В.А.Чудинов

«Привычное для нас письмо таких лакун практически не имеет. Оно сразу, в момент изобретения задает границы своей условности путём образовательного внушения каждому писателю-читателю обязательную значимость букв (алфавит) и общепринятый способ записи и чтения (текст). Слоговое письмо, построенное на принципах Чудинова, гораздо сложнее иврита. Оно не может иметь на практике алфавита-азбуки и даже силлабария как абстрактного набора идеальных слогов для сложения слов, который передается в процессе обучения. В реальной жизни оно может оперировать только конкретными начертаниями на конкретных предметах, которые дешифруются (разгадываются как ребусы) только по традиции и только в конкретном предметном контексте. Например, если вор-гастролер, украв подписанное лигатурой кольцо, легко может убедить всех у себя дома, что на кольце написано его имя, то это ему никак не удастся сделать в местности кражи, поскольку там все знают традиции местных обозначений. И чем древнее надписи, тем меньше в них единства и тем более частны традиции и обстоятельства дешифровки».

Правильная в общем мысль о некоторой вариативности смысла руницы доводится в данном пассаже Рассказовым до абсурда.

Попытки реабилитации Чудинова. «Насколько правильно Чудинов, как и другой дешифровщик, препарирует надпись такого письма, опять же можно судить только конкретно и профессионально (лично я не берусь судить, не имея нужного эпиграфического опыта и знаний). Однако совершенно ясно, что для восприятия слогового письма манипуляции, подобные чудиновским, нужно делать обязательно. Так что любительство Чудинова в этом отношении никем еще не доказано. И опять не видно вины и прямой ошибки Чудинова в том, что и в глубокой древности он находит всё те же знаки, что и во времена Киевской Руси. Если ошибка и есть, то она чаще всего не заключается в его подтасовке, неверной прориси надписей. Как в общем виде я уже замечал общее заблуждение лингвистики, ошибка может быть в интерпретации начертаний, в неверном, если говорить традиционно, расширении значений знака. Объективно находя в любой другой эпохе одни и те же знаки, Чудинов не может объяснить это иначе, чем предположив, что они имели те же значения и функцию, которые ему уже известны и с помощью которых все надписи успешно читаются. Что из этого следует? Либо Чудинов - идиот, раз находит факты славянского (русского) языка там, где их, по общепринятой теории, быть не могло из-за отсутствия языка прочтения. Либо всё же что-то не так с нашей общей теорией языка и его происхождения (а попутно что-то не то с историологией и историографией). А ведь именно эта теория языка, получаемая, прежде всего, в результате системного осмысления данных современного языка (языков), и является более общим основанием их личных теорий в области письма. Каковы же основные идеи господствующей теории в интересующем нас контексте? Все языки развиваются из простого праязыка через более сложные праязыки семей путём ошибок и разночтений. Эти ошибки накапливаются при территориальном обособлении ветвей каждого праязыка, осложненном хаотическим пересечением ветвей. Накапливающиеся изменения очень медленны, имеют системный характер, который точно устанавливается - вплоть до математических формул, касающихся и продолжительности процессов, - как законы фонетических и пр. передвижек при анализе исторических изменений в письменных памятниках. Древние эпохи, где памятники отсутствуют, реконструируются по аналогии с современной, путем сравнительного обобщения-усреднения данных похожих языков. Ни один язык не может без изменений дойти из древности, сохраняясь рядом с более поздними языками».

Здесь Рассказов пытается меня защитить, хотя и довольно неуклюже. Что же касается изменения языков, то оно действительно имеет место, но у разных языков с разной скоростью. Чем самобытнее язык, чем крепче его словообразовательная база и шире лексический слой, тем медленнее происходит это изменение. И наоборот, языку-пиджину терять нечего, и он даже за пару сотен лет может измениться до неузнаваемости. Однако все современные лингвистические теории исходят из очень небольшой древности человечества и из только одного процесса - дробления единого праязыка. А о том, что история намного древнее, и потому язык мог иметь не одну, а несколько точек подъёмов и спусков, они умалчивают, не допуская такой мысли даже чисто теоретически.

Фундаментальная проблема по Рассказову. «Вот мы и дошли до фундаментальной проблемы, к которой всё сводится и без решения которой не понять, кто же прав в споре академиков. К сожалению, наши академики на эту тему как раз и не спорят вовсе. Как самые наивные дилетанты они даже не понимают, что их проблема в общей для них неверной теории языка, усвоенной извне без теоретической проверки, которая позволяет мыслить противоположные, исключающие друг друга факты. Зализняк (и стоящая за ним традиционная наука) настолько уверены в своих фактах, что даже не считают возможным вступать тут в полемику. С идиотами о чём же можно говорить! Чудинов, вышедший из традиционной науки, настолько уверен в научности своих фактов (в соответствии их научной норме), что даже не понимает, как можно не понимать этой простой научности. Только идиот может этого не понимать!»

Насколько я понимаю, ни Зализняк меня, ни я Зализняка никогда не считали не только идиотами (такого слова в научном лексиконе нет!), но даже просто людьми ограниченными. Речь шла только о том, что каждый из нас в силу узкого профессионализма может быть некомпетентным в «чужой» области знания. И каждый пытался привести соответствующие примеры. В этом и состояла суть нашей полемики. А насчет неверности теории языка - это тезис Рассказова, который он выдвигает, но ничем не подкрепляет. Пока что теория языка справлялась и объясняла многие неясные факты. И в чем она неверна, Рассказов нам не сообщает. Похоже, наш спор с Зализняком ему понадобился только для пропаганды собственных представлений о языке.

