В.А.Чудинов

Господи, как много неверных суждений на одном погонном дециметре! Ни о каком древнеросском языке в древности я никогда не говорил, это выдумка Рассказова, приписанная мне. Древнеросский, или средневековый русский язык, это совершенно не тот язык, на котором говорили в палеолите. Точно так же я вовсе не заикался о тайнописи в древности - название одной моей книги «Тайные руны Древней Руси» придумало издательство «Вече», название другой - «Тайные знаки Древней Руси» придумало другое, «Алгоритм». Меня ставили уже перед свершившимся фактом. Просто название «Тайное...» гарантирует коммерческий успех книги, в чём заинтересовано издательство, но никак не автор. Наконец, надписи на весьма древних камнях по-русски передают реальность, а не фантазию. Когда сталкиваются в ДТП два автомобиля, а трупы увозят кареты «Скорой помощи», протоколы сотрудников ГАИ нельзя назвать «фантазиями» только на том основании, что гаишники не приложили к ним «теории столкновения транспортных средств». Что же касается «прихотливой запутанности», то нынешняя русская грамматика для иностранца выглядит именно таковой, просто потому, что он в ней не вырос. Если бы Рассказов освоил руницу, он бы изменил своё мнение о ней.

«Таким образом, мы опять возвращаемся к тому, что знаки-руны в каждую эпоху имели не только свою значимость, но и свою традицию начертания-чтения. Без различения ситуаций разных эпох ждать адекватного чтения не приходится. Дело усложняется тем, что нужно предполагать и разные ситуации в самом языке: какое господствовало произношение, синтаксис, диалект и т.д. Чудинов во всех этих отношениях действует совершенно случайно, экспериментально, отчего и его результаты выглядят вполне необязательными физическими опытами в студенческой лаборатории. В придачу ко всему этот экспериментатор не отличает ни веществ, ни количеств, которые он активно атакует всеми доступными способами. Я имею в виду предметные тела знака, именно те начертания и физический материал носителя руны, между которыми он не проводит чёткой границы и незаметно для себя гуляет туда-обратно из мира значений в мир вещей, путая их для себя. Вот откуда появились его перегибы с навязыванием знаков предмету: микро и макроруны, геоглифы, гелиоглифы, селеноглифы и т.п.  Чтобы понять разумность этой ошибки Чудинова, нужно точно уяснить природу рунических знаков и оперирующей ими  письменности. Я об этом написал довольно подробно в книге «Отье чтение Бояново» (не опубликованной, некоторые её положения можно найти в Извлечении http://www.proza.ru/2009/09/17/709). Здесь ограничусь только намёком на проблему письма».

Понятное дело, что считаться следует только с неопубликованными трудами (вопроса «как?» перед Рассказовым не стоит), а слоговые знаки, о которых только что говорил Рассказов, у него опять непонятным образом трансформировались в буквы рун Рода геоглифов и гелиоглифов. То есть, свою путаницу автор приписал мне.

Рассказов против метафор. «Я уже говорил, что рунические знаки по природе не имеют привычного нам условного значения (символического, иконического, индексального), хотя различные исторические рунические системы такие значения обязательно приписывают в процессе пользования. По своему начертательному происхождению руны восходят к естественным метам на пред-метах (прямая палки, зигзаг трещины на камне, раковина коррозии, точка укола, следы птиц и животных, сгибы и сломы ветвей и т.д.). И в этом отношении руны и есть предметы (например, счетная палочка до сих пар таковой и является), а все предметы существуют в виде так называемого предметного письма. Поэтому и любой предмет обихода, находимый археологами, даже если на нем нет намеренных начертаний, является такой предметной руной (со своими знаками-рисками, следами изготовления и пользования). Это означает, что письмо в виде предметных рун возникло задолго до человека. Не только следы птичьих лап на окаменевшей глине, но и светотени протуберанцев на солнце можно читать как предметную надпись (выясняя вид птицы и её летательных способностей или солнечную активность). Однако каждый такой предмет-руну читать следует только в строгом соответствии с его предметностью (по пятнам на солнце - его физические параметры, химический состав, направления, векторы сил и т.п.). И совершенно неразумно, заметив какое-то сочетание векторов в виде линий, считать такие линии рисунками и письменами Бога, пишущего по-человечески, по-русски. А Чудинов так неразумно и поступает. Причина не в том, что он болен, а в том, что он просто физически, не психически, заблудился внутри знака, полагая, что знак сам говорит то, что он читает. Это чистой воды мифология».

