» [1, с. 523]. Наконец, помещена реплика и по поводу короткой заметки А.С. Иванченко о поэме «Песнь о побиении иудейской Хазарии Святославом Хоробре», опубликованной Тадеушем Воланским в Польше в 1847 году. В этой заметке говорится о том, что письменность у славян возникла раньше, чем у финикийцев, греков, иудеев и египтян. Однако цитаты из песни Славомысла показывают, что перед нами образец христианской, а не языческой поэзии.

В кратком резюме к последней главе говорится о том, что работа Г.С. Гриневича явилась запалом, детонатором для прорыва в интереснейшую область древнейшей русской письменности, а в списке литературы приводится 133 ссылки на источники.

Заключение. В нем отмечается, что «в отличие от других типов неизвестной письменности славянское слоговое письмо было дешифровано столь поздно не только по причине своей мимикрии под другие типы начертаний, но и потому, что оно носило небуквенный, слоговой характер. А последнего лингвисты допустить никак не могли» [1, с. 543]. «Другой причиной задержки в дешифровке явилось то, что слоговые славянские надписи были обнаружены не в виде книжных строк или хотя бы грамот на бересте, а главным образом как некоторые метки на деревянных, металлических, костяных и глиняных предметах, с которыми практически не имеют дело филологи, но зато их находят археологи. Единый объект изучения оказался поделенным между исследователями с разными традициями» [1, с. 544]. «К названным до некоторой степени присоединилась и еще одна причина: обнаружить неизвестные надписи в конце ХХ века в такой изученной стране как Россия казалось немыслимым» [1, с. 544].

Основной вывод нашей монографии мы формулируем весьма скромно: на Руси, а также у славянских племен до ее образования существовал, по крайней мере, один вид письменности, отличавшийся как от глаголицы, так и от кириллицы (и несколько напоминавший руны) [1, с. 545]. Из этого делается вывод о том, что в таком случае всю древнюю историю Европы нельзя рассматривать без истории праславян и протославян, и, кроме того, следует усилить поиски в славянских землях более обширных памятников письменности, содержащих целые исторические тексты о ранних периодах славянской истории [1, с. 546].

Значение монографии. Монография выполнила поставленную перед ней задачу показать поиски лингвистами докирилловского письма, на роль которого претендовали поочередно так называемые славянские руны, затем глаголица, а в конце концов оказалось слоговое письмо. Славянские руны были обнаружены археологами, однако в то время эпиграфика еще лежала в пеленках, и век спустя филологи, верно заприметив в эпиграфистах своих конкурентов, зачеркнули целую область славянской письменности, объявив ее всю сплошной фальшивкой. Более раннее происхождение глаголицы доказывали их же коллеги, филологи, и с их выводами скрепя сердце вынуждены были согласиться даже самые отчаянные скептики. А к концу ХХ века новые кирилловские тексты уже добывались археологами и обрабатывались эпиграфистами, с которыми филологами уже приходилось считаться. И слоговое письмо фактически было признано, правда, в виде «загадочных знаков», смысл которых был неясен. Однако это фактическое признание пока еще мало кому известно.

В задачу монографии не входило изложение истории дешифровки, ибо такая история представляет собой следующий шаг. Ведь пока нет признания существования письма, не может возникнуть и история его дешифровки.

Статья, посвященная первым публикациям и первым дешифровкам славянского слогового письма. Поскольку данная статья была написана через три года после монографии, в ней получили отражение результаты наших новых исследований, и прежде всего объединение публикаций в блоки. «В тех случаях, когда автор публикации осознавал письменный характер опубликованных знаков, имеет смысл вести нумерацию. В остальных случаях можно лишь приводить примеры публикаций, подверстывая их к публикации с номером. Тем самым, мы будем говорить о блоке документов, связанных с первой статьей данного периода, где автор понимает, что он обнаружил образец славянской письменности» [2, с.1]. В качестве первого блока рассматривается публикация Х.М. Френом образца русской письменности, извлеченного им из сочинения арабского путешественника Х века Эль Недима, о чем уже шла речь в монографии, однако тут приводится не только сама надпись, но и попытка Х.М. Френа промоделировать ее знаками синайской письменности. Здесь же были и иллюстрации, которые мы уже продемонстрировали в третьей главе.

Написать отзыв

Вы должны быть зарегистрированны ввойти чтобы иметь возможность комментировать.






[сайт работает на WordPress.]

WordPress: 7.3MB | MySQL:11 | 0.225sec

. ...

информация:

рубрики:

поиск:

архивы:

Март 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
« Июнь    
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

управление:

. ..



20 запросов. 0.393 секунд