В.А.Чудинов

Я как клеветник. Напомню, что под клеветой понимается распространение заведомо ложных сведений, порочащих чью-либо репутацию. Здесь Павел Владимирович предельно собран и все пункты моей «клеветы» тщательно нумерует. Что же, посмотрим и на это непредвзято.

Удивительно, но этих нумерованных пунктов тоже... 13. Если в рисунках он еще взял какое-то число наобум, что можно понять, как «бес попутал», то теперь его выбор сакрального числа был совершенно осознанным и определенным. Ну что ж, у каждого свои пристрастия. Я, например, предпочитаю семерку. Оказываются, существуют и любители «чертовой дюжины».

1. «Обыкновенное редактирование и небольшое сокращение он называет «саботажем» (с. 173). Никто не «замалчивает» творчества Чудинова. Более десятка его монографий (они перечислены выше) представлены на полках крупнейших магазинов России. И я в издании Маша сделал вполне корректные ссылки на эти труды» (ТУЛ, с. 30).

Всё просто великолепно: я говорю о том, что П.В. Тулаев выбросил все мои дешифровки рисунков из книги А.Г. Маша, а он мне отвечает, что он сослался на другие мои работы. Иными словами, в огороде бузина, а в Киеве дядька. Другие мои работы были напечатаны другими издателями, и там никто ни одной моей дешифровки не изъял. А работал я над книгой Маша вовсе не для пропаганды других моих книг, а именно в качестве поиска новых доказательств подлинности фигурок храма Ретры. Я эти новые доказательства нашел, а П.В. Тулаев их изъял. И назвал это «обыкновенным редактированием».

В связи со сказанным мне вспоминается, что как-то П.В. Тулаев заказал мне небольшую заметку о Матее Боре для своего журнала. Я ее написал, выразил свои наблюдения, и, естественно, подписался как автор. Каково же было мое удивление, когда в его журнале она пошла под его фамилией! То есть, внутри он, ссылаясь на меня, пересказал ее содержание, но ведь это было не интервью, а именно моя работа. И из данной статьи уже не было понятно, что идет от меня, а что от Павла Владимировича. Вот таков он как издатель.

Что ж, идя ему навстречу, готов назвать его операции над моими дешифровками тем словом, которое он выбрал сам: «редактирование по Тулаеву». То есть, их изъятие.

2. «Чудинов видит в критике своего метода происки «противников теории древнеславянской цивилизации» или даже «союзников её врагов» (с. 172). При этом он сравнивает меня, достаточно известного деятеля международного славянского движения, автора книги «Венеты - предки славян» и многих публикаций в защиту славянства, - с известным филологом И. Ягичем» (ТУЛ, с. 30). Что-то не пойму претензий П.В. Тулаева - одного известного слависта я сравниваю с другим - не просто «известным», а одним из авторов «Энциклопедии славянской филологии», на чьих трудах воспитывались поколения славистов. По количеству трудов академик Иван Ватрослав Ягич намного превосходил Павла Владимировича. На что тут обижаться? Славы у Ягича среди славистов было гораздо больше, чем у Тулаева. И научных заслуг гораздо больше. Таким сравнением следует гордиться.

«Он (Чудинов) пишет: линия И.В. Ягича на истребление славянских древностей при публикации книги Маша в действиях Тулаева возобладала над здравым смыслом» (с. 186). В этой фразе заключён особый цинизм, ведь именно мне принадлежит инициатива переиздания фундаментального труда идеолога славянофильства Ю.И. Венелина «Древние и нынешние Словене», где я особое место уделил критике Ягича, пытавшегося дискредитировать заслуги Венелина» (с. 19)» (ТУЛ, с. 30). Но ведь И.В. Ягич тоже был славянином, и тоже очищал славянское наследие от всяческой фальши. Он считал самих божков Ретры немецкими фальсификатами XVIII века, и пока никто, кроме меня, не дал никаких новых данных в защиту подлинности этих фигур. Я же в моих дешифровках нашел на них надписи руницей и протокириллицей, чего не могли знать никакие фальсификаторы; не знал этого и Ягич. Для филологов книга А.Г. Маша давно известна и прочитана, они хорошо читают по-немецки, и выпуск этой книги на русском языке для них ситуацию нисколько не меняет. Другое дело, если бы они нашли новую систему доказательств, которой я снабдил эту книгу. Но именно мои доказательства и были опущены Тулаевым. Так что никакого цинизма в моем утверждении нет - в силу незнания эпиграфики Тулаев увидел в моих дешифровках не доказательства подлинности фигурок Ретры, а «фантазии Чудинова». И поступил, возможно, и не задумываясь об этом, как сторонник и продолжатель дела И.В. Ягича. Ибо одно дело субъективные взгляды Тулаева на Ягича, и совсем другое - его объективные поступки как редактора. Как известно, и футболисты забивают голы в собственные ворота. А тут именно такая ситуация.