Итак, понимать счетную палочку как «деревянную палочку» только в строгом соответствии с её предметностью является делом разумным. А вот понимать ее как единицу, как обозначение некого числа - это чистой воды мифология. Так считает Рассказов. И если мы понимаем след птичьей лапы как греческую букву «пси», и подставляем в соответствующем тексте вместо буквы след от птичьей лапы, то и это тоже  чистой воды мифология! Но если только встать на такую точку зрения, то и любой письменный текст на любом языке - это всего лишь совокупность черточек, кружочков и ветвящихся линий. И их следует читать только так. Например, слово ОКО: «два кружочка и ветвящаяся линия между ними». А всё остальное - это чистой воды мифология! Так что не будем блудить вокруг знака, как это делал такой дешифровщик египетского письма  как  Шампольон, а будем сразу говорить: нарисован глаз, стало быть, и читать нужно ГЛАЗ, нарисованы ноги, то и читать нужно НОГИ. Ай да филолог Рассказов! И где он только получил такое образование?

«Однако все мы сейчас подобные же мифологи, блуждающие по предметознакам ландшафтов, заводов, кухонь, бытовых приборов, телефонных сетей и в нетях инетов. Вот я, например, высунув язык и старательно подбирая доходчивые слова, пытаюсь выразить мифологию неведомой людям реальности так, чтобы понятно было и ежу. Про Зализняка и не говорю. Но за ним вещественная многовековая сила мифологии «общих соображений» и такого ясного, нетипичного для лингвистов письма, что поймет даже тля, не то что ёж. Однако большинство из нас всё же отличается от Чудинова тем, что не рискует строить такую глобальную вселенскую мифологию».

Замечу, что тля работает в иной знаковой системе, связанной больше с запахами, чем с визуальными картинами, так что письмо как совокупность зрительных знаков она вряд ли поймёт в принципе. Что же касается «вселенской мифологии», то именно ее я и отказался строить, говоря, что природы многих геоглифов и гелиоглифов я пока понять не могу. Но зато мне ее усиленно навязывают мои противники. Так что Рассказов судит обо мне не по непосредственным впечатлениям, а как раз по той самой мифологии, которую мои противники мне постоянно приписывают.

Интересные фантазии Рассказова. «Итак, предмет-носитель руны должен иметь какие-то следы человеческой сделанности, и нужно пытаться его читать ровно настолько, насколько он сделан человеком и духовно. Зализняк по традиции читает гораздо меньше сделанного, а Чудинов - гораздо больше. Не прав ни тот, ни другой».

Разумеется, прав тот, кто сидит на скале и только наблюдает!