«Но только по поводу общей теории и надо спорить, потому что она наиболее сложный и самый призрачный факт в сравнении с любыми надписями и историческими фактами. Тем более, что уже были теории, совершенно по-другому объясняющие те же самые факты. Я имею в виду прежде всего Марра. По его представлению (из которого я извлеку только положительное, опустив завиральные объяснения, почему это именно так), никакого праязыка в древности, как и промежуточных праязыков семей, не было и быть не могло. В начале исторического развития языков диффузные (неопределенные, неразличённые) праязычные состояния языковых способностей, произношения, звуков, высказываний, которые могут быть типологически сведены к очень малому числу элементов. Развитие языков состоит в скрещении разноместных и по-разному в каждый момент понимаемых диффузных способностей, элементов, представлений (не только речевых, но и рукодеятельных, письменных, которые возникли РАНЬШЕ речевых). Такое скрещение влечет за собой постепенное накопление числа элементов путем непрерывного разноместного осознания все новых и новых сторон речи и сознания, дифференциации навыков в соответствии с типовыми природными способностями носителей и принятыми по традиции типами письма. На определенной стадии скрещения становятся все более сознательными, что влечёт за собой намеренную генерализацию языков, к сведению диалектов в новый общий язык, который форматирует диалекты в единый язык. Изучение и реконструкция прежних праязычных состояний осуществляется путем сравнительного рассмотрения в словесных значениях разных языков закономерной эволюции предметов, хозяйства, общества. И только когда наблюдаются точные смысловые переклички в разных языках, к их разным языковым формам прикладывается единая типологическая схема, с тем чтобы выявить конкретные закономерности мутаций форм в каждую эпоху. Это позволяет видеть, какие типы хозяйства прошли все люди, подстраивая под них свои языки, и насколько сильно каждый язык меняется на фоне теоретически установленного древнего праязычного состояния».

Странно слышать от «философа», которым представляется Рассказов, утверждение о том, что теория есть факт. Уже одного этого утверждения достаточно для того, чтобы считать этого арбитра некомпетентным в таком разделе философии, как методология науки. Теория представляет собой рациональное обобщение фактов, причем на основе одних и тех же фактов могут быть созданы совершенно различные теории. Уже из этого следует, что теория никоим образом не может быть признана фактом. Что же касается марризма, то уже в советское время отечественное языкознание от него отошло.

«Философ» плавает в философии науки. «Тут, конечно, нет места, чтобы в деталях сравнить обе теории. Однако такое сравнение и анализ обязательно должен делать для себя каждый ученый. К сожалению, в филологии в силу превратностей нашей социально-политической судьбы господствует поддельная, утрированная идеология сравнительного языкознания.  У Марра знают всё то, что я опустил, и практически не понимают, что я изложил (к сожалению, я получал советское образование, и до сих пор не знаю Марра - увы, не только его - так, как мне самому надо, хотя 20 лет назад был уверен, что знаю, походя низвергая его злополучный марксизм в своей «Цене плана»; каюсь в своём тогдашнем пристрастии к ярому академизму). А у того же Мейе понимают и принимают всё, не зная его заведомого признания условности реконструкций сравнительного языкознания: «Путем сравнения невозможно восстановить исчезнувший язык»). В любом случае, не вдаваясь в детали, для непредвзятой оценки гипотез необходимо исходить из того, что все гипотезы имеют равное право на существование. Правильна только та, которая лучше всего согласуется с фактами».

Опять-таки, можно только поразиться наивности «философа». Он исходит из здравого смысла. А как же быть с концепциями верификации или фальсификации в философии науки? Или он не в курсе мнений Рассела, Витгенштейна и Поппера? Он изобретает собственные критерии правильности научной теории (именно одной теории, а не научной программы по Лакаташу и не научной парадигмы по Куну) - но в таком случае пусть он обкатает свою концепцию философии науки в журналах соответствующего профиля. Полагаю, что коллеги разделают его «под орех». И где гарантия того, что лет через 20 за эту концепцию «здравого смысла» ему не придётся краснеть, как теперь - за плохое понимание Мара? Ведь уже авторы концепции верификации показали, что в любой гипотезе имеются неверифицируемые следствия, так что на деле «согласование с фактами» есть весьма сложная научная проблема. Имеется явное согласование, неявное согласование, возможности согласования и т.д., так что сравнивать две гипотезы с фактами - вещь очень трудная. Я уже не говорю о том, что для этого необходим высочайший уровень научной компетенции.

«Значит нужно пристальнее посмотреть на факты, которые входят в предмет интересов академиков. И многие вещи, если на них взглянуть  в свете положений Марра, станут выглядеть совершенно по-другому. Чтобы стало заметнее тождество и различие структуры их академических сознаний, можно обобщить систему разрабатываемых ими знаний. Предмет занятий Зализняка - современный русский язык, представленный в его русских письменных памятниках разных времён (от первого известного в истории до последнего). Предмет Чудинова - современный русский язык, представленный в письменных памятниках разных систем письма (разновременных и разноместных, и в каждом времени и месте - от общепринятых систем письма до клинически-индивидуальных, мифологических)».

«Клинически-индивидуальных» систем письма не существует, хотя, разумеется, в психиатрической клинике каждый больной может изобрести свою письменность. Не существует и «мифологических» систем письма, хотя рано или поздно каждый вид письменности обрастает своей мифологией. А вот словосочетание «современный русский язык разных времен», это что-то вроде выражения «сапоги всмятку». До этого смог додуматься только Рассказов. Уже это показывает уровень его компетенции.