«И разве не под моей редакцией изданы «Сокровища Ретры», подлинность которых я никогда не отрицал? Вся моя деятельность - это апология России и Славянства, и никакая клевета не может принизить этот объективный факт» (ТУЛ, с. 30).

В этой фразе намешано очень много разных сюжетов, что требует их раздельного рассмотрения. Что значит «под моей редакцией»? Если говорить о привлечении переводчика, создании проекта, порядке размещения статей книги Маша, общем просмотре текста - то да, в качестве ответственного редактора именно так. Если же говорить только о тексте Маша в том виде, который мне представил А.А. Бычков - то нет, здесь в основном был мой труд. Однако дело даже не в этом - «не отрицание подлинности» сокровищ Ретры ответственным редактором переводной книги - вовсе не аргумент для филологов и историков в пользу признания сокровищ Ретры подлинными. Вот нахождение на них славянских текстов, не известных даже Машу - это весьма серьезный аргумент. А апология России и славянству - тоже не аргумент, ибо противники книги Маша, сторонники Ягича, не меньшие патриоты России и Славянства, чем Павел Владимирович, а научных заслуг у них может быть гораздо больше. Опять происходит подмена тезиса со стороны Тулаева: забив гол в собственные ворота, он силится убедить болельщиков: «я же патриот своей команды»! Но только кто же ему поверит?

Теперь о якобы клевете с моей стороны: клевета есть уголовное деяние, а приговор имеет право выносить только суд. Так что Павел Владимирович показывает нам не только, что он большой корифей в науках и в книгоиздательском деле, но, по совместительству, еще и народный судья. И еще не слушая дела, он уже меня называет преступником - клеветником.

Кстати, в отличие от клеветы, которая имеет свои уголовно-процессуальные признаки, патриотизм и апология России и Славянства таких четких рамок не имеют. Скажем, издание украинской националистической газеты Родноверов, где украинцев призывают создавать свою этническую религию, отличающуюся от русской, можно считать апологией славянства, а можно - и предательством национальных интересов России. Это - как посмотреть. Так что научно подтвержденного «объективного факта» служения П.В. Тулаева интересам России пока нет - имеется только его горячая вера в него. А то, чего нет, нельзя ни принизить, ни возвысить. Совершенно независимо от того, что говорит Чудинов по поводу книги Маша.

3. «Не соответствует истине утверждение Чудинова о том, что якобы он «был основателем этого проекта» (с. 163). Он не стоял у истоков замысла издания книги «Сокровища Ретры». Инициатором проекта, как было уже сказано, выше, не позже 2002 года был переводчик А.Г. Маша - А.А. Бычков. Мой договор с Бычковым об издании серии был заключен 1 мая 2003 года, а первая версия макета с уже набранным переводом Маша была передана мной Чудинову лишь в 2004 году» (ТУЛ, с. 31). Постоянно поражаюсь многогранности талантов Павла Владимировича - теперь он нам демонстрирует свойства ясновидящего, который знает, кто стоял у истоков замысла издания книги «Сокровища Ретры». Замысел, как известно, рождается в голове, а не на бумаге; а бумажный вариант замысла Тулаев совершенно верно называет «договором». Договоры проверяемы, замыслы - нет. Однако у меня есть научный дневник, куда я перерисовывал надписи и делал переводы книги Маша. Они датированы 23 марта 1993 года - тогда и появился мой замысел издать книгу Маша на русском языке. Более чем за десять лет до Бычкова. Но в ХХ веке мои издательские возможности были очень слабы. Позже я вел переговоры и с владельцем одного холдинга об издании этой книги в 2004 году, но тогда он еще только организовывал издательство. Так что наши проекты шли параллельно, только я не посвящал Тулаева в свои. Его проект на пару месяцев опережал мой, и очень подкупало то, что перевод Бычкова уже существовал. Но если бы я знал, сколько времени мне придется потратить на его правку, я бы лучше сделал собственный перевод. Получилось бы точнее. Так что опять Павел Владимирович вещает не истину, а свою точку зрения. В отличие от него, точку зрения моих оппонентов я не считаю клеветой. Это - обычное незнание ими ситуации. Что и отличает Павла Владимировича почти во всех пунктах.

«Когда Чудинов пишет, что с Бычковым у него «разногласий не было, он мне их не заявлял» (с. 180), он снова лукавит. Просто Алексей Александрович не хотел встречаться и даже лишний раз говорить по телефону с Чудиновым. Бычков с самого начала проекта занял, мягко говоря, скептическую позицию по отношению к комментариям Чудинова» (ТУЛ, с. 321). Так в чем же состоит мое лукавство, если сам Тулаев подтверждает, что Бычков мне не звонил и ничего не говорил о своем скепсисе? Об этом мне говорил только Тулаев, однако, зная обыкновение этого издателя, мягко говоря, искажать ситуацию, я не очень-то верил в этот односторонний пересказ позиции человека, который не являлся участником нашего проекта. Даже если Бычков был чем-то недоволен, это было мнение лица постороннего, с которым меня ничего не связывало. И я уверен, что его претензии были совсем не столь сильны; во всяком случае, я бы всегда смог объяснить ему свою позицию.

