В.А.Чудинов

Итак, началось чтение отрывков из «Книги Велеса». Тут одному из детей, долго стоявших на солнцепеке, стало плохо; очевидно, что никаких врачей в родовом селении нет. Заметили это две женщины: мать ребенка и Малена. Несмотря на исполнение праздничной миссии, Малена прервала чтение и вывела ребенка за ограду, где и оказала ему первую помощь. Получается, что она одна должна была и вести действо, и выполнять обязанности врача. Иными словами, Малена оказала гостям помощь. Но помощь самой Малене в данном случае не оказал никто, ни селяне, ни гости.

Камлание. После чтения Малена взяла бубен, висящий на одной из открытых дверей храма, и начала камлание, исполняя роль шамана. Тут я тоже был удивлен, однако, пожалуй, неожиданностью, ибо об исполнении ритуалов славянского ведичества у меня сведений не имелось. Вполне возможно, что в древности так оно и было. Во всяком случае, археолог С.Н. Бибиков, раскапывая Мезинскую стоянку палеолитического человека на Украине, обнаружил комплекс ударных инструментов, среди которых была и лопатка мамонта, на которой я прочитал слово БУБЕН (С.Н. Бибиков. Древнейший музыкальный комплекс из костей мамонта. Очерк материальной и духовной культуры палеолитического человека. Киев, «Наукова думка», 1981, с. 80, рис. 47). Тогда можно объяснить ритуалы шаманских камланий, распространенных среди ряда народов России, заимствованием их из русской национальной культуры далеких исторических эпох.

Интересно также, что был устроен и колокольный звон с помощью трех металлических котлов, два из которых звучали в унисон, тогда как третий звучал чуть выше, мне показалось, что на большую секунду, хотя я могу и ошибиться. Ритм особым разнообразием не отличался, чередовались половинки и восьмушки. Применялись ли колокола в ведической Руси – пока не знаю, но подозреваю, что применялись. Естественно, что перед тем, как их повесили на звонницу, они располагались на земле.

Затем состоялось разжигание костров. Чтобы не загрязнять небольшую территорию святилища, дрова были положены в точно такие же котлы, как и те, которые исполняли роль колоколов, и это представлялось весьма разумным. Разжигали их детишки под однотипные приказания Малены, но опять-таки, сначала в направлении главной оси восток-запад, и лишь затем – север-юг. Костров, как и положено, было восемь, равно как и лучей на звезде, висящей над входом в храм. Потом гости образовали коло (круг) и ходили вокруг огня посолонь и против солнца, а затем образовали два меньших круга, один внутри другого, которые периодически ходили то в одну, то в другую стороны, но обязательно внешний круг вращался в сторону, противоположную внутреннему.

Пока я ходил, я пытался разглядеть камень, лежавший справа перед храмом у забора. Он был прямоугольным, светло-серого цвета, с аккуратной современной надписью; дальняя часть камня возвышалась над передней. Эта современная надпись меня не интересовала; попытка же определить возможные более мелкие древние надписи успехом не увенчалась; похоже, что более мелких надписей и не было. Но чтобы сказать наверняка, надо было тщательно осмотреть весь камень. Это все, что я успел разглядеть, двигаясь по кругу метрах в трех от этой двухметровой плиты. О том, чтобы выйти из круга и изучить камень как следует, не могло быть и речи; меня сюда пригласили не как исследователя, а как гостя, который должен ходить по кругу, и не только я, а и все присутствующие. Это как в санатории, когда отдыхающие попадают в руки массовика-затейника. Однако там на площадку для игр можно и не ходить; здесь же все были приглашены именно для данного вида деятельности. Кроме того, в ушах все еще звучали слова: В сторону храма не ходить! А из этого следовало, что, вздумай я осуществить свое желание, мне вдогонку тут же понеслось бы: к камню не подходить! Надписи не читать! А я, как и любой человек, не люблю, когда мне делают замечания, тем более, если их раздают несправедливо.

Трапеза. Но вот дорогих гостей решили усадить за столы под навесом. Это было весьма продуманно, поскольку солнышко в этот первомайский день выдалось на редкость горячим. Собственно говоря, в качестве столов использовались пни, застеленные кружевными пластиковыми скатертями (кружева скрыли отверстия в пне, и когда в одно из них поставили кружку с напитком, она тут же опрокинулась), а в качестве стульев – кругляши из березовых стволов. Всем налили медовухи какого-то весьма необычного приготовления; она была и хмельной, и сладкой, и кисленькой, напоминая морс; ничего подобного я никогда не пил, и не представлял себе, что может существовать такой совершенный напиток. Затем раздали салат из капусты (типа провансаль), и второе из картошки с грибами; на десерт был компот. Помощница предлагала также пасхальные яйца с наклеенным рисунком; за каждый она просила с гостей по десять рублей. Малена обходила всех и приветствовала, ей надо было ответить: Славлю тебя и Рода вместе с тобой. Но меня удивило, почему никто не упоминает первую русскую богиню Макошь, которая была старше Рода, и чье имя наиболее часто упоминалось на изделиях храма Рода вместе с именем самого Рода. Поэтому я ответил шире, чем другие: Славлю тебя, и Рода с Макошью вместе с тобой. Присутствующие не обратили внимания, решив, что один из гостей, то есть я, просто ошибся.

