В.А.Чудинов

Но ко времени моей дешифровки я уже знал причину, которую и описал ниже: «Надпись гласила ЗЬНСЛТ. Я понял, что это -  не буквы, а знаки руницы, и прочитал ЗЕРЕНЪ СЬ ЛЕТА или ЗЕРЬНЫ СЬ ЛЕТА. Тут мне стало понятно, почему археолог ничего не стал говорить об этом: ему тоже было ясно, что это не буквы, но что это могло быть еще - ему обсуждать не было смысла, ибо втягиваться в сомнительные дискуссии о якобы иной письменности на Руси ему было ни к чему. Проще было промолчать. И он промолчал. Но с этого момента (а это произошло в середине июня 1994 года) и археологи перестали быть для меня авторитетом. Более того, они для меня разделились на "молчальников" и "охальников". Первые просто ничего не говорили о каких-либо неизвестных знаках, а если они и встречались, то при фотографировании тень падала на них так, что обычный взгляд ничего не обнаруживал. Так, например, поступал Б.А. Колчин или тот же М.К. Каргер (к счастью, оба были в этом отношении непоследовательны). Другие, как, например, А. В. Арциховский, очень сердились на нечитаемые знаки и придумывали им разные объяснения, например, "проба пера" или "машинальные чертежи во время скучных лекций". Т.Н. Никольская не сердилась, но относила нечитаемые знаки к чужим письменностям, отчего родные изделия объявлялись предметом импорта, например, грошевые глиняные иконки. Е.А. Рыбина пошла еще дальше и объявила нечитаемые знаки хаус- и хофмарками наподобие немецких. В этом она следовала за А. Котляревским, объявившим в небольшой брошюре на немецком языке "Археологические стружки" (Дорпат, 1871) кресты Изборска и подобные начертания "знаками собственности". Это был очень удобный способ, чтобы "охальники" стали "молчальниками", но под благовидным предлогом: знаки собственности не имеют чтения. Шире всего такой благородной "фигурой умолчания" воспользовался Б.А. Рыбаков, узаконивший ее в свое статье 1940 года. После него и остальные археологи перестали комментировать обнаруженные на находках знаки».

В связи с этим мне вспоминается любопытный казус, случившийся года через два после публикации книги, когда я оказался в МГУ на историческом факультете на кафедре археологии В.Л. Янина; семинар по Новгородским находкам вела профессор Е.А. Рыбина. Когда она узнала мою фамилию, она страшно испугалась. И было от чего: нечитаемые знаки оказались написанными не немецкими рунами (то есть, не хаус- и хоф-марками), а русской руницей. И она решил, что я пришёл ее опозорить. Но я воспитан не так, чтобы кого-то разоблачать публично. Если ей нравится ее версия, пусть она при ней и остаётся. Но только я для себя понял, что она морочит студентам голову. И что я для археологов - как бельмо на глазу. Принять мою точку зрения они не могут (получится, что они говорили студентам неправду в течение десятилетий), а моя позиция пока еще не похоронена в науке. Во всяком случае, «спецназ» из сетевых хулиганов со своей задачей по выведению меня за черту науки явно не справился. И я при желании могу опорочить чтения якобы «германских рун» на артефактах любого из них.

Рис. 3. Изображения на браслете и на светильнике и моё чтение надписей

Полуявные изображения: узор. Здесь, как упоминалось выше, я приступил к чтению узоров. Этому чтению предшествовало такое рассуждение: «Тут я должен на некоторое время остановиться и поразмышлять о проблеме узора. С моей точки зрения, узор - это просто стилизованное изображение либо формы предмета (например, растительный узор), либо, к чему я подвожу читателя, формы письменных знаков, образующих осмысленный текст. Археологи пока привыкли к первому, и совершенно не предполагают наличие второго. Я же в данной книге демонстрирую как раз текстовую основу многих русских узоров (особенно наглядно это видно в главе, посвященной украшениям). Иными словами, с моей точки зрения творцы узоров их вовсе не изобретали, а просто округляли до степени узора привычные письменные знаки. И это гораздо проще, чем придумывать немыслимые завитушки. Особенно похожими на знаки руницы мне показались узоры на браслетах, опубликованные двумя украинскими исследователями, со статьей которых я познакомился в апреле 1994 года. Тогда меня просто привлекли сами рисунки, теперь я в состоянии их прочитать.

Получается слово РУЧИЦЫ, которое мне известно не было. Но оно не известно и другим ученым, поскольку вышло из употребления; а означает оно БРАСЛЕТЫ. Так я столкнулся с тем, что чтение "узоров" может дать новые для нас, но когда-то существовавшие в русском языке слова. Так что применение созданного мной на основе других чтений силлабария привело к ощутимому результату: к выявлению нового древнего слова и к пониманию его смысла. В данной книге таким словам я посвятил отдельную главу, и этот раздел помещен сразу же за данным. Но тут важно то, что впервые получился результат, неизвестный моим коллегам-эпиграфистам; следовательно, руница может давать новую информацию, отсутствующую в кирилловских текстах.