4. «Решение об издании не было «устной договоренностью», как это голословно утверждает Чудинов, где ему якобы была предоставлена должность «научного редактора и автора научных примечаний с рисунками (с. 166). Договор несколько иного содержания был письменно подтвержден двумя документами, копии которых имеются в нескольких экземплярах и будут выставлены в Интернете. П.В. Тулаев был изначально утвержден решением Комиссии в качестве главного редактора всей серии «Славянские древности» (ТУЛ, с. 31-32). Интересен оборот речи Павла Владимировича, что П.В. Тулаев был изначально утвержден решением Комиссии в качестве главного редактора всей серии «Славянские древности». Вся Комиссия на тот момент состояла из меня и него. А из самого документа, названного РЕКОМЕНДАЦИЯ (а не РЕШЕНИЕ), видно, что 1) данная серия была рекомендована, причем от моего имени и 2) что П.В. Тулаеву было выражено доверие в качестве издателя и главного редактора данной серии. И подписано мной.

Замечу, что понятие РЕКОМЕНДАЦИЯ не подразумевает непременного исполнения, а лишь обозначает предпочтение, действующее строго ограниченное время, например, на 2003 год. Да и то при прочих равных условиях. При изменении условий предпочтения могут измениться. А Павлу Владимировичу Тулаеву в моем лице было выражено лишь доверие на тот же период времени; я его издателем и главным редактором серии не назначал. Иными словами, я ему просто доверил начать собирать серию и заняться изданием книг. Но не больше. И именно Я ЕМУ, а не ОН МНЕ. Так что выражение Тулаева «ему «Чудинову) якобы была предоставлена должность звучит комично: я брал Тулаева в Комиссию, и я ему доверил право заняться издательской деятельностью, а не он мне предоставлял какую-либо должность. Естественно, что если бы возникла иная необходимость, более позднее решение Комиссии могло быть иным. При этом данная рекомендация не была пролонгирована в 2004 году, да и не предполагала какой-либо пролонгации, и именно поэтому условия пролонгации в ней не были оговорены. Так что моё утверждение о нашей договоренности было как раз не голословным, а подтверждено рекомендацией Комиссии за МОЕЙ подписью. Судя по тому, как горячо П.В. Тулаев берется за издание серии, я тогда полагал, что он с ней справится. Я еще не знал, что всё свое свободное время он тратит на приработки в качестве издателя-надомника, и что он параллельно издает и журнал, и газету, и еще несколько «левых» монографий. А это уже неподъёмно для одного человека. Поэтому, если бы он ко мне обратился за подобным документом через год, я бы ему его не дал.

«Вопросов по поводу моей должности «ответственного редактора» при заключении частного договора не вставало, ибо к тому времени я с успехом издал уже более двух десятков книг и журналов» (ТУЛ, с. 32). Каково качество Павла Владимировича как издателя, видно по уже цитированной его брошюре, где к тому, что с обложки ушло одно слово из заглавия, можно добавить отсутствие указаний на ее тираж и на дату ее подписания к печати, а также обозначения типографии. Данный полиграфический шедевр очень напоминает выпуски «Самиздата». Поэтому его аттестации себя как издателя, который публикует книги и журналы с успехом, я бы не поверил. А «частного договора» в письменном виде с распределением ролей вовсе не было, и мы его не заключали. Был лишь весьма расплывчатый «Договор о намерениях», где ни за кем никакие должности не закреплялись.

«Мне, действительно, помимо исследовательской работы, пришлось уделить некоторое внимание разработке сложного макета Маша, однако корректором и техническим редактором вёрстки была Елена Шеломенцева. И вообще непонятно, зачем академику четырех академий стремиться получить должность редактора, даже научного? Ведь это формальное понижение его статуса» (ТУЛ, с. 32). Итак, П.В. Тулаев, как бы нехотя, сознается в том, что макет был сделан им, а огрехи в тексте и рисунках проверяла Елена Шеломенцева. И ни словом он не обмолвился о научном редактировании со стороны своей супруги, чем подтвердил мое предположение, что его и не было. А мое научное редактирование, дескать, и вообще было ненужно, это как бы понижение моего статуса.