«Далее, по начертательно-звуковому происхождению руны восходят к звуковым лесным метам. Дело в том, что любой, даже неживой предмет звучит, имеет в числе своих свойств физическую характеристику сопричастности со звуковыми волнами: отражение, интерферирование, резонирование. Короче говоря, внутренняя физическая вибрация предмета так или иначе проявляется во вне, что и является звуковой характеристикой вещей. Звук каждой вещи совершенно уникален, и проявляется он вполне многообразно, но строго инвариантно. Что позволяет нам при достаточном опыте совершенно чётко понимать, какой предмет вдруг заговорил, даже не видя всех обстоятельств выявления его звуковых вибраций. Больше того, по одному звуку мы в состоянии сразу представить эти обстоятельства. Таким образом, каждый звук на физическом уровне, физически связан со всеми окружающими вещами и связями-отношениями вещей, силами. И так же на физическом уровне этот же звук воздействует на физическую вещь животного организма: резонансно угнетает или стимулирует, заставляет подстраиваться, вырабатывая в этом организме органическую функцию условного рефлекса памяти и внимания. Таким путем звук входит внутрь других вещей, организмов и там, в однотипных организмах, производит однотипное изменение (память и внимание), вследствие которого организмы затем начинают однотипно реагировать на внешние звуки, производя свои действия, в конечном счете - и свои звуки. Но эти звуки в силу однотипности ситуации рано или поздно во всех однотипных организмах дополнительно формируют новое органическое образование - условный рефлекс переживания этой же ситуации даже теми, кто не слышит исходный звук предмета. Так возникает смысл, по содержанию - восполненная ситуация мира, а по форме - условный рефлекс на основе органического животного звука, физически и закономерно связывающий определенные зоны памяти с определенными зонами внимания, которые физически и закономерно связаны со звуками вещей.  Наконец, эта физическая цепь связей «внешнего» и «внутреннего», вещей и смысла, в результате долгого опыта накопления подобных цепей, дифференциации и отложения их в памяти, сохраняется для внимания в виде двойного смысла - ассоциативного, партипационного сращения (по Леви-Брюлю), сращения в памяти предмета с тем звуком, который он производит в ситуации выявления звука в предмете. Этот запоминаемый звук самого предмета, указывающий на ситуацию озвучания, и есть самое простое исходное имя. В процессе жизни таких имен образуется очень много. Их системная связь, самосказывающая взаимодействия предметов и звуков, - это миф, такая предметная ситуация мира, в которой все вещественные и смысловые компоненты напрямую взаимоувязаны и напрямую же могут взаимно приводиться в действие. Не только звук внешних вещей порождает звуки, смыслы и имена в людях, но и, наоборот, путем правильной настройки имён, через смысл и звук другие вещи начинают совершать определенные действия. Так что все формы человеческой деятельности - это просто магия, действие через миф с той или иной степенью успешности. Вот такими мифами и являются руны по своему начертательно-звуковому происхождению. Со стороны начертания - это вещи леса: метки уколов, резов, черт, сломов, сгибов, - которые кроме того, что выглядят вполне определенно, еще и имеют свой собственный неотличимый звук какого-то ранетого отростка (хруст, треск, шуршание, шелест, журчание). Ситуация леса - это типологически самая первая ситуация, где именно звук воспринялся как самая главная характеристика вещи. И как раз вещь соответствующего звука (а потом ее начертание) была сделана знаком, руной-раной дерева и человека. Само собой, развитие метного опыта все это серьезно откорректировало, постепенно превращая руны в привычные нам условные начертания (в том числе  через слоговое употребление)».

Ну, вот мы и сподобились узреть собственный взгляд Рассказова на возникновение руницы. Слоговые знаки - это метки. Возможно? Да. Именно так и было? А вот этого мы не знаем, как не знаем и того, была ли руница вообще первой знаковой системой человека. А не фантазия ли это? - Конечно фантазия, причём чистейшей воды. Но Рассказову это позволено, а Чудинову, сами понимаете, нет. А почему? А потому, что Рассказов занял место над схваткой, к схватке он готов не был, потому и выглядит не лучшим образом...

«Но детали тут пока не важны. Важны последствия. Поскольку руна исходно - миф, то она заведомо заключает в себе все аспекты мира, а также его многообразие. Речь не идёт о каком-то символическом обымании. Это всё до символа, это реально  и предметно. Поэтому врезчик руны на каком-то носителе хоть и преследовал какую-то многоплановую цель, всё же обязательно имел конкретную ситуационную причину своего действия. Эта причина и была  главным условием понимания рун его соплеменниками (по мере развития, конечно, люди искали все более общую и неизменную причину начертаний, тем самым создавая условность начертаний)».