С этого момента мое чтение надписей переходит из одного из хобби в мою новую профессиональную деятельность, связанную с обработкой текстов, написанных руницей. Теперь для меня важным становится многое: материал письма, мотив обращения автора надписи к рунице, а не к кириллице, общая композиция надписи, ее размещение на археологическом памятнике. До некоторой степени получается, что я знаю и я могу вычитать больше того, что знают и могут вычитать эпиграфисты-историки, и, следовательно, как это ни парадоксально, профессионалом становлюсь и я. Сначала я этого не осознал, но, после того как я перешел к чтению смешанных текстов и невольно забрел на территорию, на которой до меня спокойно паслись такие весьма уважаемые мной коллеги, как А.А. Медынцева, Е.А. Мельникова, Т.В. Рождественская, мне вдруг бросились в глаза их очевидные промахи, которых ни они сами, ни их коллеги прежде не замечали. Эти промахи были вызваны незнанием руницы, неучетом ее присутствия в текстах и иногда вели к совершенно произвольным трактовкам документов. В этих случаях для меня наши роли поменялись. Теперь мне их чтения стали казаться фантастическими, а их претензия на научную трактовку некоторых видов документов (например, надписей на гривнах или восточных монетах) - просто анекдотичной. Разумеется, я вполне разделяю уважение и признательность к этим исследователям, когда они вводят в научный оборот новые эпиграфические памятники и дают их первоначальное чтение и толкование. Тут у меня претензий нет. Нет замечаний и по части чтения очевидных и простых текстов. Но сложные тексты (хотя тоже не все) в их трактовке, иногда становятся просто неузнаваемыми. Кроме того, у меня появились претензии и к археологам по поводу прорисей при публикации ряда археологических памятников - она явно недостаточна и в некоторых случаях просто скрывает существующие надписи» [1:36].

Подсвечник из Новгорода. На этом же рис. 3 я изобразил подсвечник из Новгорода. Сопровождавший его текст был таков: «Первым словом, которое я смог прочитать вполне самостоятельно, было название подсвечника из Новгорода; это случилось в 1992 году. Поэтому я вначале приведу картинку - как фрагмент целой серии рисунков из московской газеты Аль Кодс за 1994 год, где я поместил свою самую первую статью о дешифровках, а потом расскажу о том, что за вещица попала в мое поле зрения, насколько легко было найти на ней надпись, и как эта надпись стала постепенно читаться и пониматься. Естественно, что сразу ничего не получается, и для того, чтобы начать читать руницу, нужны были достаточно простые тексты. Они мне попадались, но никогда не было уверенности в том, что я читаю правильно. Вот если бы надпись совпала с назначением предмета, тогда другое дело: я бы понял, что нахожусь на верном пути и что чтение проходит как надо. И на примере новгородского подсвечника счастье мне улыбнулось - я нашел, что искал.

Вообще говоря, я давно имел пристрастие к приобретению археологической литературы, и когда начал интересоваться славянским слоговым письмом, решил пошарить у себя по сусекам и поискать какие-либо изображения с непонятными знаками. Но таких изображений долго не попадалось. Позже я понял, почему: археологи публикуют только то, что вполне понятно, а подпись под рисунком типа "изображение найденного предмета с непонятными знаками" весьма травмирует самого исследователя. Такое ему можно простить только тогда, когда речь идет о какой-то вновь открытой археологической культуре, где остается еще много загадочного; но когда публикуется изображение какого-нибудь бытового предмета средневековой Руси, вполне узнаваемого и знакомого, то говорить о "загадочных знаках" на нем - значит расписываться в некоторой профессиональной неполноценности. Неужели же всего 200-300 лет назад простые русские люди знали то, чего не знает нынешний доктор исторических наук? Это как-то не укладывается в сознании. Да и никакой докирилловской системы письма на Руси, если верить маститым академикам, не было.

Итак, листая юбилейный сборник, посвященный 50-летию раскопок в Новгороде, на с. 215, я наткнулся на фотографию деревянного подсвечника XIV века, обнаруженного в раскопе на улице Кирова. В тексте на с. 216 он даже не был упомянут, хотя названы предметы, чьи фотографии были размещены рядом - три железных светца и "интересный глиняный светильник". Деревянный подсвечник, следовательно, никакого интереса не вызвал и прокомментирован не был.

Сама фотография привлекла мое внимание тоже не сразу - темная, где подсвечник был нарочно освещен с боков так, чтобы тень падала на центр изображения, на саму надпись. В наши дни компьютерная техника позволяет мне дать точную репродукцию этой фотографии. При этом я ее по возможности осветлил, чтобы можно было видеть хоть сколько-нибудь надпись. Но все равно, надпись скорее угадывается, чем видится. Так что авторы статьи поступили мудро: и фотографию дали, чем избавились от возможных упреков в замалчивании данной находки, и ничего о ней не сообщили, чтобы не обсуждать наличие на ней нечитаемых знаков. Поэтому для моей первой статьи я перерисовал изображение от руки и от руки же нарисовал знаки.

Позже я уже применил сканирование, но, еще не вполне владея возможностями компьютера, внутри изображения как мог расчистил площадку от густой тени и от руки нанес надпись. Получилось четче, чем при рисовании на бумаге, но не совсем так, как мне хотелось бы видеть данный предмет, если бы фотография была нормальной. На этот раз я написал в статье следующее: «На рис. 5 изображены три светильника, то есть лампы, в которые вставлялся фитиль с глиняной основой, а в эти деревянные сосуды заливалось масло. На левом из них можно прочитать надпись СЬВЕТИЛО, то есть СВЕТИЛЬНИК, а на двух других - ЗАЛИТЬ и ЗАЛИТЬ МАСЛА. Заметим, что слоговые знаки тут часто соединяются вместе, образуя лигатуры, а внешний вид их довольно своеобразен, напоминая кресты, углы и прочие угловатые фигуры. Это - так называемый «колючий стиль» новгородского слогового письма»[1:58-61].

Рис. 4. Проколки (шила), которые назывались раньше по-русски  ЖАЛЕВО