На самом деле то, что мне предложил А.А. Бычков, издавать было стыдно. Все свои предположения и реплики, найденные им иллюстрации, он вставлял в текст А.Г. Маша. А поскольку переводил книгу тоже он, то вычленить его вставки из текста Маша было возможно только путем пословного сопоставления русского текста с немецким. В ходе ее выполнения выяснилось, что Бычков переводил отдельные места очень посредственно. Это была огромная работа, которую я Тулаеву доверить не мог, ибо, как я показал выше, Тулаев вообще не заглядывал в немецкий текст. Он мне сообщал, что владеет испанским и английским, но о немецком не говорил ничего, и я подозреваю, что этого языка он на должном уровне не знает. Согласен, что научное редактирование ниже моего статуса. Но, поскольку его выполнить кроме меня было некому, а я его, затратив огромное время, все-таки сделал, и выправил текст до уровня приемлемого чтения, я надеялся, что буду упомянут именно как научный редактор. Однако мой интеллектуальный труд был присвоен Галиной Лозко. Впрочем, возможно, она этого и не знала.

5. «Претендуя на роль научного редактора, Чудинов заявляет, что Тулаевым была помещена фамилия Галины Сергеевны [Лозко], не имевшей никакого отношения к данной работе (с. 170). Это откровенная ложь, перечеркивающая официальный Договор от 9 июня 2004 ода, записанный рукой моей уважаемой супруги, где в первом абзаце говорится: «Мы, В.А. Чудинов, П.В. Тулаев, Г.С. Лозко договариваемся о совместном издании книги А.Г. Маша «Богослужебные предметы ободритов» на русском языке в переводе А.А. Бычкова с его комментариями. Таким образом, Г.С. Лозко - один из законных участников проекта, а не «совершенно постороннее лицо», которое, по клевете Чудинова, якобы занимается «присвоением чужой интеллектуальной собственности». После предварительной работы академика мы вычитывали книгу Маша еще минимум пять раз. Кроме того, Галина Сергеевна, не ожидая такой наглости, письменно отблагодарила В.А. Чудинова в своей новой монографии «Пробуждена Енея» за предоставление ей сербского варианта «Велесовой книги» и упомянула его труды в списке библиографии» (ТУЛ, с. 32).

Опять тут намешано несколько сюжетов. Начну с последнего. Ссылки на работы предшественников вовсе не являются формой благодарности в науке, а показывают, насколько автор монографии находится в курсе текущей литературы. Похоже, что этого простого положения ответственный редактор не знает. Далее, договор о намерениях вовсе не означает, что все пожелания были реализованы: кто-то из участников мог заболеть, или не выполнить свой участок работы по каким-то иным причинам, его мог заменить еще кто-то и т.д. Поэтому добрые пожелания свидетельствуют лишь о том, что Г.С. Лозко была в курсе дела данного проекта. Ну, так ее участие в какой-то роли я и не отрицаю. Например, в роли секретаря издательства, составившего договор о намерениях. Опять Павел Владимирович путает желания с делами, мир проектов с реальным миром.

Выражение «мы вычитывали» очень похоже на «мы пахали»; тут совершенно не обозначена роль каждого, и вообще не говорится о редактировании. Корректор тоже вычитывает текст, и даже иногда убирает лишние слова; это означает минимальное художественное редактирование, но не более того. И именно к нему или к деятельности любого другого художественного редактора относится термин «вычитка». Научный редактор текст не «вычитывает», а «правит». А поскольку я издал уже более десятка книг, я знаю, что такое «правка» и какие долгие, в иногда и острые беседы приходится вести с научным редактором. Между тем, Г.С. Лозко ко мне ни разу не обращалась ни с одним вопросом ни по телефону, ни при моем посещении Тулаева, ни в оригинал-макете в письменном виде; в ряде случаев ее вообще не было в Москве, поскольку она жила в Киеве. ТАКОГО научного редактирования у меня не было ни разу в жизни. НИ ОДНОГО КОНТАКТА ПО ПОВОДУ ТЕКСТА МАША, который, как уверяет П.В. Тулаев, вычитывался пять раз, означает либо 1) что текст был принят от меня в безупречном состоянии, так что Лозко было просто нечего мне сказать (в это трудно поверить), либо 2) текст научно не редактировался после меня никем, а лишь поверхностно просматривался самим Тулаевым в плане его стилистической правки. Тогда, действительно, никаких научных проблем решать не приходилось, и звонить мне, чтобы выяснить те или иные мои мотивации не было нужды. Но оригинал-макета я в глаза не видел, а со всеми художествами Павла Владимировича познакомился уже в готовой книге. Так что я Тулаеву, как мы видели выше, оказал доверие от лица Комиссии, а он мне - нет. С предоставлением оригинал-макета он постоянно тянул, и, в конце концов, мне его так и не представил, то есть, называя вещи своими именами, меня обманул. Именно для того, чтобы опубликовать то, против чего я стал бы возражать. Так сказать, ввёл это явочным порядком. Так что обман - с его стороны.