Во время трапезы Малена обратила на меня внимание присутствовавших, сказав, что я исследую славянскую историю, и что вклейка из моего интервью помещена в другую их книгу, «Обрядовые песнь-сказы». При этом она обратилась ко мне по имени-отчеству и сказала: «Уж не знаю, как вас теперь и называть, на Ты или на Вы». Я ничего ей не ответил, предпочитая, чтобы она сама нашла нужную форму обращения, но про себя отметил необычайную тонкость этой женщины: она единственная заметила, что обращение на «Ты» мне не нравится, хотя лично с ней мы ни о чем не беседовали! А я, отведав замечательной пищи, спросил ее, кто же приготовил такое вкусное угощение. Она мне ответила очень просто: «Да кто же его мог приготовить, кроме меня?» Это был не просто ответ; я услышал тут и гордость за свое умение, и сожаление по поводу отсутствия замены, и невозможность доверить это ответственное дело кому-то другому. Мы с ней, как капитаны больших кораблей на встречных курсах, обменялись дружественными гудками, и поплыли дальше. Вот с кем я бы охотно побеседовал; однако вряд ли такая беседа возможна. Даже если бы я решился еще на одну поездку в эти места, нам бы вряд ли дали возможность поговорить более десяти минут: если Малена действует и за главу поселения, и за автора книг и песен, и за жреца на празднике, и за метрдотеля при трапезе, и к тому же еще сама и повар, а также мать, воспитывающая четверых детей, то о каком свободном времени при такой нагрузке можно говорить?

Обед мне настолько понравился, что когда предложили добавку, я не отказался. Но, видимо, я ее съел не очень медленно, поскольку мне тут же принесли еще и вторую добавку. Это уже был перебор. Я еле-еле смог одолеть эту третью порцию, причем только из уважения к хозяйке, и когда встал из-за стола, то почувствовал себя весьма отяжелевшим. А тут вдруг предложили игры, например, в ручейки. Напрасно я надеялся, что буду долго стоять невостребованным – меня несколько раз брали маленькие девчушки, так что пришлось согнувшись пробираться сквозь нависшие над нами руки других пар. Хотя после сытного обеда это оказалось не очень легко, но зато весело.

Перед тем, как нырнуть под своды рук ручейка, оказавшийся без пары человек должен был пропеть частушку. Музыкальным сопровождением занимались мальчики, попеременно игравшие на гармошках. И хотя сопровождение было довольно примитивным (тоника – субдоминанта – доминанта – тоника), каждый из мальчишек уже через пять минут устал. Похоже, что они играли только на праздниках. В городе те, кто занимается в детской музыкальной школе, должны каждый день играть на музыкальном инструменте не менее двух часов, так что пять минут игры для них – совершенно неощутимы. Я вспомнил, как представители родового селения утверждали, что сами обучают детей, которые поэтому не ходят в школу. Очевидно, так же они сами обучают их и музыке. В таком случае, пока еще обучение в селении отстает от городского.

Пение и танцы. После этого нам предложили немного попеть; при этом раздали разные ударные или звенящие инструменты. Я выбрал ложку и какую-то деревянную погремушку, по которой в такт ударял ложной; у других были разного рода маленькие тарелочки и прочие ударные инструменты. Вначале пение сопровождалось музыкой из музыкального центра, потом слушали пение Малены, и ей подпевали те, кто знал слова; раздали также листочек с нотами ее новой песни; получается, что она ко всему прочему еще является поэтом и композитором селения. Затем взялись за руки и стали под музыку водить змейку по деревянному настилу.

Моим напарником с одной стороны оказался совсем маленький мальчик – вероятно, ему не было и двух лет. Но он не отставал от взрослых, и быстренько перебирал своими маленькими ножками. Детишек тут находилось довольно много, и все они с удовольствием принимали участие в празднике. Вид этой малышни меня успокоил и примирил с первыми неуютными минутами пребывания на данной земле. Что бы там ни было в отношении точности воспроизведения ведической религии или в отношении к гостям, но селяне выполняют свой долг перед нашими потомками и имеют большое количество детей. Это замечательно! Тут они находятся далеко впереди меня, а также впереди многих уважаемых людей.

Кроме того, дети тут довольно самостоятельны и быстро взрослеют. Так, на усадьбе я видел мальчишку-подростка, который вел трактор, а в прицепе на скамеечках сидели младшие детишки с весьма довольным видом. В городе такие подростки не имеют права сесть за руль транспортного средства, а здесь, видимо, паренек чувствует свою полную ответственность за доверенные ему маленькие жизни.